«Тихое время в Германии – с 22:00 до 06:00. Когда сосед-немец завел, что слишком громко хлопаю дверью, я показал часы и послал». Почитайте откровения беларуса, живущего в Берлине

Эмиграция – как выставка собак, важен экстерьер

Ясное дело, по пути из Киева в феврале двадцать второго я об этом не думал. Только после, уже в Берлине, понял, что хорошо готов к эмиграции. Давно исправил прикус, хоть и пришлось удалить обе «четверки», и разучил улыбку на сто киловатт. В Америке, там я тоже жил, меня научили улыбаться быстро. Из-за гравитации мой рост теперь сто девяносто три, но пока хватает. Если пить поменьше, то видно, что глаза у меня голубые, а кожа светлая. Думаю, я нравлюсь немецким чиновникам. Это важно, если у тебя беларуский паспорт.

Два года.

Столько успели, что икота берет. В августе двадцать первого мы с Машей ездили в Турцию. За тот август я держусь, как утопающий за линь, чтобы не потеряться: прошло два с половиной года, но, клянусь, весят они как четыре.

Мы оба работаем, но Джобцентр все еще шлет нам письма в серых конвертах. Бумага эта сделана из макулатуры и служит символом бедности и нужды. Так Джобцентр говорит: найди работу и больше не увидишь наших конвертов. Раньше я их ненавидел. В тонких приходили отказы по квартирам, в толстых – формуляры с угрозами: заполните и отправьте, иначе мы лишим вас чего-нибудь. Злился, переводя письма с помощью телефона, – язык бюрократа не превратить в человеческий, он затем и придуман, чтобы ты нервничал. Как ни старайся, выходит околесица.

Я больше не злюсь, открывая почту, а удивляюсь, как ученый, что нашел у жука невиданный половой орган. В январе требуют копии документов, которые я уже слал трижды, а до конца февраля подай вид на жительство, которого раньше марта не будет, и мы им писали об этом.

Тишина и звуки.

Напротив нас живет немец. Судя по следам на двери, он забывает ключи и открывает ее ногами. Он орал, что я слишком громко поднимаю холодильник по лестнице, так мы познакомились. Я не силен в немецком и просто слушал, а Маша перевела: «Да, еще нет десяти, – вопил он, – но кое-кому утром на работу!», намекая на нашу безработицу. От него я узнал, что сверлить стены в воскресенье – не по-христиански. Тихое время в Германии с десяти вечера до шести утра, и, когда он завел, что я слишком громко хлопаю дверью, я показал ему часы и послал на хер. Через стену живет черная пара с ребенком, самые тихие люди Берлина. Видно, сосед их уже запугал. Раз в неделю стучит их стиральная машина: живы.

Полгода мы слушали женские крики, не понимая, кто и откуда. Начинает тихо, потом набирает обороты, как дизель зимой, и может голосить часами, срываясь на визг. Иногда ей отвечает мужчина. На прошлой неделе мы узнали – это дама этажом выше, лет пятидесяти. В январе она заходила узнать, на каких языках мы пели караоке, была дружелюбной, легко перешла на английский. Не могу поверить, что две эти личности живут в ней одновременно. Отвечает ее бойфренд Михаэль, видно, он приезжает, чтобы на него хорошенько поорали. Со стороны Августштрассе слышна блютуз-колонка на его велосипеде, потом загорается зарево лысины. Михаэль говорит по-русски, работал шофером посольства в Минске и жил в одной остановке от нас, на улице Притыцкого.

Мы живем над цветочной лавкой, цветочница носит сильные очки и кладет слишком много искусственного загара. Шесть раз в неделю в десять утра она включает мотор и выдвигает широкий навес из ПВХ. Прошлым летом она долго сталкивала оттуда шваброй мертвого голубя – околел от жары. Магазин открыт с десяти до семи, остальное время мы можем бить посуду, двигать мебель или бить чечетку, но никогда этого не делаем.

Женщина с польской фамилией выгуливает шпица. Крохотный шпиц с лаем бежит на прогулку. Полька любит онлайн-шопинг, но дома бывает нечасто, и ее посылки несут нам.

Берлинские курьеры говорят по-немецки не лучше моего, так что я просто жму кнопку домофона на слове paket. Все курьеры – иностранцы, как и доставщики еды, уборщики и кассиры публичных туалетов. Если выгнать их из Германии, как предлагает партия AfD, возить мусор придется христианскому соседу, а он не может даже вымыть свою дверь.

Время от времени кого-то из соседей охватывает тоска и он поет по-турецки, но не дольше получаса. Потом опять тихо.