Вместе с МТС мы делаем рубрику «Натхняльнікі» – про минчан «золотого возраста», людей, которые точно знают: жизнь после 60 лет только начинается.
– Вот вы знали, что в Минске было девять концлагерей? – наша беседа толком не успела начаться, как Евгений Хрол приступил к своему рассказу. – Я изучал все места принудительного содержания в Минске. Все знают только Масюковщину да Тростенец.
А братская могила на Толбухина? 10 тысяч убитых. А концлагерь Дрозды на месте птицефабрики Крупской? Там было убито 100 тысяч человек. В Пушкинских казармах погибло больше 19 тысяч. Я все это изучил.
С Евгением Алексеевичем мы познакомились в Международном общественном объединении «Взаимопонимание». С ними Хрол начал сотрудничать еще в 90-х.
– Во «Взаимопонимании» я создал первое объединение узников, жертв национал-социалистических преследований.
Я прихожу сюда, когда мне плохо, когда хочется с кем-то поговорить. Приходишь как на исповедь – и сразу лучше становится. Здесь я познакомился с теми, кто, как и я, после освобождения из концлагерей продолжает жить и занимается совершенно разными вещами: кто-то пишет картины, кто-то вяжет, я вот фотографирую еще с 60-х и снимаю фильмы. Во «Взаимопонимании» у нас есть возможность делиться этим друг с другом.
«В детстве у меня брали кровь для нацистских солдат»
Маленького Женю и его семью немцы схватили в 1943 году во время блокады партизанской зоны в Налибокской пуще.
– Родители с бригадой ушли в налибокские болота, а мы с младшей сестрой и бабушкой прятались. В какой-то момент сестра заплакала, и нас обнаружили. Схватили, погнали в Столбцы. Там посадили на поезд и отправили в концлагерь Маутхаузен.
Рабочей силы у немцев не хватало. Поэтому кого-то из заключенных использовали в сельском хозяйстве – часто это были остарбайтеры. Кого-то – на заводах. Кто-то работал в каменоломнях. Пятилетнего Женю же использовали в качестве «донора» крови для немецких солдат.
– Немцы взялись за меня в 1944-м. Хватали, вставляли трубку. От меня требовалось только спокойно лежать.
Чтобы я мог хоть как-то восстановиться после забора крови, мне давали немного сладенькой водички. И все по новой. У меня так кровь раза три брали. Кормить же просто так никто не будет, из тебя обязательно должны что-то выжать. Если им не нравилось, как ты выглядишь, сразу отправляли в печь.
После освобождения Хрол весил 15 килограммов.
– Выжившим белорусам я до сих пор звоню. Были у меня знакомые оттуда – четыре сестры. Я недавно позвонил и узнал, что в живых осталась одна – три умерли год назад. Я каждый раз боюсь услышать о чьей-то смерти, когда звоню. Всегда больно переживать такие события. В Минске из Маутхаузена остались только я и моя сестра. А было 15.
В лагере бабушка нас кормила очистками от картошки
Освободившись из лагеря, Евгений воссоединился со своими родителями. Правда, они с сестрой долго их не признавали, а мамой называли бабушку, которая вместе с детьми три года пробыла в концлагере. Для внука бабушка была единственным человеком, кто в лагере проявлял к нему заботу.
– Она нас там опекала, как могла. Ухаживала, мыла, старалась найти хоть что-то поесть. Кормила нас сушеной брюквой, а иногда – очистками от картошки. Сейчас бы это никто по своей воле есть не стал, даже смотреть на это невозможно, но нам тогда нужно было как-то продержаться. За это я бабушке очень благодарен.
Первое время бабушка опекала детей и в Минске, пыталась объяснить, кто такая мама, а кто папа. Евгений Александрович говорит, что после трех лет, проведенных в концлагере с бабушкой и сестрой, он вообще не понимал, что значит «папа».
– Сейчас я бы хотел сказать родителям, что мне их очень не хватает. А еще я бы хотел, чтобы они посмотрели на моих внуков. Ими я горжусь больше всего в жизни.
Мама рассказывала, что 1 февраля, когда я родился, было наводнение. Она выглянула в окно и увидела, что по Свислочи плыла собачья будка, а на ней сидела собака на цепи. Выжившую собаку я ассоциирую с собой. Хорошо, что за месяц до смерти матери я успел снять об этой истории фильм.
После возвращения в Минск Женя пошел в первый класс.
– Мы, бывшие узники, во многом отличались от тех детей, которые вместе с нами ходили в школу. Для меня учителя, кричащие на детей, – были теми же надзирателями: там орали, тут орут. К тому же я был впечатлительным ребенком. Плакал, даже когда в сказке серый волк съел бедного козленка. Когда я попал в концлагерь, понял, что серые волки оказались уже вокруг меня.
Послевоенное детство
– Что такое время после войны? Это ребята-переростки, патроны на улицах, много блатных. После войны многих сажали. А некоторые просто не могли найти себя. Мне в этом плане повезло: с детства я был окружен людьми творчества.
В Минске семья подпольщиков Хролов жила в доме по адресу Ленина, 11. В те годы здесь также жили известные архитекторы Бакланов, Мусинский, Сысоев. Звезда белорусской оперы Клавдия Кудряшева, живущая в соседней квартире, «подсовывала» Евгению билеты на оперу, а в соседнем доме нередко останавливалась Фаина Раневская, когда приезжала в Минск на гастроли. Часто у своего дома Евгений видел и Владимира Короткевича.
– Бывает, конечно, я возвращаюсь сюда, когда воспоминания берут свое. Вспоминаю сразу и подвал, по которому мы шастали с пацанами, и крыши, по которым мы носились. Ну, мальчишками были, что вы хотите.
Говоря о детстве, Евгений Алексеевич совсем не вспоминает жестокие три года в Маутхаузене. А самым счастливым детским воспоминанием называет первую поездку в горы. Тогда мама взяла сына в Крым на Роман-Кош и Чатыр-Даг. После этой поездки Хрол стал называть себя заядлым туристом и больше никогда не прекращал путешествовать.
«Феминизм должен побеждать!»
После седьмого класса Евгений поступил в Минский архитектурно-строительный техникум. Во время летних каникул студентов отправляли на практику в Казахстан.
– Мы уже тогда понимали, что такое целина. Видели, как ссыпают зерно в реку Ишим, потому что его было негде хранить.
Три года Хрол пробыл в армии в Заполярье. За это время он увидел Белое, Карское, Баренцево моря – это и вдохновило его путешествовать еще больше.
А путешествует он и сейчас много. «Облазил весь Кавказ», восходил на Эльбрус и Казбек и даже как-то обучил группу ребят гребле, чтобы потом брать их с собой на Браславские озера.
– До сих пор мы с друзьями ходим к Браславским на две недели. Только последние пару лет не были. Где-то целый день идем, где-то четыре-пять часов. Ставим палатки, и начинается отдых. Однажды на Купалье туда попали: развели на берегу костер, а вокруг – лодки. Среди нас были барды, все пели – такая романтика! Вообще, для меня путешествия – лучший отдых.
Страсть к путешествиям познакомила Евгения Алексеевича с женой. Однажды он приехал на Нарочь в дом отдыха, а она была там с подругой.
– Ей понравилось, как я читаю стихи. Это потому, что она филолог. Наверное, для нее даже дико было, что какой-то проектировщик может так читать стихи. Мы влюбились, несмотря на то что по гороскопу несовместимы.
И вот мы уже 54 года как несовместимы. Бывало, конечно, что ссорились. Это обязательная программа (смеется). Женщины же как розы – без шипов не бывает. Вот все думают, что вечный двигатель еще не изобрели. Но это же женщина! Без них вообще ничего бы не было.
Феминизм должен побеждать. Несмотря на то, что мужчины говорят, что они главы семей, я думаю, это совсем не так.
Сын сказал: «Папа, у меня не было детства»
Самыми впечатляющими местами на Земле Хрол называет верхний ярус Эйфелевой башни и индейскую резервацию в США.
В США у Евгения Алексеевича живет сын Дмитрий. Евгений говорит, что сын работает много и тяжело – конкуренция очень большая. Но родители с детства закаляли Диму.
– Сын мне сказал однажды: «Папа, у меня не было детства». А почему не было детства? Он у меня вместо улицы тренировался каждый день, стал мастером спорта по самбо и дзюдо. Построил и свое тело, и свой дух. Сейчас он мне, конечно, благодарен.
А что касается интеллектуального развития – у него же мама кандидат наук, филолог, преподавала в Институте культуры искусствоведение, мировую литературу и историю музыки.
Несмотря на разницу в тысячи километров, сына и внуков в США Хрол периодически навещает. В Сиэтл прилетал пять раз. Особенно его поразил Тихий океан – с ним никакое море не сравнится.
– Мне кажется, в ту культуру я бы нормально вписался. Однажды иду по Сиэтлу, вижу: стоит чудак, трясет баночкой, мелочь просит. Достал меня. Я на него матом, а он мне вслед кричит: «О, браток, пойдем выпьем!» Оказалось – наш. Редко, наверное, кто-то ему встречается, кто на его же языке говорит.
«Молодежь удивляется: “И вы после этого живы?”»
Главной страстью Евгения Алексеевича всегда была кинодокументалистика. Правда, в профессиональную деятельность это хобби так и не вылилось: Хрол снимает любительской камерой, свои фильмы всегда монтирует сам.
– Мой первый фильм был посвящен Высоцкому. Назывался «Уходя, оставьте свет». Приятель учился с ним в Москве, поэтому много о нем рассказывал. А фильм даже по телевидению показали к какой-то дате.
Хрол всегда говорит, что его картины – это художественные фильмы на документальной основе. Играют актеры, при этом в фильме присутствуют и документальные кадры.
– Например, мой фильм «Реквием». Я его часто показываю в минских школах, показывал и в Германии. Помню, меня учителя даже предупреждали, что показывать слишком жестокие фильмы школьникам нельзя: у них может быть срыв. Но такого, конечно, не было.
Если ты детям что-то рассказываешь, тебя уже через 15 минут никто не слушает. Им хочется побегать, а учителя их непонятно для чего согнали. Тогда я без лишних слов ставлю на десять минут фильм – они молчат, смотрят. И первый вопрос после этого фильма всегда: «И вы после этого живы?» – «Как видите».
– Тогда начинаются подробные вопросы: что, где, когда, почему. Немцы тоже сначала не очень хотели смотреть фильм, но я им все равно оставил диски. На следующей встрече подошли ко мне и сказали: «Знаете, а мы ведь так много не знали о том, что делали наши деды и прадеды».
«О войне рассказов не пишу»
Самого Евгения Алексеевича растрогать не так просто. Разве что хорошим спектаклем или толковой книгой. Из литературы минчанин предпочитает, конечно, Короткевича, знакомого по детскому двору. Хотя признается, что знакомство с его творчеством началось намного позже. Первым прочитанным произведением стала повесть «Чазенія».
– Конечно, очень люблю и Быкова. Для меня Блок – что-то волшебное. А Янка Брыль! Вот он рассказывает про бабку с красным носом, которая торговала газированной водой, а я чувствую, что в этот момент нахожусь прямо там, рядом с ней. Я все это вижу, когда читаю.
Хрол и сам пишет рассказы. О войне нет ни одного – все юмористические. В молодости Евгений Алексеевич участвовал в КВН и читал Зощенко, отсюда и любовь к юмору.
– Я как-то сотрудничал с одной газетой, где был юмористический отдел. Помню, дал заметку: «В таком-то приемном пункте приемщик посуды Кутейников принимает вино из импортной посуды».
То есть я буквально говорю, что он пьяница, и больше ничего. А люди сразу ломанулись туда. А еще как-то пошутил, что в одной из городских аптек продают железнодорожные рельсы по безналичному расчету. Так на газету даже жалобы были, что она неправдивую информацию дает.
Последние несколько лет, кроме путешествий и съемок фильмов, Евгений Алексеевич занимается изучением мест принудительного содержания в Минске во время войны, составляет списки выживших после концлагерей и снимает видеоинтервью с ними. Говорит, что люди перед ним раскрываются, потому что знают, что он прошел то же самое, что и они.
Иногда минчанин пробует себя в роли экскурсовода. Когда во «Взаимопонимание» приезжают немецкие волонтеры, Евгений Алексеевич водит этих ребят по Минску. Он не только рассказывает о местах, связанных с войной, памятниках партизанам и подпольщикам, но и показывает город со стороны проектировщика, который прожил здесь всю жизнь.
Рассказывает, как проектировался железнодорожный вокзал и как над Главпочтамтом достраивали еще один этаж, потому что гостиница «Минск» напротив вдруг оказалась выше.
Любит Хрол и вспоминать, как беседовал о детстве с Виктором Туровым, знакомился на КВН с Юрием Никулиным и учил в 70-х Сергея Бондарчука пользоваться любительской камерой. Но главное во время разговора о знаменитых знакомых – успеть ответить на звонок любимой жены, которая попросит мужа купить пять яблочек и три лимончика по дороге домой.
Благодарим МОО «Взаимопонимание» за помощь в создании материала.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Павал Хадзінскі для CityDog.by.
УП «Проспектпресс», УНП 101520868