«Заработали мы 1 400 рублей» – как летом подрабатывали наши родители

Я училась в мединституте и практику в разных больницах Минска проходила каждое лето. Но самой запоминающейся стала работа в Узбекистане после 4-го курса в 1986 году. В Узбекистане тогда врачей не хватало, и мы были включены в составы больших групп, которые отправляли туда для помощи. Практика такая была необязательной, и я поехала просто потому, что подумала: «Ну когда я еще смогу посмотреть Узбекистан?!»

2 месяца в Иштыхане – небольшом городе недалеко от Самарканда – я была педиатром. Почти каждый день вела прием вместе с переводчиком, а в первом же письме домой попросила выслать все мои конспекты: разница между работой в Минске под присмотром опытных врачей и там самостоятельно очень чувствовалась. Врачами там в те времена были только мужчины, довольно квалифицированные, но их не хватало. В Иштыхане мы считались уважаемыми людьми и почти все свободное время проводили на свадьбах в качестве почетных гостей.

Заработали по тем временам мы достаточно, но на что я потратила эти деньги, уже не помню. Зато помню, что везла оттуда целый чемодан книг – страшно дефицитные у нас «Над пропастью во ржи», «Унесенные ветром» и «Овод» лежали в книжных магазинах никому не нужные.

У нас в инязе была такая система со стройотрядами: после первого курса можно было поехать поработать в Беларуси, после второго – куда-нибудь подальше, например в Карелию, а уже после третьего был самый почетный стройотряд в Сибирь. Поехать в такой стройотряд было престижно, к тому же там можно было неплохо заработать.

Так я на два летних месяца поехал в поселок в Тюменской области. Мы работали на стройке бетонных дорог и промышленных зданий. Развлечений особых не было – работали как черти и на выходных обычно отсыпались. Алкоголь там не продавали – привозить его надо было с материка. За все 2 месяца мы выпили всего 2 раза: один раз по какому-то торжественному поводу с разрешения начальника и второй – прямо перед отъездом. Места там очень красивые, тайга, но фактически одни строители там и живут. Нам рассказывали, что, когда геологи пришли в Лангепас, коренные жители подожгли тайгу и ушли.

Заработали мы по тем меркам очень приличные деньги – 1 400 рублей, для сравнения стипендия у нас тогда была 120 рублей. Я эти деньги положил на книжку, а после пятого курса мы на них сыграли свадьбу.

Поездки в стройотряды были необязательными, но считалось, что ты не студент, если ни разу не был в стройотряде. Летом 1978 года мы ездили в Молдавию на сбор урожая. Железнодорожный состав в Тирасполь формировался в Минске из 15-16 вагонов, в нем ехали только студенческие отряды. Народа было много, так что иногда приходилось спать на 3-й полке.

Наш отряд назывался «Ветразь», и у нас у всех была стройотрядовская форма защитного цвета, похожая на полевую форму у военных. Было модно наносить на спину эмблему своего отряда, а в конце сезона вообще расписать ее всю – так, как сейчас расписывают майки футбольные фанаты.

Работали мы в колхозном саду «Память Ильича», собирали черешню, абрикосы и персики. Там было безумно красиво, и фрукты, конечно, никто не считал – наелись их вдоволь. Заплатили нам немного, те наши одногруппники, которые ездили на сбор льна под Оршей, заработали больше. Зато я помню, что мы увозили с собой домой по ящику с персиками.

В стройотряд ездили не столько ради денег, сколько потому, что это было престижно. Я была комсомолкой и всегда в первых рядах, сейчас про это забавно вспоминать, но тогда поездка в стройотряд даже не ставилась под вопрос.

После третьего курса я работала в пионерлагере «Строитель» под Борисовом. Была воспитателем на замене, то есть работала в разных отрядах. Самой интересной в лагере была ночная жизнь. Дело в том, что в окрестные лагеря приезжали студенты разных минских вузов, а еще неподалеку служили курсанты, поэтому молодежи было очень много: студенты БГУ, медицинского, педагогического, курсанты, офицеры. Мы в лагере укладывали детей спать, оставляли одного человека дежурить, а сами убегали на дискотеку и приходили только под утро.

У меня тем летом было 4 ухажера, и для одного из них история закончилась печально. Уходить на ночь, естественно, было запрещено, и это иногда проверяли начальники лагерей или представители профкома. Его отсутствие засекли и исключили из меда.