Как это любить: через Павлиново во Флорианово, через Тучу к Красной Звезде – любовь, бунт и забвение

Это, конечно, заблуждение, что здесь ничего нет.

Направляясь в усадьбу с названием Павлиново, так и представляешь романтически настроенных шляхтичей, цветущий сад и степенно разгуливающих павлинов – несмотря на век, сезон и соседство с военной частью. Правда, уже на подъезде, свернув в незаметный и никак не обозначенный поворот, понимаешь, что павлинов не будет. Мимо сурового забора с колючкой липовая аллея ведет по брусчатке, проступающей из грязи, в неизвестность, где вместо шляхтича можно встретить, например, копающего яму солдата, а затем и цель визита – заброшенный дворец Бохвицей.

Ян Оттон Бохвиц (сын Павлины Маевской и Флориана Бохвица, о котором еще будет повод рассказать) получил хорошее образование, отвоевал в Крымской войне (очевидно, на стороне Российской империи), а затем как противник крепостного права принял активное участие в восстании 1863-1864 гг. (очевидно, против Российской империи), за что был приговорен к смерти. После нескольких лет заключения в Динабургской крепости и помилования шляхтич вернулся на родину и с головой ушел в хозяйственные дела и свое главное увлечение – садоводство. Старое имение под Ляховичами, доставшееся в наследство, Ян переименовывает в честь отца – в Флорианово. А поднаторев в разбивке садов и изучении сортов плодовых, он приобретает новое имение и называет его в честь матери – Павлиново. Какой хороший человек.

Увлеченный хозяйством, написавший несколько книг о своих исследованиях садов и огородов, он начинает с хозпостроек и сада, продолжает разбивкой пейзажного парка с кучей диковинных деревьев, а затем – в 1906 году – строит огромный усадебный дом в неоготическом стиле. Место получилось знатным и гостеприимным: особенно часто в различных источниках упоминается, что в 1909 году Яна Оттона почтила визитом Элиза Ожешко, приехав из Грушевки на автомобиле Юзефа Рейтана.

Теперь автомобилем здесь, конечно, никого не удивишь. Сейчас можно было бы удивить разве что бережным отношением к наследию. Заброшенные памятники архитектуры, конечно, не то чтобы белорусская или там восточнославянская особенность, «беспамятство» и «бескультурье» – следы истории и потенциальные достопримечательности, которые по каким-либо причинам стоят и разваливаются, можно встретить и в западных странах. Просто у нас их слишком мало, чтобы не задумываться.

Кстати, Ян Оттон, будучи сыном просветителя, всячески способствовал обучению своих селян. Задумываться с образованием обычно проще.

После смерти Яна Оттона имение переходит к его сыну – Тадеушу, который больше любит литературу и философию, чем хозяйство. С такими пристрастиями сын лишь на 15 лет переживает своего отца, и далее история усадьбы теряется вплоть до Второй мировой, когда в ней располагаются охочие до роскоши немцы.

После войны и до 1995 года в здании работает военный госпиталь, под функции которого меняется планировка дворца, и зарастает парк. Не понадобилась госпиталю и каплица, так что изящная башенка с крестом исчезла, как впоследствии и госпиталь. Теперь в Павлиново никого.

Вернее, так: говорят, что новые хозяева объявились, комплекс был продан Минскому негосударственному институту правоведения – здесь планировалось создать туристический центр с музеем белорусско-польской культуры XIX в на базе усадебного дома; планировалось, кстати, с середины 2000-х. Но пока что попытка реставрации затронула только огромную конюшню, стены которой во многих местах выложены заново из газосиликата и перекрыты набившей оскомину красной металлочерепицей. Да и то стройка уже более пяти лет как заморожена.

Сам же дворец закупорен по первому этажу окнами и дверями ПВХ, что, конечно, мешает деткам из соседнего санатория «Чабарок» отколупывать кафель и крэмзаць на стенах, но выглядит удручающе. Будем надеяться, что благодаря крыше над головой здание сохранится, а новые владельцы – старый намеревается выставить объект на продажу – таки обустроят здесь экспозицию про жизнь шляхты позапрошлого века и «гатэль з рэстарацыяй» в здании бывшей конюшни. Ну и восстановят шикарный парк, в котором есть огромные канадские тополя с таким трогательным названием – Serotina.

Продолжить минорное вступление сиротливых архитектурных ансамблей прошлого можно, переместившись в усадьбу Котлубаев в местечке с польским именем Ястрембель. Возможно, ястребы, давшие название поселению, еще и остались где-то в округе, но вот последний хозяин родового имения, юрист Зигмунд Котлубай, был еще в 1939 году беспричинно арестован большевиками, а затем ими же и замучен.

Теперь в глубине территории Ястрембельской школы-интерната стоит романтичного вида усадебный дом, и непонятно, что выглядит более живым: заброшенная асимметричная постройка дворца, вобравшая в себя черты неоклассики, модерна, замковой архитектуры и забвения, или аккуратные, вылизанные, но безликие корпуса интерната.

Михаил Котлубай – шляхтич татарского рода и польского герба «Морской кот» (завидный какой герб) – выкупил это имение в 1851 году у Казимира Рдултовского, у которого к тому времени и так уже было полно недвижимости, в частности огромный дворец в Снове.

У счетовода и губернского секретаря Михаила было два сына – Генрих и Эдвард. За поддержку повстанцев национально-освободительного движения 1861-1864 гг. они поплатились одним из имений, но Ястрембель так и оставался родовым гнездом Котлубаев вплоть до прихода Советов. Непосредственный наследник – Генрих – был магистром-суперветеринаром, а Эдвард – дипломированным инженером и увлеченным историком, написавшим несколько книг о Радзивиллах и истории Польши. Свои инженерные навыки шляхтич воплотил, участвуя в строительстве Путиловской железной дороги. Возможно, он и заложил основы нового усадебного дома с живописной композицией и доминантой в виде башни, однако постройка датируется 1897 годом, когда его уже не было в живых. Строительство железной дороги обернулось для Эдварда туберкулезом.

Так или иначе, деятельные Котлубаи (котлы – «счастливый», «красивый»; бай – «богач») уходят из истории собственного имения в роковом 1939 году. Впоследствии здание разграблено и лишено богатого убранства вроде античных сюжетов, изразцов, кафеля и лепнины – надо полагать, это было началом борьбы с архитектурными излишествами. По рассказам старожилов, родовая каплица Котлубаев была также разграблена и разрушена, а останки рода долгое время лежали разбросанными. В 50-е годы XX века в здании бывшей усадьбы открывается детский дом, подчиняя себе внутреннюю планировку, а с 1990-го, после переезда школы-интерната в новое здание, усадебный дом превращается в добротные декорации для триллера.

Сейчас в здание можно попасть, но не совсем понятно, что там делать. Часть окон заколочено досками со скромными надписями «консервация», что радует, потому что пока есть что консервировать. Планировку парка не разглядеть, зато на его территории полно детей в униформе – это, между прочим, кадеты, ведь «в Ястрембельской школе-интернате существует 5 кадетских классов, в которых обучается 60 мальчишек и 7 девчонок. Основная цель кадетского образования – обеспечение интеллектуального, культурного, физического и нравственного развития кадет, их адаптация к дальнейшей жизни в обществе». Ок. Будем надеяться, что внимательное отношение к прошлому и культура памяти туда тоже войдут.

К счастью, усадьба в Ястрембле вовсе не сирота, у нее появился хозяин, белорусский бизнесмен родом из Барановичей Андрей Сенько, готовый восстановить не только здание, но и парк с гостиницей в бывшем броваре. Уже даже вроде бы готова проектно-сметная документация на реставрацию и реконструкцию, но есть проблема – потенциальный туристический комплекс находится на территории кадетского училища. И наверняка это не единственное, что мешает сделать tourist point и включить объект в культурное поле.

В помещениях аккуратно, чисто, никакого ПВХ-варварства. Табличке «Музей» на двери вторит лишь несколько экспонатов в большой комнате, сверху доносятся звуки ремонта – начинает одолевать любопытство: что здесь вообще такое прекрасное происходит? Оказывается, упущена важная информация – на заборе при входе на измученной непогодой бумажке в клеточку висит написанная от руки записка: «Для экскурсий звонить по тел. 80295527163». Звоните, не стесняясь.

Вместо пятнадцати запланированных минут я провел там полтора часа и даже не знаю, что из услышанного важнее: история усадьбы столетней давности или история двух пенсионеров, которые сегодня занимаются ее восстановлением. Ну да все по порядку.

Снова на арене Бохвицы. Родившийся в 1799 году Флориан Бохвиц (старший из всех, что тут упоминаются), несмотря на юридическое образование, склонялся к занятиям философией и педагогикой, молодец. Его супруга, родственница Адама Мицкевича, вероятно, поддерживала начинания мужа, и они вместе уехали из Новогрудка под Ляховичи, в тихие Вошковцы, где пан философ и написал несколько книг, совмещая в своих размышлениях принципы просвещения и религиозную мораль (говорят, не смог избежать противоречий). Флориан мечтал о системе образования, совершенствующей разум и чувства, ставящей своей целью воспитание людей, полезных для общества, и, соответственно, воспитал полезных для общества детей, один из которых – Ян Оттон Бохвиц – и получил имение в наследство.

Философ Флориан Бохвиц похоронен неподалеку, в деревне Дарово, но спустя сто лет, в 60–70-е гг. XX века, его могила была разграблена, а надгробие с надписью «Твой пример пусть показывает нам дороги правды» («Twoj przyklad niech nam pokazuje drogi prawdy») исчезло. Это еще ерунда: охраняемое государством захоронение в 2003 году было уничтожено, и на его месте уже расположилось новое. Вероятно, стоит отнестись к этому по-философски.

В память об отце деятельный шляхтич, повстанец и садовод Ян Оттон переименовывает имение в Флорианово, расширяет усадебный дом и пристраивает к главному фасаду кирпичную ширму взвешенной, аккуратной неоготики, формируя характерный и узнаваемый облик усадьбы – хоть сразу на магнитик. Здесь же он занимается экспериментальным садоводством и пишет об этом книги (например, «Як закладваць і даглядаць сады» 1904 года), пока не перебирается в Павлиново, в сад побольше.

В начале XX в. имение Флорианово переходит к его сыну – внуку Флориана и опять философу – Тадеушу Бохвицу, который вместе с женой Брониславой организует здесь пансионат. Правда, организовывала все, скорее, именно Бронислава, так как сам Тадеуш был не очень готов к прозе жизни раннего капитализма и склонялся к работе с «бумагами» – писал, самообразовывался, изучал польскую и русскую журналистику и собирал огромную коллекцию периодики.

В 1908 году в пансионат приезжает отдохнуть номинантка на Нобелевскую премию писательница-гуманистка Элиза Ожешко, и со временем усадьба на берегу реки Ведьмы превращается в настоящий культурный хаб. Литераторка влюбляется в место и заводит трепетную дружбу с Тадеушем Бохвицем, в которой они умудрялись писать письма друг другу, даже находясь в соседних комнатах, – причем Элиза в свои вкладывала лепестки роз.

Этот дружеский, интеллектуальный, полный трепета, но светский роман людей и места снова начинает притягивать гостей, как это было при философе Флориане, и многие знаменитости того времени съезжаются сюда на отдых, чтения, концерты, дискуссии и, конечно же, вечеринки. Цветники партера, длинные тенистые липовые аллеи, ведущие «ў бясконцасць», и фруктовые сады создают для этого отличный фон.

В 1909 году во время своего последнего визита во Флорианово Элиза Ожешко торжественно посадила дуб, который вовсю растет там и сейчас, а после ее смерти в 1910 году были опубликованы триста страниц писем и художественной прозы, посвященных любви, человеку и этому не громкому, но живому месту.

Жизнь в имении продолжалась и после: в пансионат приезжали известные люди, но ярких свидетельств этого уже не осталось.

Последующая история вообще весьма обрывочна. Во Вторую мировую войну в имении располагаются немцы и чинят на хоздворе свои танки. После войны в дом заселяются двадцать семей, а вокруг разворачивается машинно-тракторная станция. В какой-то момент в здание въезжает контора колхоза имени Ломоносова, и вот в этом неожиданном месте начинается преемственность что надо.

Родившийся неподалеку Генрих Михайлович Третьяк оканчивает, как и Ян Оттон Бохвиц, Белорусскую сельскохозяйственную академию и вместо преподавания возвращается в 1967 году к земле – сюда, во Флорианово. Увлеченный агроном и экспериментатор, он за год увеличивает урожай зерновых в два раза и становится председателем, а через двадцать лет стараний урожай хозяйства становится больше в целых 8 раз.

Сегодняшние дикторы устали бы перечислять все его достижения в надоях, намолотах и поголовье рогатого скота, но увлеченный наукой и трудом Генрих Михайлович и правда сделал из Флорианово очень крепкое хозяйство. Лариса Павловна – питерская интеллигентка, химик и супруга ученого – говорит, что это «потому что никаких гулянок, никаких рыбалок: только наука, только работа, только семья...»

Даже при Советах Генрих Михайлович умудряется создать в бывшем «панском доме», где работает контора колхоза, мини-музей культурного прошлого усадьбы Бохвицев. Во время сложных 90-х он увольняется с поста председателя, и с 1997 года офис хозяйства вместе с новым начальством переезжает в новое здание. Новое начальство зачем-то уничтожает два фруктовых сада – молодой, посаженный Генрихом Михайловичем, и старый, посаженный Яном Оттоном Бохвицем, а оставленная старинная усадьба на протяжении 14 лет пустует и растаскивается по частям.

Пенсионер говорит, что, глядя на то, во что превращается здание, в котором он проработал почти тридцать лет, понял: «Оно погибает, и я погибаю». Не смирившись, в 2012 году 75-летний агроном и мечтатель выкупил здание и с тех пор каждый месяц половину своей пенсии, кучу сил и времени вкладывает в то, чтобы вернуть в него жизнь. С помощью сыновей и соседей он ремонтирует дом и возвращает помещениям их первоначальный облик. При поддержке местного бизнеса – завода удобрений «Фермент» – собирает и оформляет экспозицию, а местные жители дарят будущему музею необычные экспонаты из прошлого: кто конный привод, а кто подаренную «паном» еще родителям деревянную колыбель.

К столетию дуба Элизы Ожешко Генрих Михайлович высадил дубраву из сотни молодых растений, а вместе с супругой они уже не раз устраивали в усадьбе настоящие фестивали для туристов и местных жителей – с литературными чтениями и концертами. Местные дети приходят к старинным каминам пить с Генрихом Михайловичем чай, а Лариса Павловна прививает им чуткость, трудолюбие и любовь к поэзии и романсам, которые с удовольствием исполняет сама в гулких и почти пустых помещениях усадебного дома. Потому что в их представлении духовность – это именно то, что нужно вернуть в первую очередь. Как минимум во Флорианово.

Вдохновленными этой удивительной историей, в которой воля, сила духа и стремления напрочь побеждают возраст и восстанавливают связь времен, нужно срочно мчать в усадьбу Рейтанов в Грушевке. Там, скорее всего, будет очень тихо, потому что последнее, что наполняло жизнью огромное деревянное здание перед консервацией, – это картошка. И непонятно, при чем здесь бунт и патриотизм, – а они есть.

Грушевка – место, где родился, жил и погиб один из первых белорусских бунтарей и один из последних рыцарей ВКЛ – Тадеуш Рейтан. Говорят, его след в истории исчезнувшей в конце XVIII века Речи Посполитой тщательно вытирали все игроки самого большого распила того времени – как напоминание о собственном бесчестии, малодушии и предательстве, без которых распил был бы невозможен.

Ну да по порядку.

В XVIII веке в Речи Посполитой была прогрессивная политическая система – шляхетская демократия с избираемым королем и liberum veto каждого депутата. Грубо говоря, решение на общих собраниях могло быть принято только единогласно, а любой голос «против» его отменял. Но из-за того, что тогда жили такие же люди, как и мы, человеческие слабости вроде жажды денег и власти привели передовую демократию к огромному количеству интриг и коррупции: представители шляхты просто-напросто подкупали друг друга ради личных выгод. В свою очередь зарубежные дипломаты, подкупая шляхту, могли гнуть свою линию в политике Речи Посполитой. Все это, конечно, ослабляло государство.

Этим не могли не воспользоваться доброжелательные соседи: Австрия, Пруссия и Российская империя. Австрия с Пруссией к тому времени уже давненько готовили проект по разделу огромной федерации, но только с приходом к власти в 1762 году Екатерины II (устроив дворцовый переворот, она устранила своего мужа, а что) план получил поддержку, а первый раздел огромного государства стал возможен. Всего-то нужен был слабый король (бывший любовник Екатерины) и подкупленный сейм (с этим справились российские дипломаты). Все стороны дележа тихо ввели войска на заранее обозначенные проектом территории, а затем, во избежание большой войны и международного конфликта, решили узаконить аннексии через марионеточный сейм (знакомая схема). Но, как оказалось, не все присутствующие на сейме тянулись за нефтезлотыми.

Тадеуш Рейтан, призванный послом на сейм от Новогрудского воеводства, был ассимилированным потомком прусских рыцарей – литвином по крови, патриотом Великого княжества Литовского и мощным идеалистом со своими представлениями о чести и должном. Говорят, он был настолько принципиальным, что, приехав свататься к возлюбленной и увидев на стене ее покоев портрет Петра I, развернул сватов. Так что, оказавшись на сейме и почуяв неладное в действиях подкупленных заседателей, он рьяно выступил в защиту чести ВКЛ.

На третий день заседаний его воззвания к совести депутатов и попытки объяснить важность сохранения суверенитета уже никто не слушал: подкупленное или запуганное большинство давно приняло решение и просто хотело, чтобы этого принципиального «безумца» кто-нибудь успокоил. Но когда соратник Тадеуша – новогрудчанин Самуэль Корсак – выступил с разоблачительной речью, перечислив все нарушенные присутствующими законы, а малодушные шляхтичи поспешили покинуть зал, Рейтан кинулся к двери и, упав, преградил им дорогу. По легенде, он сделал это со словами «Убейте меня, но не убивайте отчизну».

Слухи о смуте, внесенной Рейтаном в работу купленного сейма, дошли до Екатерины II. У императрицы были свои методы воздействия на тогдашнего короля Речи Посполитой: помимо пронесенной сквозь годы любви к этой женщине, Станислав Август Понятовский был попросту должен ей кучу денег. В итоге своим решающим словом король ставит точку и в истории первого раздела республики, и в личной борьбе Тадеуша Рейтана за целостность и независимость родины.

Тем не менее именно благодаря этому сопротивлению послов – из белорусских в основном земель – мир узнал, что всеобщего согласия на раздел не было.

Смелостью и принципиальностью шляхтича были восхищены даже противники. Например, дипломаты от Пруссии и Российской империи предложили ему защиту от вероятных покушений, но это уже другая история. Четверть территории страны была отдана соседям, а в течение последующих 23 лет Речь Посполитая и вовсе перестала существовать.

Рейтан этого не застал. Удалившись от мира и прожив затворником во флигеле своей усадьбы пять лет, он погиб в результате несчастного случая. Похоронили героя в ляховичском костеле.

В середине XIX века в Грушевке был установлен бюст Тадеуша Рейтана, но после восстания 1863 года его пришлось спрятать, а позднее подарить Кракову.

Неудобный для всех момент истории стал забываться, но полотно художника Яна Матейко «Тадеуш Рейтан на варшавском сойме 1773 года», выставленное в Париже в 1867-м и купленное императором Австрии Францем Иосифом I, напомнило всем сторонам о предательстве одних и героизме других. Фигура Тадеуша Рейтана стала маленьким, но гордым культом, символом борьбы за независимость и справедливость. Еще относительно бескровной на тот момент.

Жизнь самого имения можно, как и в вышеописанных случаях, поделить на «до 1939 года» и «после 1939 года». Расцвет хозяйства пришелся на начало XX века, когда в Грушевке вовсю использовались новейшие на тот момент технологические достижения и еще был жив последний из представителей рода – Юзеф Рейтан. В 1910 году он умер, и имение перешло к его племяннику Генриху Грабовскому. Тот старался не отставать от двоюродного деда: устроил демарш при подписании определявшего судьбу Беларуси Рижского договора, а также заставил отца польской нации Пилсудского пить за ВКЛ. Но наступали сложные времена. В 1939 году Генрих был убит местными бандитами, а жена Юзефа Алина Рейтан, жившая в имении до той поры, арестована и сослана в Среднюю Азию, по дороге куда и умерла.

Масштаб старинной усадьбы Рейтанов впечатляет уже с парка, а исполинские хозпостройки из кирпича и огромный деревянный дом отлично описывают размах и тщательность хозяйства шляхтичей. Одно гумно XIX века можно обходить полдня – настолько оно огромное. Конюшни, оранжереи, бровар, спиртохранилище – важнейший набор образцового двора – все это здесь есть и когда-то работало, принося пользу и радость. У Юзефа Рейтана были даже автомобиль и динамо-машина, которая вырабатывала электричество на все имение. Так что тут, как и, например, на Поставщине, лампочки светили еще до Ильича. Просто потом снова стало темно.

Сейчас автомобиль и электричество стоит привозить с собой: часть построек стоит в руинах, часть продолжает разрушаться, а жилой дом из потемневшей лиственницы, переживший сельский клуб, колхозную картошку и набеги мародеров, заколочен. Мощь и добротность постройки хорошо чувствуется и без проникновения внутрь – даже начинаешь представлять этого крепкого высокого бунтаря Тадеуша Рейтана, выступившего против большинства. Но последние дни шляхтич провел не в этом здании конца XIX века, а в старой небольшой «мурованке» по соседству.

Ну а теперь хорошие новости. Стараниями Ляховичского райисполкома найдены средства на частичную реставрацию имения Рейтанов в Грушевке. А это значит, что Беларусь получит более миллиона евро в рамках белорусско-польского проекта по «восстановлению общего культурного наследия». Между прочим, Ляховичский райисполком своей старательностью располагает к себе сразу: уже в городской гостинице можно увидеть всю недвижимость района, выставленную на продажу, в специально изданном буклете – удобно.

То, что деньги найдены и реставрацией памятника будет заниматься государство, – важный момент. Во-первых, это убережет Грушевку от судьбы некоторых усадеб, оказавшихся в частной собственности, но по каким-то причинам продолжающих разрушаться. А во-вторых, это в некотором роде признак проявляющегося уважения к своей истории и признание наследия Рейтанов на государственном уровне.

Впрочем, возвращением имени Тадеуша Рейтана в забывчивую, но уже независимую Беларусь занимались многие. За несколько десятков лет были написаны два десятка статей – либо посвященных Тадеушу Рейтану, либо с упоминанием его имени и поступка. Правда, популяризации героя и его признанию на государственном уровне это не сильно помогло.

Эту досадную ситуацию всеми силами исправляет «Арт-суполка імя Тадэвуша Рэйтана», основанная исследователем-архивистом Змитером Юркевичем и художником Алесем Родиным. Арт-группа ставит перед собой цель открыть в усадьбе Государственный мемориальный музей Тадеуша Рейтана, а также вернуть белорусам имя героя и добиться почитания его личности на государственном уровне. Для этого арт-группа обстоятельно поработала с архивами и СМИ, организовала серию конференций, выставок и фестивалей – в том числе и в самой усадьбе. Во всем этом – а еще субботниках и противоаварийных работах – активистам помогает Ляховичский райисполком, что говорит о не таком частом, но необходимом в Беларуси явлении: взаимодействии гражданских активистов и местной власти.

В первую очередь здесь планируют частично отреставрировать усадебный дом и законсервировать каплицу Рейтанов – один из лучших образцов неоготики в Беларуси, с которым и люди, и время обошлись не лучшим образом.

Впрочем, для времени памяти не существует – оно самодостаточно. Наверное, стремясь к такому же совершенству, и человек приходит к тому, чтобы не помнить, не наследовать и не завещать. Стать временным.

Грунтовка, ведущая от Р43 в маленькую деревню на границе Брестской и Минской областей, ничего особенного не обещает, хоть и показывает симпатичный лес. Чтобы найти маленькую потускневшую жемчужину усадебно-паркового комплекса в Совейках, нужно снова постараться и потерпеть. Въездная кленовая аллея уже не выглядит торжественной и гостеприимной, но намекает на серьезный масштаб имения, и можно пройтись по ней, а можно подобраться к усадьбе в объезд, через деревню. Так вы посмотрите на быт сограждан, а может, и отхватите пару котят – в доме при входе в парк их как раз прибыло.

По пути к усадебному дому раскрывается прямоугольный в плане пруд. Он окружен старыми деревьями, которые то и дело падают в водоем и уютно покоятся на поверхности почти неподвижной воды. Место сразу располагает к себе какой-то камерностью и «застывшестью», укромностью, сонностью. Разбросанные по территории постройки несмело выглядывают из зарослей, плывут среди деревьев, и прогулка сама по себе замедляется. В этих зарослях застрял даже Ленин, который вроде как лихо вышел из дворца – в распахнутом пальто и с кепкой в руке, но вдруг окаменел посреди партера – судя по взгляду, заколдованный кленовой аллеей. Это, кстати, единственный Ленин в Ляховичском районе.

Когда императрица Екатерина II щедро нарезала своим генералам земли, отжатые у Речи Посполитой, Совейки достались Леонтию Леонтьевичу Беннигсену. Этот барон из Ганновера отличился в боях против повстанцев Тадеуша Костюшки, и роскошное здание усадебного дома, похоже, было построено именно при нем.

Затем Совейки перешли к Незабытовским, чья дочь имела неосторожность выйти замуж за слуцкого маршалка и любителя литературы Константина Рдултовского. Рдултовский был образованным и талантливым, перевел «Сонеты» Мицкевича на несколько языков и даже был знаком с Пушкиным. Он выкупил это имение, но, так как любил вечеринки в питерских салонах, всё растратил, утратил и умер в бедности, после чего здесь обосновался менее поэтичный Гектор Новицкий.

Новицкие продержались здесь подольше. При них парк расцвел, хозяйство развернулось и появился симпатичный винокуренный завод из красного кирпича и колотого камня. Это вдобавок к пивоваренному, смоляному и скипидарному заводу, которые уже были, – вот что значит не увлекаться литературой. Вроде бы эта усадьба принадлежала еще и Чапским, но какая теперь разница – снова приходит тот самый год, когда кто-то навсегда уезжает, кого-то арестовывают, а кого-то ссылают.

Вторая мировая не повреждает парк, но частично разрушает здание, после чего оно отстраивается заново и в течение второй половины XX века меняет функции – военный госпиталь, пионерский лагерь, санаторий, сельская больница. Сейчас основная функция усадьбы, похоже, просто выстоять в этом сне из заросшего парка, застывшего Ленина и сельской тишины. Выстоять и дождаться внимания.

Кажется, судя по спиленным в партере деревьям, у Совеек это получилось. Видимо, именно после расчистки парка и с одобрения Министерства культуры и Министерства природных ресурсов и должны были начаться работы в комплексе и его новая жизнь. С 2013 года ансамбль в собственности СЗАО «Лада-Гарант»: инвестор планирует отреставрировать старые здания и создать на базе усадьбы реабилитационно-оздоровительный центр. Даже интересно, будет ли там так же спокойно и тихо и уйдет ли куда-нибудь последний в районе Ленин.

Теперь можно, конечно, исполненными оптимизма и гордости повернуть в Минск, но что может быть лучше полного впечатления. Поэтому предлагаем прокатиться стремительным серфингом по объектам, которым не так повезло с заботой.

Ветряные мельницы – красивый и почти совсем исчезнувший тип сооружений. Непонятно, откуда в этом образе столько романтики: может быть, оттого что это гордые, одиноко стоящие посреди полей громадины, полностью зависящие в своей полезности от такой непредсказуемой штуки, как ветер.

Деревянная мельница голландского типа в Шейках еще в 80-е годы XX века старалась и молола, но уже с электроприводом, так как потеряла лопасти. Сейчас потерялся даже электропривод – красотка покосилась, как башня в Пизе, и вот-вот упадет. Наверное, этого никто особо и не заметит – сама деревня безлюдна и молчит пустыми домами посреди полей. Этакий антимузей недавнего деревенского быта с одиноким фантастическим чудищем мельницы.

В Тучу можно пробраться через Голынку, где на краю деревни притаились останки усадьбы Вендорфов. От дворянского дома остался фундамент и табличка о фундаменте, а рядом стоят разрушенная каплица и голубятня. На капличку смотреть еще больнее, чем на фундамент с табличкой, – она совсем никакая, а вот амбар-голубятня – весьма необычное кирпичное сооружение, служившее и приютом для птиц, и парковой беседкой, – говорит о том, что хозяева имения знали толк в отдыхе. Сейчас испить чаю в беседке не получится – мало того что она сильно разрушена, так еще и стоит на чьем-то частном огороде, и пройти к ней можно, только потревожив злую собаку, а кому это надо. Да и от парка ничего не осталось.

Учитывая плохую дорогу к самой усадьбе, можно к ней вообще не сворачивать. Посреди деревни стоит домик, хозяин которого тоже любит птиц. Здесь, как и везде, где есть хоть немного любви, можно перевести дух перед поворотом к Туче.

Дорожное покрытие по пути из Голынки в Тучу, конечно, на любителя. Зато оно подготовит к настроению, которое царит вокруг дворца Еленских в самом центре агрогородка.

Еленские (древний род с Волыни) обосновались в Туче еще в XVIII веке, а в XIX веке достроили огромный усадебный дом со стройным четырехколонным портиком и развели завидное хозяйство – с броваром, мельницей и полными золотых карасей прудами. Все как положено: роскошные интерьеры, предметы искусства и ясеневый паркет, а самое главное – коллекция слуцких поясов и старинные турецкие ковры. В Первую мировую ценности были вывезены на хранение в Петербург, но так и не были возвращены. Из-за войн и смуты к 20-м годам XX века усадьба была полностью разграблена, но хозяева таки вернулись в нее и скромно жили до 1939-го.

Если честно, мне уже самому хочется рассказать что-нибудь хорошее про 1939-й и приход советской власти в Западную Беларусь, но нет. Дальше древний род ждали ссылки и лишения. Например, Ядвигу Еленскую, только родившую третьего ребенка, выслали вместе с матерью и детьми в Сибирь. Накануне она сама ходила по домам, собирая подписи, что Еленские ничего плохого людям не делали, но это не помогло. Тем не менее один ребенок из трех выжил, и они бежали в Бразилию.

Усадьбу дограбили. Во время Второй мировой в ней расположился полевой госпиталь, а после войны – школа, благодаря которой к одному из крыльев дворца прилепили плюху спортзала из силикатного кирпича. Строгий и высокий парадный портик будто бы все еще борется за свою взвешенную симметричную классику и понятную иерархию сущего, но заросший партер и молчаливые заброшенные амбары вокруг – так себе поддержка.

Мимо усадебного дома проходит дорожка от СПФ «Туча» к фирменному магазину «Кристалл». Посреди этого пути, прямо напротив здания, лавочка, на которой можно чинно посидеть под деревом с видом на будто бы ничье наследие. Но, если сидеть и смотреть надоест, можно его приобрести.

Повернув в конце деревни Стралково по указателю «полигон ТБО», можно глянуть на усадебный дом Стралков. Он построен в 1909 году в неоклассическом стиле, скромен и имеет трогательные пухленькие колонны входного портика. Из-за того, что здание построено аккурат перед началом лихолетий, каких-то сведений о жизни в усадьбе почти не осталось. Известно, что во время Второй мировой войны хозяева были еще здесь, но, узнав о готовящемся немцами расстреле, бежали в Польшу. После войны в пустующее здание вселилось сразу десять нуждающихся в жилье семей.

Сейчас есть несколько версий о дальнейшей судьбе Стралков, но это не мешает окунуться в реальное положение дел имения. Говорят, усадьбу арендует фермер и это помогает поддерживать ее в текущем состоянии. Пообщаться с фермером, может, и не удастся, но посмотреть на несколько ульев во дворе дома и на его теперешнее состояние – вполне.

Большой дом под будто бы насильно натянутой на него шапкой красной металлочерепицы вовсе не создает впечатления чего-то, стоящего внимания. Но обязательно стоит подойти к нему поближе и посмотреть внимательно, потому что это – живой памятник терпеливой белорусской растерянности на перекрестке посреди нигде.

Он отчасти жилой, и бабушка, сидящая на его крыльце под увитыми плющом колоннами, не хочет фотографироваться – отворачивается к стенке. Судя по найденным фотографиям, еще несколько лет назад она управлялась с помощью одной лишь палочки – сейчас еле ходит на двух костылях. И удобств в доме и центрального отопления она вряд ли дождется.

Последний шляхетный владелец усадьбы в Яновичах – Ольгерд Еленский – с приходом Советов был выслан в Архангельск. Хотя был идеалистом и социалистом, пытавшимся улучшить качество жизни местных жителей образованием и фруктовыми садами и выдававшим им кредиты на землю. После Второй мировой дом заселяется направляемыми в Яновичи работниками колхоза, и сейчас у каждого, кто смотрит на него, возникает чувство, что о колхозниках почему-то никто никогда не заботился, а сам дом со времени его постройки в XIX веке не ремонтировался.

Правда, недавно благодаря собственнику (это снова СПФ «Туча», принадлежащий «Минск-Крышталь») дом получил кровлю из металлочерепицы, а всем трем пожилым женщинам, живущим в 200-летнем доме, чиновники предложили комнаты в квартирах с подселением. Но женщины съезжать из сурового дома отказываются, а от новой крыши у него начали трескаться стены. Ну да их метровая толщина наверняка выдержит многое.

Дети лет восьми-десяти шли по дороге и обсуждали, чья мама пьет. Увидев меня, фотографирующего руины, хмыкнули: «О, Мирский замок нашел, ха-ха».

Радзивиллимонты – летняя резиденция Радзивиллов, построенная в XVIII веке итальянцем Спампани, – сгорела в 1909 году. Была отстроена заново и представляла собой классический дворец, возведенный не очень классическим методом – в его несущих конструкциях умело комбинировались камень и дерево. Побывав сельским клубом, школой-семилеткой и библиотекой, здание еще несколько раз разрушалось пожарами, так что после последнего – в 1992 году – на него попросту махнули рукой и, судя по табличке на въезде, тщательно охраняют парк. Сегодня представить, каким был дворец, можно только прочитав специальную литературу, потому что то, что стоит на охраняемой государством территории, скорее похоже на убитого и разобранного на части благородного донора кирпича.

Вокруг, конечно, большие деревья, и можно отвлечься, побродив по остаткам хозяйства и обжившим парк домикам. В такой прогулке мне встретился сперва кот, а затем абсолютно пьяный человек неопределенного возраста и намерений. Он шел и ревел, орал и хрипел, поздоровался мне в ответ, а потом снова стал хрипеть и орать, удаляясь в глубину парка. Наверное, про то, что в Красной Звезде ему, конечно, так себе.

Тем не менее Клецкий консервный завод выпускает овощно-фруктовые консервы общего назначения под торговой маркой «Радзівілімонты» в честь завода Радзивилла, который здесь когда-то был. Ну хоть так.

Возвращаться в Минск удобнее всего через Несвиж, поэтому, если удручающее состояние некоторых объектов наследия истерзало ваше сердце, обязательно задержитесь в этом городе (а лучше всего прямо во дворце – там вполне доступный отель). Маршрут получился затяжным и с горчинкой, поэтому после него желание пожалеть себя шампанским в антураже благолепия вполне естественно. Здесь, в этом ухоженном заповеднике спадчыны, вы сможете перевести дух, прогуляться по старому парку, обойти все памятники архитектуры и убедиться, что всё возможно. Даже шансон на въезде во дворец Радзивиллов.

Дорога

Дорога длинная, больше 400 километров, но особых приключений с покрытием не сулит. Небольшие убитые участки дорог перед самими объектами или по несколько километров грунтовки от дорог районного значения – кого это может напугать. Более того, обычно есть варианты: из Совеек в Шейки можно ехать не напролом через леса, а через трассу, из Голынки в Тучу можно ехать не через поля, а через дороги с нормальным покрытием. Все зависит от того, есть ли дух приключений и каким навигатором вы пользуетесь.

Единственное, чтобы объехать и обойти все пункты маршрута, возможно, не хватит дня. И тогда следующие пункты особенно необходимы.

Еда

С едой ничего нового. Справедливости ради, большинству белорусских заведений в малых городах давно пора создать свою собственную сеть «Майонезик», поэтому непредвзятое отношение и минимум ожиданий сохранят вам и нервы, и аппетит. По пути следования рассчитывать на пищу можно в Барановичах (но это большой город, кому оно нужно), в Ляховичах (там есть три заведения в центре – кафе «Калі ласка», закусочная «Пиццерия» и ресторан «Ластаўка») и в Несвиже (там вообще раздолье и «Гетман» во дворце). Вне магистралей заправок с более-менее приличной едой, учтите, нет.

Ночлег

Учитывая маршрут, ночевать захочется либо в Ляховичах, либо в Несвиже. В Ляховичах разведка оценила отель «Эдельвейс» – вполне сносно за заявленную цену, но интерьер может ранить эстетов и нет завтраков. Зато буклетик с недвижимостью Ляховщины гарантируется. В Несвиже есть приятный отель «Палац», где, выйдя на крыльцо, можно покняжить – он расположен на территории замка. Ну и повторимся: если вы не зависали в Несвиже – обязательно сделайте это: там есть где разгуляться туризму. Просто наш гайд не о том.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь

Фото: barsun_life, planetabelarus.by, intex-press.by, history-belarus.by, wikipedia.org, tut.by, radzima.org, strada.by.