В школьные годы Полина и Паша хорошо учились, а Михаил был сыном завуча. Проблемы в школе у них начались еще в четвертом-пятом классе, а в определенный момент дошло до того, что им не хотелось туда приходить. CityDog.io попросил беларусов объяснить, почему нелюбовь к школе может возникнуть не только из-за проблем с учебой.
Михаил (33) (имя изменено в целях безопасности): «Не все учителя – хорошие педагоги»
– Проблемы у меня начались с четвертого класса. Я конфликтовал примерно с пятью-семью учителями.
Например, с учительницей географии было так: как только я входил в класс, меня тут же выгоняли с урока. Да, бывало, что заслуженно. Но, думаю, когда человек заходит к тебе в кабинет, ты как педагог должен идти навстречу: обсуждать проблему и давать шанс. Она, считаю, не имела права меня выгонять. После такого я принципиально не приходил на ее уроки, мог пропустить три занятия подряд.
Учительница иностранного просила по-честному поднять руки тех, кто не подготовился к уроку. Я поднимаю руку, она говорит: «Молодец, два». И чему она меня учит? Что лучше промолчать, потому что за честность получишь? Так лучше тогда сидеть молча – глядишь, депутатом станешь. Тут дело в том, что не все учителя – хорошие педагоги.
Но я видел систему образования и с другой стороны: моя мама работала в той же школе учительницей русского языка и литературы, а позже стала завучем.
На нее вешали всё и вся, но не платили. Маму нагружали: она восемь-девять часов в школе, дома проверяет тетрадки, а потом вместо того, чтобы заниматься своим сыном, должна была контролировать проблемных детей, которые стояли на учете. Оплаты, естественно, никакой – маме даже в льготной пенсии отказали.
Полина (24): «“Касты” в школах – большая проблема»
– Первые четыре года я училась в достаточно комфортной атмосфере, мелкие конфликты если и случались, то со стороны учителей.
Все изменилось в пятом классе, когда нас расформировали. В школе была «кастовая» система, где класс «А» считался лучшим – там учились дети богатых родителей. Меня определили в «Б» – тоже неплохо, но не топ. В школе о системе градации никогда не говорилось вслух, но я считаю, что «касты» – большая проблема.
В пятом классе у меня случились первые гормональные изменения, появилось акне – тогда и начались эмоциональные переживания. Я отдалилась от одноклассников, стала одеваться в темную одежду, слушала тяжелую музыку. Стала белой вороной, только наоборот – черной.
Основные проблемы были с девочками: они, как и я, начали меняться, только в другую сторону. Тонна косметики на лице, курили в туалетах или за школой. И, понятное дело, «стая» начала бросаться на меня: было очень много оскорблений и насмешек.
«Я пыталась давать отпор, но это только сильнее подпитывало агрессоров – от моей реакции им было прикольно»
Не помню момент, когда осознала, что всё плохо, – это происходило постепенно. Дошло до того, что мне стало тяжело ходить в школу. Каждый день я возвращалась домой в истерике, мама успокаивала меня. Я хотела перейти в другую школу, мы с мамой рассматривали этот вариант. Но папа сказал: «Нет, тогда ты покажешь им свою слабость».
Родители пытались научить меня давать отпор, но в итоге это только сильнее подпитывало агрессоров – от моей реакции им было прикольно. Сейчас я анализирую и понимаю, что родители сделали всё, кроме самого важного – не перевели меня в другую школу.
Что почитать по теме: Эта минчанка в детстве пережила буллинг со стороны одноклассников – и вот как это сказалось на ее жизни: «Простить я пока не способна»
Учителя знали, что проблема есть, но абсолютно никак не реагировали на происходящее. Просто закрывали глаза. Мне кажется, беларуская система образования в принципе такая.
В середине шестого класса во время урока физкультуры на меня стала бросаться одноклассница. Я не выдержала и подралась с ней – после этого она три дня была на больничном с сотрясением мозга. Самое забавное, что и на этот раз никто из учителей не отреагировал на случившееся. Всё урегулировалось благодаря разговору наших родителей: не знаю, почему они не могли поговорить раньше и обсудить то, что меня травят.
История жуткая, но после этого буллинг прекратился. Я стала отличницей, которая всем давала списывать.
Что почитать по теме: Стесняюсь спросить. Меня гнобят на работе (в универе, в армии, в семье). Что делать?
«Не доверяю женщинам, которые похожи на тех самых одноклассниц»
Сейчас я прорабатываю школьные годы с психологом. Безусловно, это был травматичный опыт. Я бы не хотела возвращаться в школу даже вне истории с буллингом – просто не хочу находиться в беларуской системе образования.
Я не ощущаю себя безопасно в социуме, поэтому отдаю предпочтение одиночеству – мне тяжело просить о помощи. Ощущаю, что не доверяю женщинам, которые похожи на тех самых одноклассниц.
Обсуждая с психологом свою травму, я пришла к выводу, что перевод ребенка в другую школу – это совсем не признак слабости. Со стороны учителей я бы хотела, чтобы они не игнорировали буллинг. Хорошо, если бы в школе был человек с авторитетом, который может помочь в решении таких проблем.
Паша (20): «З падачы настаўніцы мяне пачалі цкаваць аднакласнікі»
– У школе было некамфортна. З дзяцінства я шмат хварэла, мне было складана сацыялізавацца, бо большую частку года я знаходзілася або ў бальніцах, або ў санаторыях.
Праблемы ў школе пачаліся дастаткова хутка. Я ўдзельнічала і часта перамагала ў шматлікіх алімпіядах і конкурсах – гэта вельмі падабалася маёй класнай настаўніцы, бо яна, наколькі я ведаю, атрымлівала за гэта прэміі. Але ў трэцім класе я вырашыла заняцца конным спортам і сказала, што мяне больш не цікавяць школьныя алімпіяды, бо я мару пра алімпіяду зусім іншага характару.
Пасля гэтага з падачы настаўніцы мяне пачалі цкаваць аднакласнікі. Больш за ўсё мяне цкавалі за спорт: здараліся сітуацыі, калі амаль даходзіла да фізічнага гвалту. Але, на шчасце, дзякуючы спорту ў мяне атрымлівалася за сябе пастаяць.
«Бацькі ведалі пра тое, што адбываецца. Але казалі, нібыта я прыкідваюся і проста не хачу хадзіць у школу»
Цкавання было вельмі шмат, і яно мне перашкаджала. Канешне ж, з-за гэтага пачаліся праблемы з навучаннем, бо не было жадання прыходзіць у школу. Гэта адбывалася ў 2013-2014 годзе – у час, калі мы ўсе актыўна карысталіся інтэрнэтам. І ў мяне з’явілася патрэба хаваць свае сацыяльныя сеткі, каб аднакласнікі іх не бачылі.
У той жа час інтэрнэт стаў для мяне бяспечнай прасторай, у тым ліку для навучання, там я магла правесці свой час з пачуццём таго, што магу даведацца нешта новае і гэта не будзе небяспечна.
Мне не было да каго звярнуцца за эфектыўнай дапамогай, якая б не нашкодзіла мне яшчэ больш. Бацькі ведалі пра тое, што адбываецца. Але нават ад іх часам гучала, што ўсё выглядае так, нібыта я прыкідваюся і проста не хачу хадзіць у школу. Гэта была маленькая школа ў райцэнтры, таму настаўнікі таксама не ведалі, як увогуле працаваць з траўмай: часцей за ўсё яны казалі рэчы кшталту «будзь вышэй за гэта», «не звяртай увагу».
За ўвесь час я змяніла тры школы – у кожнай з гэтых навучальных устаноў я сутыкалася з цкаваннем. Напрыклад, у іншай школе ўсё пачалося толькі праз паўгода пасля таго, як я туды трапіла. У школу наўпрост прыйшла дзяўчына, якая раней мяне буліла, – і мяне зноў пачаў цкаваць увесь клас.
«Калі табе 11 гадоў кажуць, што ты дзіўны і ненармальны, у галаве гэта становіцца нібыта відавочнай рэччу»
Усё гэта моцна на мяне паўплывала. Некаторыя людзі кажуць, што гэта зрабіла іх мацнейшымі. У мяне, здаецца, праблем усё ж такі больш.
Я маю сур’ёзныя праблемы з сацыялізацыяй, бо, калі табе 11 гадоў жыцця кажуць, што ты дзіўны і ненармальны, у галаве гэта становіцца нібыта відавочнай рэччу. Мне складана знаёміцца і камунікаваць з людзьмі, якіх я нібыта не ўспрымаю такімі ж дзіўнымі, як я.
Захавалася пэўная паранойя: мне складана весці сацыяльныя сеткі, бо ёсць думкі, быццам нехта з тых людзей знойдзе іх і будзе мне пісаць. А калі трапляю ў новы калектыў, заўсёды знаходжуся ў стане баявой гатоўнасці – адчуваю, нібыта можа адбыцца нешта дрэннае.
З іншага боку, я вельмі ўстойлівая да хейту – спакойна праз яго праходжу. Таксама я спакойна, нават занадта, пераношу ўсе канфлікты – мяне немагчыма вывесці з сябе.
«Настаўнікі ў школах абавязаны праходзіць трэнінгі пра тое, як працаваць з булінгам»
Ужо пасля заканчэння школы я сутыкнулася з газлайтынгам ад некаторых былых аднакласнікаў: людзі спрабуюць пераканаць ахвяр, што нічога не адбывалася. Калі такое здараецца, трэба быць вельмі асцярожным і абмяжоўваць сябе ад людзей, якія кажуць, што ваш досвед несапраўдны.
З майго пункту гледжання, настаўнікі ў школах абавязаны праходзіць трэнінгі пра тое, як працаваць з булінгам. І гэтыя трэнінгі павінны быць заснаваны на новай, актуальнай інфармацыі. Таксама трэба ствараць структуры, куды школьнік можа звяртацца па дапамогу і дзе людзі будуць рэальна працаваць.
Праблема сучасных школ у тым, што да булінгу ў іх ставяцца вельмі талерантна. А талерантнасць павінна быць нулявой. Вельмі шмат увагі надаецца алкаголю, псіхаактыўным рэчывам, нікатыну, СНІДу, але чамусьці праблему булінгу ігнаруюць. Аб’ектыўна зламаная псіхіка падлетка – больш вялікая праблема, чым акно, разбітае цэглай.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Unsplash.com.
