Как это любить: холодный Иордан и фронт Первой мировой – через Раков и Вишнево к замкам

Без пути к объекту его сложнее понять: он не существует в оторванности от среды, без нас и нашего усилия. Любой памятник культуры состоит из собственной истории и общего со зрителем «теперь»: из нашего пути к нему, наших знаний о нем и нас самих вместе с нашим настроением, способностью к эмпатии и умением видеть или достраивать связи. Так что иногда дорога к цели важнее цели, путь к красоте – уже красота, а вот это вот скучное и неприметное у дороги – наше всё, хаха.

До бывшей столицы графства Огинских, Мекки контрабандистов и агрогородка, добраться несложно – всего 24 км по гродненской трассе, так что еще не успеваешь отойти от крупного города и его суетливых завязок и развязок.

На многое классно смотреть издалека. С трассы М-6 открывается панорама Ракова – эффектная почти в любой сезон и в любую погоду, потому что дорога расположена достаточно высоко над городком. Но лучше всего местечко выглядит с высоты магистрали на закате и в холодное время года. Низину, усыпанную кубиками малоэтажных домов, заволакивает легкий туман или дымка, все это смешивается с дымом печных труб, застывает и деликатно подсвечивается уходящим и не греющим оранжево-розовым солнцем. Два храма разных конфессий сильно выделяются на фоне рядовой застройки, отсылают к чему-то про мир, любовь и терпимость (не хватает только четырех исчезнувших синагог), и всё вместе выглядит как открытка про уют и негромкую сказку провинции. К сожалению, сфотографировать эту пастораль сложнее, чем старое кладбище на въезде; более того, когда едешь по трассе – минуешь сам Раков, а это никуда не годится.

На въезде со стороны Минска расположены целых три кладбища: православное, католическое и еврейское. Католическое и киркут расположены в лесу, особенно живописны и способствуют покою и сосредоточению. Здесь спит очень много историй десятков поколений людей – на еврейском кладбище можно найти надгробия еще первой половины XVII века. А на католическом есть и нарядная часовня святой Анны, и лаконичная усыпальница Друцких-Любецких, и тихие могилы контрабандистов – наследие бурного прошлого Ракова. Сразу за обоими кладбищами располагается рынок.

Сейчас агрогородок вовсе не выглядит местом, в котором было под сотню ресторанов и магазинов, а также казино с борделями. До 1939 года город был знаменитым местом, перевалочным пунктом для бесчисленных контрабандистов, снующих через леса и болота из западной Беларуси в восточную и обратно, а поэтому благодаря предприимчивости местных жителей превратился в наполненный жизнью Лас-Вегас.

Маленький Лас-Вегас был разрушен во время Второй мировой, так как половина его жителей были евреями. В феврале 1942-го их – всех остававшихся к тому времени в живых – сожгли в одной из синагог. Нужно сказать, что и грабить, и уничтожать их помогали в том числе их бывшие соседи. Любовь и терпимость любая война ставит под сомнение.

Всю эту мешанину судеб, историй вражды, оккупаций, коллабораций, компромиссов и борьбы на территории Беларуси можно разгребать бесконечно, учитывая, что свидетельств мало, а живых свидетелей почти не осталось. Достраивать недостающее, мифологизировать исчезнувшее, складывать осколки имеющегося в произвольном порядке и получать тот вариант истории, который близок, ну или необходим для манипуляций или пропаганды. Мы таким постараемся не заниматься.

Пробелы в истории помогает заполнить арт-галерея Янушкевича. Подобные инициативы, наверное, и должны возвращать память или по крайней мере давать недостающие элементы пазла той картины мира, которую каждый собирает всю жизнь.

Тысячи артефактов прошлого и харизматичный хозяин расскажут о том, что и как в этих местах было. А что и как в этих местах есть, нужно будет самостоятельно выхаживать по улицам.

Ракову можно смело посвятить полдня – по крайней мере прогуляться туда-сюда, представить, как это было, и посмотреть на то, что стало. Можно встретить Деву Марию в палисадничке, останки почты у костела из желтого кирпича, улицы в брусчатке и их исторические названия вместо идеологических, вывешенные инициативными жителями. Хозяйства у местных аккуратные, толковые: у кого торчит «полуторка» во дворе, у кого старый ухоженный трактор, у кого ничего не видно из-за забора. Но у нас же блицкриг ради любви, так что нужно ехать дальше.

В нескольких километрах от Ракова находится исток нашего холодного Иордана – Ислочи. Реки с чистейшей водой, извилистым руслом и обрывистыми песчаными берегами.

Несмотря на то, что она будто бы прячется от всех, стараясь сохранить свою камерность, первозданность и ручьевую форель, Ислочь – место отдыха многих минчан. Куда ни сверни влево с H8331, двигаясь из Ракова в Ивенец, ты попадаешь если не в санаторий, то в музей природы на песчаном берегу. С дубами, обрывами, соснами, ключами, клещами и иногда с кучами мусора, так как экосознательности горожан хватает пока что только на складирование отходов в стихийные свалки в кустах. Так, чтобы не было видно из кемпинга.

Возможно, отдыхающие изменят свои привычки, а возможно, местные власти им помогут стать немного цивилизованнее – поставят на съездах с трассы контейнеры, раз уж люди все равно лезут со своим отдыхом к этой маленькой строгой реке.

Кстати, местные власти вполне себе стараются, а сельсоветы пишут концепции устойчивого развития и ищут поддержку в международных фондах, так что можно надеяться, что поиск баланса «человек – экономика – экология» в Воложинском районе идет. Кумжа будет и дальше плыть по реке, пчелы будут собирать мед, а велосипедисты будут колесить по округе, потому что для них, вообще-то, уже разработаны маршруты. Много интересного есть здесь.

Но пока что велосипедистов на дорогах Воложинщины можно пересчитать по пальцам одной руки даже летом.

По дороге из Ракова в Падневичи, помимо манящих левых поворотов к Ислочи, можно увидеть деревянную церковь Святой Троицы в Киевце, построенную в начале XX века, и часовню-усыпальницу Жабровских – она будет на симпатичном холме справа. Рядом с каплицей находится могила писателя Винцента Дунина-Марцинкевича. Этого человека, писавшего под псевдонимом Навум Прыгаворка, причисляют к истокам новой белорусской литературы. Мало того, что он писал в том числе и на белорусском, так еще и организовал первый белорусский театр, «отличавшийся демократизмом и пробуждавший национальное самосознание у зрителей». О том, что это был романтик, обеспокоенный судьбой народа, говорит и то, что, находясь под надзором царской полиции после восстания 1863-го, он пробовал открыть нелегальную школу для местных детей.

Далее можно ехать через Ислочь прямиком в Ивенец, и тогда дорога польется по приятным пейзажам южного берега реки, а можно сделать крюк через остатки усадьбы Зелей – через Лютино и Петрусовщину. Не, не так: праз Люцына i Петрусоўшчыну.

К руинам усадьбы Зелей нужно ехать через Падневичи, и сделать это можно двумя способами: нормальным или по брусчатке длиной в 2 км. Брусчатка придаст перемещению ностальгический шарм и откроет симпатичные виды, но за это может потрогать лапкой подвеску и укачать.

Про усадьбу Зелей известно мало, зато на подъезде к ней стоит цветной указатель «Райский сад – 200 м», на котором значится, что здесь есть кемпинг и лесосад в 30 гектаров, где можно провести фестиваль, свадьбу, день рождения и семинар.

Одно из первых знакомств с этим местом было достаточно странным. Слева, прямо у руин компактного дворца, рядом со свежевыведенным фундаментом какой-то мужчина мял ногами глину (как оказалось позже – чтобы строить саманную баню), а с ним, укачивая в коляске ребенка, беседовала статная длинноволосая женщина.

Она была любезна, приветлива и провела небольшую экскурсию по владениям. Территория усадьбы с руинами дворца и яблоневым садом в 30 га досталась им под фермерское хозяйство после того, как местные власти решили сад, посаженный еще в 30-х годах, вырубить. Дворец ни ломать, ни восстанавливать никто не собирался, а вот сад был вычищен и спасен – выяснилось, что растут в нем не «мичуринские» яблони, выведенные для нужд колхозов, а мощные яблони-трехсотлетки – в том числе золотой ранет и некая старинная антоновка.

Рассказ про посаженную плантацию кедров был благостным и вдохновляющим, на поляне посреди сада стояли геодезические купола и типи, какая-то девушка читала книгу на траве в тени дерева, а куча котят облепила смиренную крупную кошку и цеплялась за жизнь – всё прямо лучилось каким-то возвращением к корням и сверкало белыми зубами нью-эйджа. Правда, когда в разговоре стало появляться все больше оборотов про магическую силу и энергию места, когда предложили приобнять яблоню как дерево семьи, любви и деторождения, дерево, помогающее найти чувственность и половинку, неловкость победила интерес и к руинам, и к саду – захотелось поехать дальше.

Напоследок ворчливый мужчина, строивший баню по традиционной технологии, будто бы немного свысока рассказал, что не пользуется интернетом, что молодежь ничего не умеет, ничего не знает и все забыла, и посоветовал почитать Владимира Мегре.

Чтобы добраться до следующего пункта нашей инструкции по любви – к остаткам усадьбы Тышкевичей в урочище Вялое, – нужно проехать через Ивенец. От руин дворца Зелей дорога в Ивенец лежит через Лютино и Боровиковщину.

В Боровиковщине есть санктуарий, возведенный в память о двух священниках, погибших во время карательной операции СС «Герман» – мести за Ивенецкое восстание 1943 года. Иосиф Ахиллес Пухала и Кароль Герман Стемпень принципиально остались с прихожанами, осужденными на расстрел, и в итоге договорились обменять свои жизни на жизни более сотни человек. Такие тихие подвиги не особо освещались при Советах: в них никто не шел на таран, не взрывал себя гранатой, да еще и не состоял в партии. В красивом чистом лесу на подъезде к Ивенцу со стороны Боровиковщины – мемориал. Здесь в 1942-м уничтожили все еврейское сообщество Ивенца и округи.

Кстати, может показаться странным, что маршруты, призванные расположить человека к любви, пролегают через какие-то полные драмы места, кладбища и ностальгические руины, а не через полные жизни микрорайоны, агроусадьбы и прочие успешные предприятия. Но это лишь от необходимости осознания, что вся эта современная жизнь Беларуси вовсе не построена в чистом поле колонизаторами с других планет, не зачата каким-то единственно правильным способом в начале XX века, а была всегда: менялась, разрушалась, строилась, выживала, ломалась, побеждала. И у всего, что мы имеем, есть уникальный и незавидный бэкграунд – бэкграунд поля битвы цивилизаций.

Ивенец классный. Про Ивенец можно почитать подробнее в предыдущем маршруте, а в этом его нужно проехать транзитом, свернув на улицу вездесущего Дзержинского.

Безлюдная дорога приводит в аккуратную деревню Сивицу, расположенную на перекрестке посреди поля. В ней тоже будто бы никого нет, а за поселением – за этим укромным разноцветным форпостом из малоэтажных домиков на краю пущи – дорога вползает в лес. За пару лет знаков, запрещающих сбор грибов и ягод в этой части Налибок, стало меньше, но стоит помнить, что в апреле 1986-го года здесь сформировалось северо-западное пятно радиационного загрязнения цезием-137. Так что безлюдность места в некоторой степени обусловлена техногенной катастрофой.

Через пару километров асфальт сменяется грунтовкой. Какие-то малозаметные повороты вправо ведут через лес к красотам: к месту впадения Волмы в Ислочь, к обрывистым берегам, широченному полю и убитому молнией дубу. Поворачивать влево, к сожалению, нельзя, так как там царство лесников и погибель для подвески, зато один из поворотов вправо таки обозначен. И, несмотря на то что дорога может показаться зловещей, можно смело сворачивать к санаторию «Лесной». Все равно в нем никого нет.

В этом лесном санатории никто не лечится уже лет 20 – такое же время здание не обслуживается. Последствия налицо: огромный комплекс из сложноподчиненных объемов сыплется, разваливается и вместе с тишиной леса напоминает зону отчуждения. Хотя радиация не основная причина его запустения – судя по направлениям и прочим бумажкам, которые еще можно найти в кабинетах жилого корпуса, санаторий работал до середины девяностых.

Да, по зданию санатория теперь можно ходить сколько влезет, потому что его перестали охранять. Внутри вполне готовые декорации для съемок какого-нибудь триллера: темные коридоры, разбитые окна, пустые ванные, душевые с ржавыми разводами на белом кафеле, плесень, взорвавшийся паркет, стилизованные бабочки и цветы, нарисованные на стенах, мох на подоконниках. Экстерьер подыграет разбитыми фонарями и заросшими шиповником подходами.

Что интересно, основным объемом здание напоминает разваливающийся по соседству дворец Тышкевичей. Возможно, у архитекторов и заказчиков была амбиция создать здесь целый ансамбль – восстановить здание дворца и парк и включить их в большой оздоровительный комплекс. Возможно, кто-то просто вдохновился необычной для своего времени формой дворца.

У владельца усадьбы, разваливающейся в сотне метров к востоку от руин санатория, прекрасная история. Бенедикт Генрих Тышкевич – представитель дворянского рода ВКЛ герба «Лелива», польский фотограф, родившийся под Каунасом и ставший пионером белорусской и литовской фотографии (ну как это не любить). По одним источникам, его воспитывал дед, по другим – прадед, но это не важно. Важно, что воспитал, видимо, хорошо, подарил доступ к огромной библиотеке, познакомил со светописью и оставил наследство, достаточное для того чтобы:

• уже в 70-х годах XIX века заниматься фотографией;
• плыть за яхтой в Бостон;
• не купить там яхту, но взять в жены дочь бостонского судовладельца;
• построить яхту на заказ во Франции и назвать ее в честь родины «Жемойтия»;
• отправиться в кругосветное путешествие с фотоаппаратом;
• приплыв в Северную Америку, поучаствовать в выставке фотографии и выиграть золотую медаль.

После того как в 1883 году внезапно умирает его жена, граф остается с тремя детьми, прекращает путешествовать и впадает в депрессию, как и положено – с алкоголем. Выходом из кошмара оказывается фотография, а также переезд в урочище Вялое. Есть мнение, что после смерти жены он навсегда уехал во Францию, но тогда непонятно, кто фотографировал крестьян. Есть красивое предположение, что он стал заниматься фотографией все больше, пытаясь запечатлеть видения, в которых ему являлась жена.

В 1893 году Бенедикт Тышкевич вместе с сыном Яном строит двухэтажное кирпичное здание, на втором этаже которого устраивает фотолабораторию. Вторая его фотолаборатория находится в Париже, но этот размах не важен – важно, что в конце ХIХ века граф зафиксировал повседневную жизнь не только шляхты, но и крестьян, и получил за это медаль на первой выставке художественной фотографии в Берлине.

В Первую мировую имение было разграблено, а все фотографии, кроме тех, что Тышкевич увез с собой накануне войны во Францию, утеряны. От антикваров в музей оставшиеся фотоработы мастера попали только в 1993 году, став сенсацией в мире фото.

Кстати, задолго до Первой мировой на огромной территории рядом с Вялым был организован зверинец, где, по слухам, прижились даже пятнистые олени. Заведовал им сын графа Бенедикт Ян, но в беспределе войны он покинул урочище и уехал во Францию. До 1939 года польские власти пытались восстановить зверинец (там, например, развели бобров, которые до сих пор грызут всё в округе, молодцы), но Советы, а потом и Вторая мировая окончательно свернули все благородные начинания вокруг имения.

Судя по крюкам в теле здания, дворцу, как и многим памятникам архитектуры, досталось внимание советских альпинистов, а в остальном на берегу Ислочи мы видим соревнование двух зданий в том, какое из них быстрее развалится. Соревнование двух порядков, какой забудется раньше. Пока что самое жилое место в округе – двухэтажный кирпичный дом на несколько квартир. Квадратный в плане, с двускатной крышей, построенный, видимо, для персонала санатория – единственное место в радиусе пары километров, где живут люди. Просто, неброско, утилитарно – самое то, чтобы выжить.

Выехав к лесной грунтовке, плетущейся вдоль северного края Налибок, нужно повернуть направо и около 8 километров потрястись до поворота на Довбени. На пути будет симпатичный поселок Первомайский, проезжая который всегда хочешь узнать цены на местную недвижимость, а перед поворотом на Довбени к М-6 слева раскроется огромное поле, где можно увидеть коров, а если повезет, то еще и зубров. Мне не везет.

Учитывая, что следующий пункт маршрута – Вишнево, не стоит себе отказывать в том, чтобы прокатиться транзитом через Воложин. Если сойдутся настроение, погода и прочие звезды, город покажется лучшим местом на земле, ну а если не сойдутся, то на то он и транзит. В принципе, дорога Р56, превращающаяся в улицу Щербины, а затем, как ни странно, в Советскую, является главной улицей города и вполне подходит для ознакомления и с рядовой малоэтажной застройкой, и с советским наследием, и с симпатичными культовыми сооружениями. Только что памятник классицизма – еще один дворец Тышкевичей – находится немного в стороне. Часть дворцово-паркового комплекса (собственно, с дворцом) относится к военной части, а часть – к отделению милиции и ГАИ. Так что если классицизм и военные вам не очень, то можно смело ехать мимо.

Воложин стоит на холме, возвышаясь над Налибокской пущей с одной стороны и над низиной Западной Березины – с другой. Поэтому центральная улица имеет симпатичный продольный профиль и приводит на самую высокую точку города, занятую темным параллелепипедом сетевого супермаркета. Что весьма занятно, учитывая, что в прошлом самые высокие точки занимали тяготеющие к небу объекты культа. Нет, рядом с этим супермаркетом лицом к перекрестку, конечно, стоит скульптура Иисуса под навесом из поликарбоната, и не заметить такую рокировку доминант сложно.

Виды, раскрывающиеся с улицы Советской, хороши, сворачивать во дворики с улицы Советской иногда интересно, но так до Вишнево, а тем более до конечной точки маршрута, никогда не добраться. Так что нужно выезжать из Воложина по Н8262 на кольцо и, любуясь краявiдамi, 18 километров ехать до родины Шимона Переса. Дорога пройдет через аккуратные населенные пункты с ухоженными домами, мимо разлива Западной Березины у Саковщины, через леса и поля.

Вишнево встречает некрополем, но это не повод для уныния. Местечко на берегу Ольшанки, ставшее агрогородком, вполне живое, приветливое и живописное. Там смешалось все, как и положено: вот памятник землякам, погибшим в годы Второй мировой, вот администрация на главной площади, вот школьник переходит дорогу, вот церковь, построенная аккурат после восстания 1863-го, вот магазин, где очень классно слушать живые разговоры местных, вот мужик, который едет на велосипеде и матерно и добродушно смеется над тем, что фотографируешь козу, вот костел XVII века, а рядом с ним – Вишневский родник. Вот вид на Ольшанку с высокой террасы костела, а вот в конце деревни плохо ухоженное еврейское кладбище с монументом, посвященным расстрелянным. На другой стороне реки – остатки хоздвора Хрептовичей, от которого есть дорога в их усадебно-парковый комплекс Одровонж.

В Вишневской кринице можно набрать побольше воды – это поможет поддержать силы, чтобы продолжить путь. По легенде в этом месте – под вишней – одному набожному человеку явилась Дева Мария и обозначила место будущей святыни источником с исцеляющей водой. Было это в 1414 году, и впоследствии все литовские короли и шляхта стали постоянными посетителями этого места. Можно побродить по окрестностям, сходить на ту сторону реки на хоздвор или взобраться на браму и даже позвонить в колокол, но лучше ограничиться изучением надписей на нем и созерцанием умиротворенного, но чем-то торжественного местечка.

Не знаю, как Хрептович добирался в свой Одровонж – усадьбу в стороне от Вишнево: может, на внедорожнике, но я в этот раз не смог. Дорога к оставленному лучше не становится. По-хорошему, можно бросить автомобиль у реки Ольшанки и пройтись пару километров пешком: прогуляться по парку с огромными деревьями, больше похожему на лес, поискать знакомые виды растений и скромные развалины усадьбы, в которой в Первую мировую был штаб немецкой дивизии, изучить надписи на немецком на мемориальном камне 1917 года и возвращаться назад.

На въезде в Десятники со стороны Вишнево слева от дороги начинается поросшая мхом полоса добротного бетонного ограждения, что сразу бросается в глаза: это не очень свойственная здешним местам монументальность и сдержанность благоустройства (вспоминается ярко-розовый каскад лестницы к амфитеатру в Воложине).

Когда слева появляется огромный башнеподобный постамент с орлом наверху, машина глушится практически автоматом, и интерес тащит по каменным ступенькам наверх.

Как не создавать тягостную атмосферу в таком месте, как кладбище, здесь можно поучиться. Плавные изгибы рельефа на высоком берегу Ольшанки покрыты короткой травой и соснами, а среди травы, практически не возвышаясь над землей, лежат надмогильные плиты-таблички в форме неярко выраженных крестов. Захоронения покрывают всю территорию кладбища аккуратными, подчиненными текучести ландшафта рядами. У входа – каплица с орлом, опустившим крылья. Со стороны реки – то же низкое бетонное ограждение во мху, не отвлекающее от просветов между деревьев, за которыми река и дали. Кладбище солдат Первой мировой в Десятниках – место мощное, одновременно помпезное и камерное, напрочь лишенное визуальной и смысловой суеты.

Первая мировая была в две стороны работающей мясорубкой с надолго застревающей на одном месте линией фронта. Позиционной войной, когда с двух сторон окопы и укрепления, артиллерия, а посередине – поле битвы, на котором санитары собирают тела после неудачных попыток прорыва одной из сторон. Есть ощущение, что солдаты, воевавшие в той войне, были не столько врагами друг другу, сколько расходным материалом империй, воюющих за свои амбиции (причем материалом без особой идеологической подготовки, в отличие от натаскиваемых пропагандой солдат Второй мировой). Подтверждение тому – Рождественские перемирия, случаи, когда на Западном фронте в Рождество солдаты враждующих сторон отказывались стрелять друг в друга и обменивались подарками.

Возможно, поэтому на мемориальных табличках в таких местах пишут: «Здесь покоятся солдаты – жертвы Первой мировой войны».

Какая-то молодая пара собирала среди сосен и могил грибы, но стала немного смущаться моего присутствия, а чего: я сам чуть не нарезал под Ивенцом боровиков. Как позже оказалось, на месте расстрелов.

Рядом, за орлом, начиналось кладбище православное – с характерным для последних лет пятидесяти буйством форм и цвета. Там трое обустраивали цементную площадку на одной из могил, шумела бетономешалка. Такие разные фактуры. У военного кладбища Первой мировой, где люди погибли враз, непонятно за что и за тысячи километров от дома, – официальность, благородство, строгость, минималистичность, сдержанность в материалах и много-много пустоты. И мирное кладбища местных жителей, где каждое надгробие хочет отличаться не только надписью, где сотни вариантов оградок и десятки видов пластиков цветов, – такое, что даже немного душно.

Меланхолию мемориала в Десятниках развеет дорога в Гольшаны. Ну, может быть, не развеет, но сменит меланхолией насыщенных покоем сельских пейзажей с редкими, благородно стареющими деревнями. Конец Воложинского района ознаменуется началом Гродненской области и так себе грунтовкой, поэтому километров 10 нужно будет потерпеть. Зато пассажиры, в отличие от водителя, справляющегося с дорогой, могут полюбоваться видами – они там загляденье. Нужно признаться, что особенно у дорожников не получились мосты – там стоит быть внимательными к ямам.

Космические формы серебрящегося сельхозпредприятия, которым начинаются Гольшаны при въезде со стороны Вишнево, скрывают приземистые рыжие руины замка с богатой и незавидной историей.

Гольшанский замок, безусловно, является важнейшим пунктом в тех немногих организованных туристических маршрутах, катающих редкие автобусы зевак по Беларуси, но нужно и правда потрудиться, чтобы представить в своем воображении его утраченные величие и красоту. То, что дошло до наших дней, больше похоже на романтическую скульптурную композицию из кирпича, и нужно хорошенько по ней погулять, чтобы собрать свой замок. На то и дается человеку время.

Род князей Гольшанских обосновался здесь с XIII века. За три последующих столетия представители и представительницы рода участвовали в такой череде интриг, заговоров, междоусобиц, измен и конфликтов, что легко запутаться, но при этом дали начало династии Ягеллонов и сохранили во владениях эту землю. С XVI века род стал угасать, и княжна Елена, последняя из рода, вышла замуж за князя Павла Сапегу, получив в наследство Гольшаны. Их внук Павел Стефан Сапега и стал строить роскошный замок, лишь отчасти являющийся оборонительным сооружением, а по сути – дворцом.

Судя по легендам, получилось очень богато: с роскошными интерьерами, библиотекой, коллекциями живописи и оружия, а также с водопроводом и канализацией, что подчеркивает размах строительства. Вместе с внешней инфраструктурой из рвов, валов и искусственных озер замок был чуть ли не самым крутым в ВКЛ.

Правда, по некоторым источникам, он так и не был достроен. Так как у Павла Стефана было много трат и не было наследников, с середины XVII века замок стали делить кредиторы, имение стало менять хозяев, разбираться, разрушаться войнами и превращаться в остатки роскоши. В XIX веке в каплице уже был склад хлама, часть дворца стала нежилой, а от оригинальных интерьеров почти ничего не осталось. Некий помещик Горбанев приобрел ансамбль в 1880-м и, позаимствовав из великана строительных материалов, предприимчиво построил корчму. Плюс к этому, приближая замок к современному виду, взорвал часть строений и продал по кирпичам.

Говорят, что до 1939 года в замке еще жили люди. После Второй мировой он просто стал донором кирпича для всей округи. Но даже еще в 1957-м, судя по обследованиям, проведенным литовцами (литовцы молодцы), там было где разгуляться.

Скромная аллея с бетонными столбами фонарей с одной стороны и несколькими деревьями с другой ведет к останкам жилого корпуса и заканчивается площадкой, напоминающей разворотное кольцо, – с многовековой брусчаткой и такой же липой.

Здесь можно припарковаться и изучить стенд про былое величие, прежде чем продолжить путь вдоль зеленого металлического ограждения. Ограждение ненавязчиво, но и не очень эстетично ограничивает доступ к объекту с фронта, притом что обойдя замок (а его нельзя не обойти), можно подойти к забору с другой стороны. Прихватив пару старинных кирпичей, горой сложенных в его дворе.

Работа с замком как с наследием, которое нужно сохранять и показывать, началась в середине двухтысячных. К теперешнему моменту закончены масштабные подготовительные работы – замок, по сути, выкопали из-под земли и расчистили. Правда, сама консервация, насколько можно судить, еще не началась. А это значит, что разрушение может продолжаться.

Вплотную разработкой концепций и предложений по сохранению Гольшанского замка и оживлению среды вокруг него занимается проектное бюро при белорусском отделении ICOMOS (Международного совета по сохранению памятников и достопримечательных мест) под руководством Игоря Раханского. Дальнейшая судьба замка зависит от денег, от деликатности подхода проектировщика и ответственности строителей. Архитекторы обещают максимально уважительно относиться к наследию, так что аутентичные руины, скорее всего, будут законсервированы, и вместо них не появятся звонкие бодрые новоделы в розовой штукатурке. Изящно помещенный в останки нарратив, поддержанный современными материалами и хорошей инфраструктурой, кажется самым этически верным решением для замка.

По выходным и в сезон к замку выбирается 2–3 туристических автобуса в день, поэтому в толпе туристов там не заблудишься. На разворотном кольце под липой можно выпить кофе или чай и купить сувенир по душе: например, реалистичный магнитик с руинами (как есть) или магнитик с былым величием, замком в 3D (каким он, вероятно, никогда не был). Кроме того, можно разговориться с приятным хозяином лавки на колесах и послушать неформальные истории места.

Например, о том, что несколько зданий в Гольшанах построили из кирпича, изъятого из замка, как и чуть ли не 70% печей в домах местных жителей. Что училище посылало студентов добывать кирпичи из древних стен: мол, достанешь 50 кирпичей – поедешь на каникулы (так и было, пока одного из учащихся не завалило стеной). Или о том, как двоих молодых людей завалило в подвале замка, когда те попытались найти там сокровища. И это все помимо основных, «программных» легенд, закрепленных за замком.

В самих Гольшанах можно смело прогуляться по улице Ошмянской наверх – к 400-летнему костелу св. Иоанна Крестителя и дальше, где на горе над домами пасется корова. Посмотреть на каплицу, на православную церковь, на гмину, на рядовую застройку, на рядовых мужиков (иногда они выпивают и смешно паркуют гужевой транспорт у розового храма, потому что напротив – магазин). Потом стоит пройтись по улице Борунской, потому что на ней тоже есть симпатичные дома конца XIX – начала XX веков, а также дряхленькая деревянная водяная мельница, нависающая над рекой Гольшанкой. Можно и не гулять, а глянуть на ходу, потому что наверняка у каждого объекта здесь, как и у каждого человека, найдется столько историй, что придется снимать гостиницу или селиться в монастырь. А у нас – блицкриг.

Если Гольшаны не поглотили вас своей пасторальностью и не оставили ночевать среди призраков и голодных котов, то в Минск можно поехать через Крево. А в Крево – через Бенюны и Боруны. Дорогой, которая сама по себе – достопримечательность. От замка нужно свернуть на Семерники и с десяток километров тащиться по грунтовке. Но дорога там неплохая, а просторы такие, что чувствуешь, как вертится земля, расчесывая небо лесами.

Путь в Бенюны проходит и через агроусадьбу «Шляхецкая ваколiца» в Родевичах. Мало того, что на территории этой усадьбы планируется создание и экспозиция Парка миниатюр с макетами замков ВКЛ, так инициатор проекта – директор фонда «Страна Замков» Александр Варикиш – еще и предлагает собственный туристический маршрут по окрестностям.

Но мы идем своим, неофитским и стремительным путем любви, где следующий пункт маршрута – Бенюны. Переехав благоустроенную дорогу на Боруны, нужно будет снова потерпеть многочисленные ухабы аутентичной деревенской улицы. Она приведет к весьма удачному примеру восстановления старинной усадьбы.

Необычная по архитектуре деревянная постройка с хрупким и стройным портиком возведена шляхтичем герба «Самсон» Юзефом Карчевским в 1828 году. Построена не до конца: то ли из-за преследования Карчевского российскими властями за участие в восстании 1830-1831 гг., то ли из-за того, что Юзеф был сломлен смертью сына, получавшего на тот момент образование в Риме. Построенная часть дома была добротно отделана и вмещала библиотеку (передана на хранение в Богданово, конфискована советской властью) и кропотливо собранные коллекции картин и фамильных реликвий. В подвалах делали хлеб и сыр – что еще надо. Только если вино.

Потом была типичная для подобных объектов и трагическая для их хозяев история. После 1939-го имущество национализировано, а сын последнего владельца расстрелян в тюрьме НКВД в 1941-м. После 1945 года в усадьбе размещают школу – наверное, потому что «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем», а с 1993 года здание пустует и разрушается.

В 2007 году усадьба продана бизнесмену Юрию Кармановичу, и за 10 лет новый владелец отремонтировал здание: восстановил деревянную часть, в том числе утонченный портик и балкон, перекрыл здание фальцевой кровлей. Сейчас завершаются работы по благоустройству территории вокруг здания, и, если верить владельцу, обновленная усадьба заработает как культурный центр и парк технологий экожизни. Как говорится, дай Босх!

В трех километрах от Борунов рельеф выдает что-то нехарактерное, какой-то всплеск активности, но это не окрестности Гётеборга, нет – это результат рекультивации земель, нарушенных в результате разработки карьера. Теперь здесь симпатичный искусственный водоем посреди обрывистых берегов и дорога в ямах. А еще – парковки, чтобы любоваться озером с обрыва.

Костел Св. Петра и Павла виден издалека, с какой стороны к нему ни подъезжай. После недавней реконструкции он сменил основной цвет фасада на розовый, но для сооружения возрастом в 350 лет это не перемены.

В конце XVII века в Борунах поселились базилиане и основали монастырь. Согласно уставу ордена, монахи должны были соединять монашескую созерцательность с активной гражданской позицией, поэтому они организовали ещe и школу для местных жителей.

Вслед за школой активные монахи стали возводить и каменный храм. Не с первой попытки, но уже в середине XVIII в. по проекту Александра Асикевича был построен этот классный пример виленского барокко, где архитектор по каким-то причинам расслабился и позволил себе асимметрию: отсоединил и будто бы отнес в сторону одну башню, а две основные развернул на 45 градусов и сделал разными. Левую вытянул в небо, а правую не вытянул вообще. В итоге все эти виленские барочные изгибы и ярусы, и так делающие фасад пластичным и текучим, дополняются асимметричной, но уравновешенной композицией звонниц, плывут по небу, как теплый воздух, и кружат голову. Хорошо, что рядом, в магазине «Родны кут», можно купить банку зеленого горошка и попуститься.

За свою жизнь храм успел побывать православным, как и каменный монастырь, построенный рядом в конце XVIII века. В 20-е годы XX века церковь переосвятили в костел, а в монастыре еще несколько лет действовала учительская семинария. Сейчас здание монастыря в запустении.

В общем, у костела в Борунах можно смело парковаться и выходить на прогулку. К тому же говорят, что интерьер храма оформляли более пятнадцати лет, а внутри него даже сохранился старый орган.

Дальше можно прогуляться через магазин «Хуторок» к пруду с беседкой на насыпном полуострове или же на лаконичное кладбище Первой мировой. А можно завершить, наконец, это изматывающее красотой путешествие последними руинами этого маршрута – Кревским замком.

Всего 10 километров по Р95 – и вы в Крево, местечке, известном примерно с XIII века. Чаще всего о таком почтенном возрасте в населенных пунктах Беларуси уже ничего не напоминает, но здесь за память отвечают руины огромного каменного замка. И к ним лучше всего приезжать не столько с ожиданиями, сколько с почтением, потому что в свое время история Восточной Европы здесь мощно повернула туда, где сейчас и находится.

В 1385 году Ягайло – непослушный сын Ольгерда, правившего ВКЛ около тридцати лет, – сворачивает начатую отцом политику «сбора русских земель вокруг Вильни» и подписывает в Крево соглашение о династическом союзе между Великим княжеством Литовским и Польским королевством. То есть жертвуя суверенитетом ВКЛ, женится на польской королеве Ядвиге, принимает католицизм и становится королем польским, великим князем литовским и все такое. С одной стороны – осуществляет цивилизационный поворот на Запад, с другой стороны – лишает привилегий православную знать ВКЛ. А кто любит дискриминацию? Никто. С тех пор и начинаются постоянные качели с борьбой за равноправие, гражданскими войнами и сепаратизмом. (кстати, в 70-е годы один литовский историк пытался доказать, что т.н. «Кревская уния» – фальшыўка, сфабрыкаваная ў Польшчы, что подтверждает, что все по кругу в этой борьбе за счастье быть независимым)

Чтобы провернуть все это прозападное дельце, Ягайло даже избавился от собственного дяди Кейстута, которого предварительно заточил в подвале Кревского замка. Избавился бы и от своего друга и двоюродного брата Витовта, но тот бежал, переодевшись в женские одежды. Такой вот кавардак творился здесь в XIV веке, и Крево было долгое время в его центре.

Первый каменный замок в ВКЛ был построен с таким размахом и из таких мощных валунов, что даже на Волыни ходило проклятие «чтоб ты камни на Крево таскал». Попытки хваткого XX века разбирать его на стройматериалы заканчивались неудачей, потому что не поддавалась даже кирпичная кладка. Тем не менее войны не раз калечили замок и выжигали местечко вместе с населением. Магдебургское право Магдебургским правом, но после набегов татар и московских князей, русско-польской войны и прочих бед в конце XVII века начался упадок города Крево, а из-за утраты стратегического значения стал ненужным и замок. А теперь Крево что? Правильно – агрогородок. С руинами истории, которые никак не законсервируют.

Собственно, в руины замок превратила Первая мировая. Восточный фронт проходил как раз через Крево. В замке надежно укрепились немецкие войска, и при мощнейшем наступлении российской армии в него палили несколько сотен тяжелых орудий. Сложно представить такой шквал огня, направленный на этого сурового старика, но достаточно посмотреть на то, что осталось от трехметровой толщины его стен.

Замок постепенно разрушается. Могучие остатки стен кренятся, из них вываливаются камни. Во внутреннем дворе пасутся лошадь и теленок. Символическая металлическая сеточка защищает от чего-то их и северо-восточную стену. Последние активные действия по консервации и укреплению стен были предприняты в 30-е годы поляками, но 1939-й остановил работы. Сейчас «Белреставрацией» разрабатывается проект реконструкции, и в марте 2017-го были даже проведены геологические изыскания, но уверенности, что в скором времени руины ожидает спасение от осадков и обрушений, нет. Даже крепкие каменные свидетели прошлого сдаются перед бездействием.

У «входа» во двор можно приобрести авторские сувениры из глины, металла, дерева, а заодно пообщаться с людьми, которым небезразлична судьба Кревского замка. Настолько небезразлична, что они планируют построить рядом со своим участком в деревне Чухны копию Кревского замка в масштабе 1:10. Правда, сейчас их можно найти там только по выходным, ну или ждите теплый сезон. А в холодный побродите по двору, покормите котов, дайте яблоко лошадке, загляните в дот и представьте себе то количество перипетий, что пережила эта земля, населявшие ее люди и вот эти стены. Только не подходите к стенам – они могут обвалиться.

Между замком и магазином, по пути в кафе-бар «Уют», есть и руины синагоги. После Второй мировой войны евреев в Крево не осталось, и в здании расположилось какое-то производство, насколько можно судить по металлическому хламу, торчащему из заднего фасада. Сейчас кирпичное здание без крыши и со звездой Давида на одном из фасадов выкуплено кем-то в частную собственность. Рядом, у подпорной стенки, заросшей сорной травой, лежат пустые бутылочки с игривыми и возвышенными названиями: «Июния»,«Порто-Бианко», «Фрутвейн».

Действительно, чтобы память лишний раз не мучила, вполне подходит и «Фрутвейн». Но если отстраниться и взглянуть сверху, то вся эта хлипкая и шизофреничная мозаика истории – гораздо более надежное и увлекательное обезболивающее. Все эти измены и предательства, бессмысленные войны и междоусобицы, истории чести и бесчестия, обманов и манипуляций, бесполезной красоты одного и животной утилитарности другого, ожирения одних и выживания других, созидательности единиц и равнодушия множеств, повторяющиеся тысячи лет и мало чему научившие человека, – все это ключ к созерцательности и спокойствию. С легкими нотками мизантропии.

Крево расположено в низине, среди холмов (даже замок был построен прямо посреди болота, чтобы к нему было сложнее подобраться), поэтому можно поколесить по высотам округи и посмотреть на агрогородок сверху – с языческого капища Юрьевой горы, с Николиной горы, с холма за храмом. В конце концов, в Беларуси нечасто на что-то можно посмотреть сверху.

Дорога

По маршруту совсем немного проблемных участков, то есть грунтовок и прочих дорог без покрытия. Ямы и колеи точно ждут вас, если вы решите проведать Ислочь, а так первый протяженный участок, где не стоит быстро ехать, – 10 километров от Рудни до Яцково (район дворца Тышкевича и санатория «Лесной»). Следующие 10 километров стиральной доски с редкими ямами ожидают прямо перед Гольшанами, сразу после Десятников. И последнее, но весьма легкое испытание для терпения и подвески, – 10 километров из Гольшан в Бенюны. Дальше все как по маслу, так что можно сказать, что из 300 километров маршрута всего 10% заставляют немного нервничать – все остальное заряжено на любовь.

Еда

Еду стоит брать с собой и не рассчитывать на милость малых населенных пунктов или заправки с датскими и французскими хот-догами. В Ракове есть древнее кафе «Старый Раков», несколько расположено в Ивенце и Воложине, но мы не рискнули: наверняка там можно поесть, но все это на свой страх, риск и майонез. В Гольшанах есть кафе «Спадчына» и целый ресторан, но там может быть свадьба, юбилей или поминки, и тогда придется идти в магазин или терпеть до кафе-бара «Уют» в Крево, которое тоже открыто для рисковых посетителей далеко не всегда.

Ночлег

Дома и стены лечат, поэтому стоит выехать пораньше и успеть вернуться в Минск, но если вас таки сморило вкрадчивой красотой на полпути,то можно, конечно, переночевать в Гольшанах – в гостинице «Замок». Так себе, да?

Другой вариант – заранее обеспокоиться агроусадьбами по маршруту, но что-либо порекомендовать в данном случае сложно – ориентируйтесь на свой вкус.

Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь