В последнее время не утихают споры вокруг ситуации в Куропатах – здесь власти начали благоустройство территории мемориала жертв сталинских репрессий, но эти действия вызвали в обществе неоднозначную реакцию. Тем временем в Минске остаются неблагоустроенными, а иногда и вовсе никак не отмеченными и другие места захоронений жертв советских репрессий.
Некоторые из них уже с трудом можно указать на местности, некоторые совсем забыты и утеряны. Попробуем рассказать лишь о нескольких подобных местах, связанных с историей советского террора в 1919–41 годах.
Впервые этот материал мы опубликовали в мае 2019 года.
Минская ЧК: двор дома писателей на улице Энгельса
Пожалуй, многим минчанам знаком дом на Энгельса, 18, рядом с кинотеатром «Пионер». Это двухэтажное здание с изящным фасадом, построенное до революции, боковой стеной примыкает к дому на углу улиц Маркса и Энгельса, построенному в 1953 году для членов Союза писателей Беларуси.
В общем дворе этих домов любили прогуливаться многие классики нашей литературы – Янка Мавр, Иван Мележ, Янка Брыль, Иван Шамякин и многие другие. Литератор Адам Глобус, сын писателя Вячеслава Адамчика, вспоминает, что другой классик, Владимир Короткевич, то ли в шутку, то ли всерьез мечтал посадить в этом дворе яблоневый сад.
«Бальшавіцкія зьверствы». Рассказ о деятельности комиссии по расследованию преступлений ЧК в Минске (газета «Беларускае жыцьцё», 31 августа 1919 года).
Но едва ли именитые жильцы знали или помнили, что здание по соседству в годы Гражданской войны было одним из первых мест в Минске, связанных с советским террором. Именно в доме с современным адресом Энгельса, 18 находилась минская ЧК – Чрезвычайная комиссия (так называлась первая советская спецслужба, позднее известная в разные годы как ГПУ, НКВД, МГБ и КГБ).
«Чрезвычайка» обосновалась тут в начале 1919 года, когда большевики заняли Минск, оставленный немецкими войсками, отступившими из Беларуси после завершения Первой мировой войны.
Сохранились документы, в которых сами представители советских властей свидетельствовали об ужасных беспорядках в работе ЧК, которая расстреливала заключенных без должных разбирательств.
Кроме того, часто жертвам предлагали заплатить огромные суммы в качестве выкупа, в противном случае их также расстреливали – часто тут же, в подвале.
Койдановский тракт: улица Чкалова в районе старого аэропорта
Когда в августе 1919 года большевики бежали на восток и Минск был занят польской армией, в городе была создана польско-американская комиссия по расследованию преступлений советской власти.
Виленская газета «Беларускае жыцьцё» сообщала, что в окрестностях Минска в ходе эксгумации 60 могил было найдено по 5–6 трупов в каждой, в некоторых число жертв доходило до 30. Следствие установило, что семеро несчастных были зарыты в землю живыми. Почти все жертвы, за исключением трех, были гражданскими лицами.
Эксгумированные тела расстрелянных из могилы у Койдановского тракта, август 1919 года.
Самой страшной была могила на Койдановском тракте – тут обнаружили 26 трупов с переломанными конечностями. Сохранился снимок с места захоронения – но, к сожалению, на нем нет никаких определенных ориентиров. Вероятно, могила находилась вдали от последних домов на Койдановском тракте, не доезжая до Лошицы Неморшанских (теперь район больницы скорой помощи), – примерно где-то на территории старого городского аэропорта.
Комаровский лес: от улицы Беды до проспекта, с 1919-го до 1939-го
В 1919 году могилы жертв террора «чрезвычайки» нашли также в лесу на Комаровке – именно здесь был сделан снимок, запечатлевший членов комиссии, стоящих перед обнаруженными трупами.
Члены комиссии по расследованию преступлений ЧК в Минске над эксгумированными телами расстрелянных в Комаровском лесу, август 1919 года.
Комаровский лес часто еще называли лесом Ваньковича – по фамилии известного шляхетского рода, которому принадлежали эти земли на северо-восточной окраине Минска. В начале ХХ века лес этот начинался примерно от современной улицы Петруся Бровки (тогда она потому и называлась Подлесной) и доходил на севере до нынешних микрорайонов Восток и Зеленый Луг.
На западе лес начинался на линии современной улицы Леонида Беды, а на юго-востоке достигал границ парка Челюскинцев. Этот парк, пожалуй, – последняя уцелевшая часть Комаровского леса. Именно возле одной из аллей этого парка в 1990 году поставили крест в память о жертвах репрессий. Но где именно расстреливали на этой огромной территории, достигающей трех километров в длину и ширину, нам не известно.
Комаровский лес как место расстрелов заключенных минской тюрьмы НКВД упоминает сидевший там в 1927 году драматург Франтишек Олехнович в своей книге «У кіпцюрох ГПУ». Правда, уже к началу 1930-х лес на подступах к городу в этом направлении был преимущественно высечен, тут активно застраивались новые жилые кварталы (так называемый Пушкинский поселок в районе улиц Белинского и Чернышевского), появился клинический городок (нынешняя первая клиническая больница), квартал Академии наук, Дом печати, павильоны Всебелорусской выставки, которая прошла в 1930 году (в районе улицы Толбухина).
Но сохранялись еще отдаленные, северные части леса – и тут расстрелы могли продолжаться. Мы можем судить о местах казней по косвенным свидетельствам – рассказам заключенных, которые подвергались инсценировке расстрела. О таких инсценировках в 1927 году писал Франтишек Олехнович, но продолжались они и в 1930-е.
Так, даже в 1939 году (!) заключенный Гибхин в заявлении на имя секретаря ЦК КП (б) Беларуси Пантелеймона Пономаренко писал: «Угроза расстрела не выходит из уст [следователя] Райхлина. В ту же ночь меня возили в закрытой машине. Куда – не знаю, но Райхлин предупреждал, что на Комаровку на расстрел».
Расстреливали и в других лесах под Минском.
Слепянка, ставшая Степянкой: картофелеводческая станция и дача Цанавы
Владимир Гутька, позже известный под литературным псевдонимом Дудицкий, в 1932 году был учащимся Минского педтехникума. Месячную сельскохозяйственную практику студенты проходили в Слепянке, на исследовательской станции, размещавшейся в бывшей усадьбе Ваньковичей (теперь здесь ресторан «Усадьба» по улице Парниковой, 24).
После войны, находясь в эмиграции, Дудицкий описывал, как в 1932 году, прогуливаясь с товарищем по лесу в Слепянке, обнаружил могилы жертв репрессий. Слухи о расстрелах в этой местности ходили в те дни среди студентов, им даже запрещали покидать жилые бараки, объясняя, что рядом начинается охраняемая территория.
Могилы, замаскированные под скотомогильник, находились неподалеку от железной дороги московского направления.
Центральная картофелеводческая станция в бывшей усадьбе Ваньковичей в Слепянке, 1932 год.
Воспоминания Дудицкого подтверждал и другой свидетель – поэт Михась Ковыль: «Успомнілася, як мы – Сяргей Астрэйка, Гінтаўт, Русаковіч – бадзяліся ўначы па лесе каля саўгаса “Сляпянка”, куды былі пасланы на “прарыў”, і падгледзелі расстрэл. Як падаў на калені няшчасны чалавек і ўздымаў у неба рукі, як пасля стрэлу кульнуўся ў яму...»
Упомянутые Ковылем друзья также учились в Минском педтехникуме. В 1933 их всех, как и Дудицкого, и Ковыля, арестовали по сфабрикованному делу и приговорили к трем годам лагерей или ссылки. Сергея Астрейко в ссылке расстреляли – в 1937-м.
В этом же лесу в Слепянке находилась дача Лаврентия Цанавы, который возглавлял органы госбезопасности БССР в 1938–1951 годах. Известно, что именно тут был убит в 1948 году известный актер и режиссер, лидер Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс. Чтобы скрыть следы преступления, тело переехали автомобилем и подбросили на пересечение улиц Ульяновской и Белорусской, инсценируя ДТП.
Двухэтажное здание дачи Цанавы, в которой впоследствии долгие годы размещался детский сад, снесли в 2011 году. На память о бывшем шефе чекистов осталось лишь название местности – Степянка: поговаривают, кавказец Цанава переиначил белорусский топоним Слепянка, так как не мог правильно его произнести.
Лошица: тайна, спрятанная под гаражами, и партизанская школа
В 1988 году, когда начинались раскопки на месте массовых расстрелов жертв репрессий в Куропатах, археолог и будущий лидер Белорусского народного фронта Зенон Позняк занялся сбором информации о других местах массовых казней, совершавшихся НКВД в Минске, и нашел свидетелей расстрелов в Лошице.
Здесь расстреливали в овраге на берегу реки Лошицы, у поворота Червенского тракта, неподалеку от бывшей усадьбы Любанских (теперь это место у пересечения улиц Маяковского и Чижевских).
По словам Позняка, старожилы свидетельствовали, что людей привозили на машинах ранним утром, а в расстрелах, кроме сотрудников НКВД, иногда участвовали «добровольцы» из числа местных сексотов.
Летом 1988 года Зенон Позняк планировал начать раскопки и в Лошице, но, когда снова оказался в районе захоронений, не поверил своим глазам: рельеф полностью изменился, на месте оврага была ровная площадка, на которой собрались строить гаражный кооператив.
Прокапывать насыпной грунт в поисках захоронений было уже поздно. В 1995 году у въезда к гаражам был установлен крест с надписью «Ахвярам бальшавіцкага тэрору», около него ежегодно проходят акции памяти жертв репрессий.
Крест «Пакутнікам за Беларусь» в лошицкой часовне.
Еще один крест с надписью «Пакутнікам за Беларусь» долгое время находился на руинах часовни в самом Лошицком парке, у главной аллеи, ведущей к усадебному дому, – эти места также связаны с историей спецслужб.
В бывшей усадьбе Любанских в первой половине 1920-х годов размещалась диверсионная школа ГПУ, где проходили подготовку участники групп «активной разведки» – так называли диверсантов, которых перебрасывали на территорию Западной Беларуси для организации там антипольского партизанского движения (подобными группами руководили Кирилл Орловский, Василий Корж и Станислав Ваупшасов, более известные позже как партизанские командиры Великой Отечественной).
В 1925 году мероприятия «активной разведки» были свернуты – СССР не был готов воевать со странами Запада, от планов коммунистического восстания в Польше пришлось отказаться. Место чекистов в усадьбе на долгие годы занял сельскохозяйственный институт.
Вместо послесловия
В разных публикациях называют и другие места расстрелов и захоронений жертв советских репрессий в Минске и его окрестностях. Некоторые такие рассказы попросту легко опровергаются иными источниками, иногда случаются нестыковки – всем свидетельствам слепо доверять нельзя.
Поэтому мы рассказали лишь о тех местах, о которых сохранились зафиксированные и опубликованные воспоминания очевидцев, подкрепленные сведениями из других источников. Но не исключено, что подобных могил могло быть и больше.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: архив CityDog.by; Андрей Кот.
