«Как хипстерский район в Лондоне». Москвичка несколько дней была в Минске – и сделала неожиданные выводы

Из Москвы всегда было модно сбегать. В старших классах школы все романтичные барышни и андеграундные юноши стремились в Петербург. В начале 2010-х пришла мода на Киев. А теперь каждый уважающий себя москвич должен хоть раз в год слетать в Грузию. Хотя есть еще один отличный вариант – и первым же июньским вечером я стартую в братскую страну, дотянуться до которой можно всего за девять часов в поезде. 

Три дня на самом старте лета-2017 Минск воспринимается через призму всех возможных органов чувств, укладывается куда-то между ребер и ощущается теперь внутри мягко звучащим «Нямiга», свистящим «Свiслач», дробленым «Не-за-леж-нас-цi».

Минск контрастный, как местная погода: здесь то пробирающе холодно, то испепеляюще жарко, и между свитером под зимней курткой и сожалением об упущенных шортах – неполные 24 часа. Он бросается в глаза старыми зданиями и молодыми людьми – одинаково красивыми, которых хочется снимать на полароид, моментально отпечатывать реальность на черных квадратах. 

«У вас так чисто», – я не успеваю выдать самое типичное первое впечатление, как меня тормозят дружеским: «Ой, только не начинай!» – и утаскивают вглубь города. Где, конечно же, все так же чисто, но остальные стереотипные и часто устаревшие представления почти не работают. 

У стен «Крышталя» пахнет дрожжами, а в костеле святого Симеона и святой Елены – ладаном. В парке Челюскинцев город скрипит цепями советских качелей и шуршит под пальцами грубым картоном, в который заворачивают книги в «Сне Гоголя» – так красиво, что их даже неловко разворачивать и читать.

Центральные и не очень районы кормят самыми модными бутербродами города из «Лаўкі» и шаурмой размером с ребенка на Кульман. Они же поят литрами кофе, бесплатным виски в бутылке из-под колы на вулiцы Герцэна и грогом, за который не хотят брать денег в баре на Зыбiцкай. 

Милейшие граффити и красный кирпич на Кастрычнiцкай напоминают лондонский хипстерский Шордич и северный Манчестер одновременно. Джентрификация ползет по земле от заводских кварталов в самые разные стороны и потихоньку пускает корни в фундамент сталинского ампира.

Еще одна характеристика молодости города: не только в свежих и юных лицах, но и в новеньких местах с иголочки. Они оттеняют памятники Ленину, бросаясь в глаза яркими красками уличного искусства, и вытесняют «совковость» спокойной вежливостью барменов. 

Я перемещаюсь по городу марш-бросками: от центральных площадей до самых окраин, почти всегда – под присмотром местных друзей, которые относятся к городу не с абсолютной любовью, но с безусловной нежностью. 

И в итоге выдаю рекордное количество благодарностей и «у вас так здорово», потому что за уикенд Беларусь хоть и прокуривает меня на набережной рядом стоящими болельщиками, смотрящими футбол на большом экране, но одновременно стряхивает с плеч московскую пыль, крепко обнимает на прощание и отпускает с незримым клубком тепла где-то в солнечном сплетении. 

Три дня Минск быстро ходит и медленно катит на метро, врезается в подошвы кед брусчаткой и звонко смеется мне в уши белорусским акцентом. А еще поет – музыкантами на площадях, cover-группами со сцен фестивалей, великими артистами из колонок баров и собственных наушников. 

По итогам выходных я оставляю страницу текста в кофейне Stories, где крутят винил, мелочь в кофрах уличных артистов, пять рублей с копейками в кармане и немного собственного сердца в местном воздухе. 

Минск, ты славный. Спасибо.