До августа 2020 года Виктор Пархимчик жил обычной жизнью: жена, двое детей (сейчас им 4 и 9 лет), небольшой семейный бизнес. Все изменилось в октябре 2020 года, когда Виктора задержали. На свободу он вышел в сентябре 2022-го.
Сейчас Виктор с семьей живет в Польше: чтобы не забыть о двух годах своей жизни и напоминать о других политзаключенных, мужчина часто дает интервью. А еще Виктор из колонии привез свою робу с той самой желтой нашивкой, которой на зоне обозначают «политических».
Виктор рассказывает, что специально сохранил «тюремный подарок» – форму, которую после освобождения отправил посылкой в Польшу. Вместе с формой ему удалось сохранить и желтые бирки, которыми обозначают политзаключенных в колониях.
– До определенного момента я не хотел рисковать и выходить на баррикады за людей, которые сами не стремятся к определению своей национальной идентичности или хотя бы просто людзьмі звацца. Вспоминался Кастусь Калиновский, которого крестьяне сдавали царским властям. Для меня это была хорошая иллюстрация и хорошее объяснение, почему не стоит выходить за этот народ.
«В 2020 году я понял, что недооценивал беларуский народ. А он, оказывается, готов отстаивать себя, свою судьбу и будущее своих детей»
Как-то в конце августа 2020 года Виктор стоял возле своего подъезда и разговаривал с соседом. Мимо прошла компания друзей юности – оказалось, они шли на «Пушкінскую»: «Здоровые мужики не могли себе позволить сидеть дома на диване, пока избивают женщин и детей».
– А еще был момент, когда мы играли со старшим сыном на стадионе. И я задумался: а смогу ли я воспитать своих детей гражданами, мужчинами, честными людьми, если через 10 лет они у меня спросят, где я был, когда происходили эти события? И справедливо скажут, что в их никчемной жизни виноват я – потому что передал им такую страну, такое общество и весь этот беспредел. И когда мог, ничего не сделал.
Однажды меня попросили подъехать на Окрестина забрать человека. И то, что я там увидел, меня повергло в откровенный шок. Избитые до цвета баклажана тела, подростки, женщины – просто перемолотые системой люди.
Я до сих пор не понимаю, что движет человеком, который с безоружным и абсолютно мирным протестующим может такое делать. Насколько нужно расчеловечиться, пасть морально, чтобы так относиться к своим землякам?
Виктора задержали не на протестах. За ним больше недели вели наблюдение и схватили просто на улице
Засунули в микроавтобус, надели на голову мешок, поставили на колени и голову уперли в сиденье.
– Один из сотрудников сел мне сверху на плечи и поочередно наносил удары по голове и почкам. По ощущениям это длилось минут 15, после чего я просто потерял сознание. Потом меня куда-то привезли и дали понюхать нашатырный спирт. Когда я очухался, был весь в крови. А сотрудники еще были недовольны, что я имел неосторожность испачкать кровью сиденье в их микроавтобусе.
А в рапорте написали, что они подошли ко мне, вежливо представились и предложили проследовать с ними.
Дальше меня привезли в ГОМ №2 Фрунзенского РУВД г. Минска и посадили в так называемый «стакан». Потом перевезли во Фрунзенское РУВД и на трое суток оставили в подвале, где есть только узенькая лавка специальной конструкции, чтобы нельзя было на нее лечь – максимум присесть на краешек. О еде, душе или адвокате даже речи не шло. Когда приходила жена и просила передать хотя бы бутерброд, ей отказывали. В туалет водили только по запросу – и не с первого раза, естественно.
Повезло, что еще при первом обыске следователь отвернулся и жена смогла просунуть мне два бутерброда. Один из них я потом отдал сидевшему рядом молодому наркоману в полосатом свитере.
А потом был Окрестина. Там меня спросили, как я себя чувствую. А я весь побитый, с трудом передвигаюсь из-за отбитых почек, весь в запекшейся крови, на голове здоровенная гематома. И когда я все это описал, мне со смехом ответили: «Ты что, не любишь ОМОН?» – и отправили в камеру.
В Жодино Виктор провел около полутора месяцев. Говорит, что из 12 человек в камере треть были политическими – с желтыми бирками. И уже тогда к ним было особое отношение. Иногда людей в камере было больше – приходилось скручивать гамак из простыней, чтобы всем можно было спать.
– В СИЗО Жодино я случайно пересекся на кабинетах с Сергеем Тихановским. Было видно, что он сильно похудел, а система его конкретно потрепала. Сергея очень охраняли и не давали никому подойти даже близко. Но гордый взгляд выдавал в нем лидера.
По словам Виктора, во время этапов из одного места заключения в другое политических тоже в покое не оставляют. Если заключенным, задержанным по уголовным делам, наручники застегивали спереди и достаточно свободно, то политическим застегивали сзади и затягивали так туго, что люди в прямом смысле слова орали от боли. Им пережимали сухожилия так, что потом пальцы не гнулись. Виктор говорит, что с ним в камере был человек, у которого после наручников полностью отказали большие пальцы рук.
– Во время одного из этапов я пересекся с Машей Колесниковой. Она сидела в соседнем «стакане» автозака, и эту хрупкую женщину охраняли три здоровенных вертухая. Во время выхода они заслоняли ее спинами от остальных зеков. Но даже в таких условиях я запомнил ее смех и позитивный взгляд на жизнь. И в периоды, когда было тяжело, вдохновлялся ее примером.
Мой суд проходил в Минске, поэтому меня этапировали в СИЗО №1 на Володарского. Это место мне запомнилось тем, что там более адекватный персонал. По крайней мере, оскорблений просто ради развлечения там не было.
В суде Виктора обвинили в том, что он затруднил выезд спецтехники спецподразделения ОСАМ (Отдельная служба активных мероприятий). «Это были пикапы с решетками, так называемыми барьерами, с которых стреляли по протестующим».
Приговор – два года ограничения свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа (то есть на «химию»).
– Обычных заключенных отправляют на ближайшую «химию». Если ты из Минска, то могут оставить и в Минске. Политических же отвозят как можно дальше от дома, чтобы родственникам было сложнее добираться. Меня, например, отправили в деревню Сушки Брестской области – и это 400 километров от Минска в одну сторону.
На «химии» у политических тоже было гораздо меньше прав, чем у других
Например, осужденным за кражи, наркотики, насилие можно было одним выходить за территорию учреждения, а политическим – нельзя. Это создавало определенные бытовые трудности. Приходилось просить «обычных» зеков что-то купить.
– Работать на «химии» отправляют только в колхозы, но и здесь у политических были особые условия. Меня сначала распределили работать в коровник. Сказали, что теперь я животновод пятого разряда и должен принимать роды и чистить копыта у коров. А я до этого их только на упаковке из-под молока видел! Поэтому в первый же день председатель колхоза оформил мне взыскание за нарушение технологии кормления дойных коров.
Мой график работы превышал предельно установленные нормы трудового кодекса почти в два раза (вместо положенных 40 я работал 72 часа в неделю). Удивило то, что такие грубые нарушения они оформляли в открытую. Мне удалось даже сделать копии рабочих табелей. Надеюсь, при рассмотрении в международном трибунале эти документы можно будет положить на стол.
Тут еще стоит отметить, что вкупе с вертухаями работают и гражданские люди. Получается такая интересная индустрия государственно-частного партнерства, использующая дешевый подневольный труд, где вертухай и свободный гражданин являются звеньями одного карательного механизма.
Второе взыскание я получил за то, что якобы отсутствовал на рабочем месте, хотя на самом деле в это время за сараем грузил опилки на телегу.
А еще каждый день нужно было смотреть пропаганду: в будни – один раз вечером, в выходные – два раза. Причем смотреть надо было обязательно с открытыми глазами – иначе тоже могут составить рапорт. Доклады про «героев» тоже нужно было писать: на «химии» у заключенных не забирают телефоны, поэтому в интернете они должны были искать информацию и составлять доклады про известных личностей.
Некоторые политические пытались устраивать саботаж и отказывались от этих навязанных «развлечений». Но все это чревато попаданием в ШИЗО или составлением рапорта. А несколько рапортов – и с «химии» тебя отправляют в тюрьму.
– Как только я попал в Шкловскую исправительную колонию, проводили шмон – проверку с вытрясанием всех личных вещей. И сразу же на меня составили рапорт якобы за употребление ненормативной лексики при общении с вертухаями – хотя такого, конечно, не было. Поэтому еще будучи на карантине, я отправился в ШИЗО.
В ШИЗО самое ужасное – это пытки холодом. Там все хитро спланировано еще каким то гулаговским инженером. В камере есть два окна: на улицу и в коридор. И если открыть оба, то из-за сквозняка становится невыносимо. Пытаешься уснуть – через 10 минут замерзаешь и просыпаешься. Приходится вставать, делать какие-то упражнения, чтобы согреться, – и так по кругу. Самостоятельно закрыть эти окна невозможно.
Наверное, если бы у меня был выбор, я бы предпочел, чтобы меня избили, потому что это длилось бы 10–15 минут, а в холоде ты сидишь сутки, вторые, десять, двадцать – и тут уже смотря какой у тебя организм. Кстати, после смерти Витольда Ашурка в этой колонии стали меньше избивать.
На вопрос, не было ли страшно оказаться на месте Витольда, Виктор отвечает так:
– Страшно, конечно, было. Но в тех условиях это было «нормальным» – жить с осознанием, что в любой момент тебя могут убить. И им за это ничего не будет.
Жизнь в тюрьме тоже строится по своим правилам. Например, пить чай со всеми, кто предлагает, нельзя – это может плохо сказаться на твоем дальнейшем пребывании на зоне. Виктор говорит, что нашел себе компанию из политических – с ними было интересно. «Но и со старыми бандитами тоже общался. У них есть кодекс чести и понятные правила».
Письма в тюрьму доходят только от родственников – и то не все. Поэтому получать информацию с воли можно было только через других заключенных (без желтых бирок).
Политических контролировали всегда и во всем. Даже когда случался видеозвонок с семьей, за спиной всегда стоял надзиратель и слушал. Так что новости можно было узнать двумя способами: от политических после свиданий (у некоторых они все-таки случались) или от «обычных» зеков. Сторонников режима среди последних, кстати, тоже мало.
«Все время в заключении думал больше о будущем. О том, как буду дальше жить, детей на ноги ставить»
– Прокручивал в голове даже такие элементарные вещи, как выйду наконец за ворота и открою шампанское. Холодное, в запотевшей бутылке – открою и буду всех поливать. Все-таки человеку нужна надежда, чтобы выживать в таких условиях. Надо за что-то цепляться даже на самом дне гулаговской ямы.
Были мысли о том, что дети отвыкнут от меня и не будут воспринимать как отца. Сформируются, вырастут с этим упущенным временем – а ведь они во мне нуждались. Я понимал, что моей супруге тяжело. А ее заслуга еще и в том, что я все это пережил, не сломавшись. Она меня очень сильно поддерживала. И у нас и так все было относительно нормально, но за время заключения я полностью пересмотрел наш брак. Именно в таких испытаниях и проверяются отношения.
А я видел и другие примеры. Со мной на «химии» был один политический, жена которого во время его освобождения пошла на концерт. А у другого жена изменяла ему практически в открытую. Такой участи, конечно, не позавидуешь. Даже не представляю, что они чувствовали при этом.
А еще бытовые потребности после тюрьмы стали ниже плинтуса. После ШИЗО я могу спать на полу и радоваться этому. Хорошо проявили себя и партнеры по бизнесу, которые все время моего отсутствия поддерживали мою семью. Многие из них уехали из Беларуси, но мы по-прежнему сотрудничаем.
Через родственников: как поддерживать политзаключенных, которые еще не освободились
– Тем, кто на «химии», можно писать письма и отправлять посылки. А чтобы помочь тем, кто в тюрьме, лучше всего выходить на связь с семьей. Можно поддерживать и самих родственников, и заключенным что-то передать – хотя бы слова поддержки.
Большая часть писем не от родственников в колонии уничтожается – о том, что что-то приходило, можно даже и не узнать. Денежные переводы приходят тоже только от родственников. Поэтому это сейчас практически единственный канал связи, который еще работает.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Facebook.com.
