Кожаная плетка, конфеты «от ангела» и воровство жены учителя. Вот как учили детей в начальной школе на Немиге

Исаак Цивес (1909–2006) – известный спортивный журналист. Родился в Минске в семье сапожника, где кроме него было три сына и три дочки. Служил в Красной Армии, участвовал во Второй мировой, а когда вернулся с фронта домой, то узнал, что в минском гетто погибли отец, мать, две сестры, брат, четыре племянницы. Эти воспоминания записала его внучка Регина Жданович, а появились они на сайте belisrael.info.

Заблуждаются те, кто думают, что Немига – это всего два квартала от проспекта Машерова (некогда Парковой магистрали, теперь проспект Победителей) до Короля. В старину под Немигой подразумевался целый регион улиц, переулков с домами каменными, двухэтажными, и деревянными – одноэтажными.

Немига – это был большой торговый центр Минска, где селились в основном ремесленники и лавочники, создавая некое еврейское гетто. Жило здесь много бедноты и профессиональных нищих. А в городе этот регион назывался Нижним базаром, в отличие от Верхнего, который был на Соборной площади.

Нижний базар на Немиге – таким он был в годы детства Исаака.

Портные, сапожники, жестянщики, шапочники и другие ремесленники чуть ли не дверь в дверь трудились здесь на нижних этажах домов, тут можно было купить приданое для невесты и свадебный костюм для жениха, а зазывалы не давали проходу случайным людям, попавшим в этот район. То и дело слышались их крики «дешевый товар!».

В лавчонках продавался весь приклад для портных и сапожников, перья и пух, стеганые одеяла.

Были здесь и магазины, и лабазы оптовой торговли, но главными были два рынка: рыбный – «фишмарк» и мясной – «ятка». Со всего города, с Захарьевской и Губернаторской улиц к узким улочкам Школьной, Козьмо-Демьяновской шла густая масса народу к этим двум рынкам.

«Школьная улица, по сути, была синагогальной. Никаких школ на ней не было. Синагога по-еврейски называлась “шуле”, так же, как по-немецки “школа”. На этой Школьной стояла главная синагога Минска – кафедральная – “бейсмедреш”. Теперь на этом месте стоит проектный институт с большой, чуть ли не одесской Потемкинской, лестницей».

По пятницам хозяйки закупали на фишмарке свежую рыбу, доставленную с озер и рек Беларуси: каждый еврей, целую неделю обходившийся картошкой в мундирах, должен был хотя бы в субботу покушать фаршированной рыбы – ритуального блюда. Для этого шли щука, судак, карп.

Рыба продавалась в кадках, которые стояли на полу, в специальном строении под крышей, лишенном стен. Известно, каким спросом пользовалось национальное блюдо – фаршированная рыба по-еврейски.

А ятка располагалась чуточку дальше, почти у речки, и торговали там только говядиной, телятиной и бараниной. Причем это было мясо животных, убитых по специальному ритуалу лицами, получившими дозвол у духовенства. И фишмарк, и ятка, в которых торговали исключительно еврейские торговцы, всегда были полны покупателей.

Еще здесь – немножко дальше по Замковой улице – была бойня для птицы. Ведь резать кур, уток, индюков имели право лица, допущенные общиной, выполняющие эту операцию особым строгим способом. Бойня представляла собой нечто вроде павильона с обитыми жестью стенами и вбитыми крюками. И только там можно было резать кур и там же их ощипывать.

Резники смотрели, чтобы птица не была с какими-нибудь ушибами, потому что такую курицу признавали трефной, и употреблять ее в пищу еврей не имел права. Подростком я иногда сам резал птицу на этом рынке, прихватив деньги, которые мама давала на резника, на свои мальчишечьи нужды, и здорово наловчился в этом деле.

На Немиге были и ювелирные магазины, и пекарни, специальный селедочный магазин, а книжный торговал только молитвенниками, Библиями и молитвенными облачениями.

Я родился на Немиго-Раковской, в каменном доме Блоха. Здесь мой отец снял помещение, в котором устроил сразу после женитьбы сапожную мастерскую – вероятно, в 1905 или 1906 году.

Во дворе нашего дома было два хедера (начальные еврейские школы. – Ред.). В глубине очень культурный учитель обучал Талмуду взрослых парней, но ближе к браме хедер содержал злой меламед (учитель в хедере. – Ред.) Хаим, который больше обучал плеткой, чем другими педагогическими методами.

Однажды этот ребе зашел к нам, к отцу, а увидев меня, спросил: «Это ваш кадеш [мальчик]?» Отец с некоторой гордостью сказал: «Да». – «Учиться ты хочешь?» – спросил он меня. Я сказал: «Да». Тогда он взял меня за руку и повел к себе.

Я видел, сколько раз он бил своих учеников, но не боялся его, зная, что мой отец сумеет за меня заступиться. В хедере меня посадили на высокий табурет, а одному из своих учеников он поручил показать мне «алеф-бейс» – алфавит. Я сразу запомнил все буквы, и, когда он попытался показать мне буквы вразброд, я отвечал всегда правильно.

«Ребе, – вскричал он, – этот ребенок уже знает весь алфавит!» – «Уже?» – удивился ребе и стал проверять меня, но я твердо повторял все буквы, и тогда ребе сказал: «Ну, хорошо, на сегодня хватит! Иди домой, я поговорю с твоим отцом».

А отцу он меня похвалил и сказал, что меня уже можно обучать, но через год – мне тогда было лишь четыре.

Хоральная синагога на Серпуховской (сейчас Володарского), которую в 1950-х годах перестроили под театр.

Когда мне исполнилось 5 лет, отец нашел мне дешевого учителя с не очень приятной репутацией, так как он был косноязычен, и вся Немига, посмеиваясь, называла его «Петэлэлэ».

Этот маленький, сухонький старичок с козлиной бородкой был популярен тем, что наказывал своим ученикам: «Нельзя кидаться камнями, а можно только кирпичами», – уповая на то, что камней полно, а кирпичи все пристроены в стенах, потому драки кирпичами не будет. Жил он на Раковской улице, под самой крышей.

Он не успел мне еще что-либо преподать, потому что занимался со своими учениками весьма странным способом. Проходя по ряду за спиной учеников, он требовал, чтобы ему прочитывали текст из молитвенника, и, остановившись возле одного ученика, который хорошо выполнил его просьбу, он над его головой занес руку с конфетой, и, тихонько опустив ее перед носом мальчика, сказал: «Это тебе ангел сбросил за хорошую учебу».

Этот явный обман так меня возмутил, что я, дождавшись передышки в занятиях, сбежал по лестнице и вернулся домой, а отцу заявил, что у Петэлэлэ я не желаю учиться. «Это почему же?» – строго спросил отец. Я сказал: «Он обманщик», – и рассказал, как было дело.

Тут подоспела моя мама и сказала: «Да он же прав. Что это за учитель? Он и правда обманщик. Какой тут ангел?»

На следующий день отец нашел мне нового учителя. Это был огромного роста учитель с черной длинной бородой и такими кустистыми бровями, что даже Брежнев казался бы безбровым рядом с ним. Жил он в Немигском переулке, в деревянном домике, и звали его Нойах. И жена у него была огромная, но худая. И он, сидя за столом, держал перед собой плетку.

Как-то, сидя за столом, он на табурете перегнулся через стол, где сидели ученики. Приподнялись ножки его табурета. Я сидел у него за спиной, от нечего делать болтал ногой и нечаянно задел табурет. Ребе рухнул на пол всей тяжестью, а поняв, кто это сделал, схватил меня за уши и стал тягать вверх и вниз, вверх и вниз. Я не кричал – я был виноват и получил по заслугам.

Но с его женой у меня произошел более сложный инцидент. Утром, сидя за столом, я увидел, что она копошится у комода и держит в руках мою сумочку с завтраком.

Она открыла крышку сумочки и стала лакомиться черешней, которую положила мне мама. Я закричал: «Это мое!» – подбежал и стал отпихивать ее от комода. Она сконфузилась и стала оправдываться, что ничего не делала – просто посмотрела. Но дома я об этом умолчал.

Однажды, выпустив нас во двор на перемену, ребе решил вскоре загнать нас обратно в помещение, а мы всем скопом взобрались на крышу сарайчика недалеко от дома. Ребе вскочил на камни около сарая, пересек своим телом крышу и начал лупить нас плеткой направо и налево.

Кто-то, уклоняясь от ударов, столкнул меня с крыши. Я упал на землю и рассек себе лоб о гвоздь. Тут выбежала жена ребе, обмыла мне лоб от крови и отправила меня домой. Мать испугалась, а узнав причину, сказала: «Побегу к нему – вырву ему бороду!» Вернулась она очень взволнованная и заявила папе: «Больше он к Нойаху не пойдет – он изверг!»

Перекресток Немиги и Витебской, середина 1960-х.

Ребе Вейвл был невысок, благообразен, жил в Воскресенском переулке на втором этаже, в хорошей квартире. Это был дорогой учитель. Но папа уже убедился, что дешевые учителя – специалисты невысокого полета.

У этого учителя были три дочери и один сын. Сидел он за длинным столом, где по обеим сторонам на длинных скамьях сидело много учеников. Он восседал в центре, имея перед собой тонкий стакан горячего чаю, о который вечно грел руки, рядом лежала плетка. Он редко прибегал к ней, но в крайних случаях брался за плетку.

У него я стал изучать Хумеш – Пятикнижие. Книга о сотворении мира, об Адаме и Еве, потопе, трех патриархах – Аврааме, Исааке, Иакове. Обладая хорошей памятью и заинтересованный этими библейскими сюжетами, я стал одним из лучших учеников хедера. Но ребе решил воспользоваться этим и стал использовать меня как своего помощника, чтобы подтянуть нерадивых.

Сначала это было мне лестно, а потом я возроптал: «С какой стати я должен помогать ленивым?» И забастовал. Тогда ребе запылал гневом и схватился за плетку. Когда ребе стал приближаться ко мне, я перекинул ногу через скамейку, а когда он был уже совсем близко, перекинул и вторую и ринулся убегать вокруг стола. Ну, куда ему было поспеть за мной!

К счастью, в это время не было дома его сына – не то гимназиста, не то ученика какого-то другого заведения, где принято было носить форменные курточки, – иначе бы мне не миновать наказания.

Устав, ребе объявил мне амнистию. Уже несколько раз он завершал с нами книгу Хумеш, но перейти на более высокую программу обучения не хотел, особенно не желая расставаться со мной – я был ему выгоден, хотя по положению он обязан был передать меня в другой хедер к своему брату, который обучал меня Талмуду, но я успел познакомиться с его дочкой Белькой, которая поразила меня тем, что сидела и что-то читала и писала.

Она оказалась гимназисткой и показала мне русские книги. Я попросил ее показать мне азбуку и сразу с ходу запомнил все буквы. Она удивилась моей понятливости и сказала: «Тебе надо учиться». – «А ты могла бы меня учить?» – Она согласилась.

Дома я заявил отцу, что у ребе больше учиться не хочу, пусть меня учит Белька. «Кто это – Белька?» – строго спросил отец. Я ему рассказал. Моя мама была опять тут как тут: «Правильно, пора ему учиться русскому языку. Что ему всю жизнь только в синагогу ходить?. На этом мое «хедеровское» образование закончилось.

Если вам нравится рубрика «Мінск 1067», делайте репост статьи и не забывайте про хэштеги #сваё, #SamsungBelarus, #Minsk1067. Дзякуй!

*ООО «Самсунг Электроникс Рус Компани», ИНН 7703608910