«Отец порол за дело и был прав – я человеком вырос». Как психологи (не) наказывают своих детей

CityDog.by задался очередным интересным вопросом и спросил психологов о том, как они наказывают детей. Или наоборот, не наказывают.

Небольшая предыстория: один психолог разместил в фейсбуке пост о том, что в СССР детей наказывали по-другому и жестко, а сейчас, конечно, ни о какой физической или эмоциональной агрессии не может быть и речи. И спросил своих коллег, а как у них в семьях с этим. Нам стало интересно, и мы тоже решили разобраться, как все-таки современные психологи наказывают своих детей.

Евгения Булюбаш. Сыну шесть лет.
Направление: гештальт-терапия.

– Помню свои ощущения от наказаний из детства: сжатые плечи, сгорбленная спина, все замерло в ожидании бури. Внутри только страх. И вина. И еще уверенность, что ты непременно сделал что-то плохое, просто забыл. Так я представляю себе наказания.

Телесные истязания детей мне противны. Это кнут, который портит отношения, убивает спонтанность и может оставить психологическую травму. Их я и не применяю. Очень печально слышать от таких уже взрослых детей, что «отец порол за дело и был прав – я человеком вырос».

Лишение удовольствий – немного другая история. Часто родители наказывают ребенка, отбирая планшет или лишая сладостей. И я не исключение. Не особо люблю этот метод и редко применяю, потому что он какой-то манипулятивный. Опять же, работает, только пока родитель сильнее физически.

С тех пор, как я узнала про метод естественных последствий, я стараюсь, чтобы результат каких-то действий ребенка был реалистичен. Метод придумал Жан-Жак Руссо. Он писал: «Вот он сломал стул, которым пользовался, но не торопитесь давать ему новый. Пусть он почувствует все неудобства отсутствия стула».

Или вот еще пример: если ребенок не хочет играть в игру по правилам и жульничает, то мне будет неприятно и я откажусь от игры. И это обычные человеческие последствия, не назвала бы их наказанием.

«НЕ УВЕРЕНА, ЧТО САНКЦИЙ В ОТНОШЕНИЯХ РОДИТЕЛЯ И РЕБЕНКА ВОЗМОЖНО ИЗБЕЖАТЬ СОВСЕМ»

Ведь ребенку нужны границы и правила и для физической безопасности, и для ощущения спокойствия. Тем более не всегда у родителя есть возможность и силы научить долгим путем: вниманием, спокойствием, собственным примером, разговорами и обсуждениями. Но в таком случае хорошо бы проверять наказание на адекватность.

Наказание должно быть понятно ребенку, не сильно отложено во времени и равнозначно поступку. Иначе единственным его смыслом становится злость и неудовольствие родителя. Когда мой сын был помладше и любил улетать вперед на беговеле, то иногда не реагировал на крики «стой». Я объяснила ему основные правила безопасности и в случае отсутствия реакции подкрепляла серьезность намерений лишением вела на 5–10 минут. Этого было достаточно.

Последовательность наказания – тоже важный момент. Некоторые мои клиенты выросли с ярким телесным ощущением, что их застыдят или обвинят буквально за каждый шаг, за любую ошибку, в любую секунду. В частности, потому что их родители наказывали их за что попало. Понимая, что реальная жизнь устроена иначе, они тем не менее непроизвольно сжимаются и замирают в моменты проявления себя перед другими.

«НАКАЗАНИЕ НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ УНИЗИТЕЛЬНЫМ ДЛЯ РЕБЕНКА И НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ НАЦЕЛЕНО НА ЕГО ТЕЛО»

Во взрослой жизни я не хочу чинить физическую расправу над теми, кто нарушил правила или ошибся. Или над теми, кто слабее. Странно было бы иметь двойные стандарты в отношении ребенка.

Ну и последнее. Возмездие должно соответствовать возрасту и уровню развития ребенка. Малыши, например, не могут сразу и быстро запомнить какое-то правило. Более-менее управлять своим поведением дети учатся к школе. Поэтому наказывать их за то, что они еще не могут сделать, – это все равно что требовать от гусеницы, чтобы она порхала как бабочка. Бессмысленно и нервно для родителя.

Я убеждена, что в поведении детей нет намеренного зла, а если какое-то поведение регулярно отравляет родителю жизнь, то это повод разобраться, что за ним стоит. Ведь после наказания может уйти симптом, но причина останется.

Анна Алашеева. Мама двух сыновей: шести и девяти лет.
Направление: гештальт-терапия, лечебная педагогика и экзистенциальная терапия.

«НАКАЗЫВАТЬ ДЕТЕЙ НЕЭФФЕКТИВНО»

– Наказывать детей неэффективно. Как минимум есть исследования, которые это доказывают. Наказание может дать результат на очень короткий промежуток, но при этом образовывается множество последствий в виде антисоциального поведения ребенка, агрессивности, а иногда и правонарушений.

Кора головного мозга созревает только к 25 годам и то в благоприятной обстановке, если повезет. Поэтому дети в шесть и девять лет не могут всегда управлять собой. Да и, в общем-то, у взрослых иногда бывают аффекты и импульсы без самоконтроля и воспоминания о том, что можно, а что нельзя. Когда дети маленькие, родительские руки всегда должны быть наготове, чтобы их остановить.

К тому, чтобы не наказывать детей, я пришла не потому, что прочитала исследования, а потому что понимаю нейробиологические процессы, которые происходят у ребенка-дошкольника в голове, когда он нарушает семейные правила и особенно тогда, когда его штырят какие-то эмоции по этому поводу: у него в стрессе активно работает лимбическая система (ряд структур мозга), срабатывает инстинкт «бей или беги».

Моя долговременная цель – чтобы ребенок научился собой управлять. Не организовать ему внешний контроль, а передать рычаги самоуправления. И в этом смысле любой конфликт с родителями сильно навредит. Если к бушующим эмоциям и аффекту ребенка прибавить родительскую агрессию и страх наказания, то это тоже будет сильно на него воздействовать и он не сможет притормозить самого себя.
 

«ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ СКАЗАТЬ ВЗРОСЛОМУ “НЕТ”, РЕБЕНКУ НУЖНА БОЛЬШАЯ ВНУТРЕННЯЯ РАБОТА»

Моя политика дома такая: четкие правила и законы, которые все знают и соблюдают. Какие-то законы есть только для детей, а какие-то только для взрослых, но методы взаимодействия друг с другом общие: взаимное уважение и соблюдение границ друг друга.

Например, когда мои дети были совсем маленькие, они чаще всего дрались из-за того, что кто-то импульсивно что-то выхватывал у другого. Поэтому мы придумали правило: никто в доме не выхватывает у другого вещи без спроса, даже если он забирает свои личные вещи ­– спокойно просим их вернуть. А если брат не отдает, тогда за помощью можно обратиться к высшей власти, то есть к родителям. Вот такой у нас был постоянный тренинг импульсов.

У нас до сих пор нет никаких санкций за нарушения правил. Муж сначала не понимал: как можно соблюдать правила без санкций? Но, как показала практика, можно. Да и теория этот факт тоже подтверждает.

С пяти лет мой младший ребенок начал говорить, что очень не любит, когда его трогают без спроса, и не важно, говорит он это взрослому или ровеснику. Раньше он в такой ситуации всегда дрался независимо от наших правил. А в пять лет вместо того, чтобы драться, он смог говорить «нет»: «Не надо со мной так делать, мне это не нравится, я не хочу».

Я этому аплодировала. Ведь взрослый страшный, взрослый очень большой, и для того чтобы осмелиться сказать это взрослому, нужна очень большая внутренняя работа. Без лишнего страха и стыда он долго тренировался брать себя в руки и выражать агрессию по-другому, спокойно.

И ВСЕ-ТАКИ САНКЦИИ БУДУТ, НО ПОЗЖЕ. ЗАЧЕМ?

Когда дети станут подростками, я планирую все-таки вводить санкции за нарушение правил. Естественно, мы их будем все вместе обсуждать на семейном совете. В будущем это станет необходимым и будет принято детьми совсем по-другому, потому что у них уже вырастут функции саморегуляции, хоть они в пубертате немного откажут – поэтому и нужны будут санкции.

А КАК ВАС ВОСПИТЫВАЛИ РОДИТЕЛИ?

У нас тоже не было наказаний, не разрешали никакой прямой агрессии: ни для детей, ни для взрослых. Все всегда старались быть милыми, но при этом были манипуляции стыдом, виной и отвержением: кто так себя ведет, тот недостойный человек. Было тяжеловато, было много каких-то неписаных правил, невозможно было понять эмоции друг друга. Было очень много тревоги: как можно себя вести и как нельзя, чтобы не нарваться на стыд, вину и отвержение.

Анатолий Игнатуша. Дочь, 14 лет, и сын, 11 лет.
Направления: гештальт-терапия, психоанализ, когнитивно-поведенческая терапия.

«ЭТО ПОМОГАЕТ ИМ УВАЖАТЬ МЕНЯ, А Я УВАЖАЮ ИХ ИНТЕРЕСЫ»

– Четыре года назад мы с супругой развелись, но сохранили дружеские отношения. Договорились о том, чтобы жить недалеко друг от друга. Дети пожили сначала с мамой, потом со мной и выбрали, кому где лучше. В итоге дочка большую часть времени живет со мной, а сын – с мамой. Но, в общем, дети свободно курсируют между нашими квартирами.

С бывшей женой мы часто обсуждаем подходы и методы воспитания детей. Регулярно делимся опытом, разбираемся, что с ними происходит, как им помочь и поддержать. Поэтому у детей есть возможность брать лучшее для себя из двух разных систем воспитания.

В моем доме есть четкие правила и требования. Например, в 22:30 все должны быть в кроватях, у каждого есть свои обязанности по дому: приносить воду, убирать, мыть посуду за собой. Эти правила прежде всего оберегают мой комфорт плюс готовят детей к взрослой самостоятельной жизни. Чаще всего у нас возникают конфликты именно на бытовой почве, когда дети разбрасывают вещи или забывают выключить свет.

И поэтому я придумал правило, которое отлично работает, – денежные штрафы. Я им сказал: «Ребята, я буду счастлив помыть тарелку за вас, но это вам обойдется в два доллара». Обычно они просят сначала напоминать, а только после этого штрафовать, чтобы новый навык вошел в привычку. Но дети есть дети, иногда даже напоминания не работают, и тогда, пару раз заплатив, они перестают забывать. Кроме того, это учит их обращаться с собственным бюджетом.

Еще есть правило об использовании гаджетов. Игровой лимит – два часа в день. На их телефонах и айпадах стоит программа, которая контролирует время пользования, и после окончания лимита игры сами исчезают с планшета. Вдобавок к этому гаджеты отключаются в десять вечера и не включаются до семи утра.

Самый суровый способ наказания для современных детей – это надолго забрать их гаджеты. Я пользуюсь таким способом только тогда, когда они делают что-то уж совсем неприемлемое. Последний раз это было года два назад. Как говорил Аль Капоне, «добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо больше, чем просто добрым словом». Они знают, что я могу забрать гаджеты, и это помогает им уважать меня, а я уважаю их интересы, поэтому нам легко договариваться и мы живем преимущественно полюбовно.
 

Я работаю над тем, чтобы привить им ответственность и самостоятельность, даю им много свободы, но в четких и понятных рамках (кто готовит, кто убирает, как учиться, сколько времени и когда можно играть), и требую от них соблюдения этих правил. В то же время я готов поддержать, если новый уровень ответственности оказывается непосильным, тогда мы передоговариваемся. Эти правила справедливы, посильны для них и понятны.

И наказания тоже понятны, они знают цену за нарушение правил, могут осознанно идти на нарушение и платить компенсирующий штраф. Для меня это сильно разгружает совместный быт от трений и разборок и создает почву для комфортной близости и душевных разговоров.

«У ДЕТЕЙ ТОЖЕ ЕСТЬ РАБОТА И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ»

Помимо бытовых заданий у детей есть обязанности, связанные с учебой. Я не контролирую на ежедневной основе, сделали ли они уроки. Я с ними договариваюсь про какой-то уровень оценок, объясняя, что это их работа и их ответственность. Например, моя ответственность перед ними – кормить их и одевать, а их ответственность – учиться. И так как у меня нет лучшего способа оценить знания, чем оценки, то я ориентируюсь на них.

В начале четверти мы смотрим на их оценки за прошлую и договариваемся, вместе ставим цель по каждому предмету на новый учебный срок. Эти оценки дети могут зарабатывать любым способом: списывать, выстраивать отношения с учителями, зубрить – это их свобода выбора и адаптации.

Для меня важно достижение согласованного уровня оценок. И за это я готов вознаграждать: за каждый улучшенный балл и каждый балл выше девятки они получают 4 доллара. Но если в табеле есть хотя бы одна шестерка, то бонус не выплачивается. Так я учу их ставить перед собой задачи, помогаю с мотивацией к учебе, но и даю им возможность столкнуться со взрослой реальностью, в которой «кто не работает, тот не ест».

Еще периодически возникают ситуации, когда мы с детьми о чем-то договариваемся, а потом они забывают или «забивают». В таких ситуациях я приглашаю детей на разговор и спрашиваю: «Как так? Мы же договорились, ты пообещал(-а), я на тебя полагался, а получился такой результат. Объясни, пожалуйста, почему так получилось?» Я не угрожаю, не обвиняю, но даю понять, что эта тема мне важна, и задаю проясняющие ситуацию вопросы.

За таким разговором, например, о том, почему у ребенка «съехала» успеваемость, может раскрыться сложная ситуация, о которой я не догадывался. Такое было с дочкой: когда она перешла в новый класс, то попала под травлю одноклассников. Из-за этого она не хотела ходить в школу, и у нее снизилась успеваемость. Ее травили из-за того, что она была новенькой, – класс оказался «колючим». Она с непривычки попыталась показать себя крутой девочкой, какой она была в предыдущем классе, но оказалось, что все «крутые места» заняты, и она нарвалась на агрессию.

Тогда стало понятно, что ей нужна поддержка, что сама она с ситуацией не справится. Я советовал ей найти в классе подругу или друга, которые могли бы стать ей опорой. Мы с ее мамой разделили предметы и занимались с ней по очереди, потому что, когда оказываешься под «перекрестным огнем» в классе, важно хорошо знать учебный материал, иначе неуверенность только усиливается. Дочь доучилась там до конца года, а потом мы с ней нашли другую хорошую школу. Если классный руководитель не борется с травлей, то ребенку ситуацию не изменить.

Или за таким проясняющим разговором может выясниться, что планка была поставлена слишком высоко, что задание еще непосильно. А иногда оказывается, что никаких уважительных причин нет, тогда ребенок сам это видит, и ему становится стыдно, что он меня подвел. Это больно и неприятно для меня, но честный разговор позволяет и ему почувствовать эту боль. Иногда доходит до слез, ведь он не ожидал и не хотел, чтобы его поведение меня огорчило, как будто в этот момент мы переживаем несоответствие его конкретного поведения и хорошего образа себя, который я поддерживаю.

И, когда эта боль прорывается, мы вместе ее проживаем: я обнимаю, пою чаем, даю чего-нибудь сладкого, помогаю вернуться к хорошему ощущению себя, и дальше ребенок меняется. После этого дети понимают, что их обещания для меня важны, что их поступки могут ранить, но при этом они могут рассчитывать на мою поддержку, даже когда оказываются не на высоте. Тогда уровень доверия между нами возрастает, и дети становятся чуточку ответственнее и внимательнее.