Вместе с Samsung мы делаем рубрику «Мінск 1067» про неизвестные и забытые истории из жизни нашего города.
УНИКАЛЬНОЕ ФОТО
Эта необычная фотография появилась в фейсбуке минчанина Вадима Жагиро 17 ноября. Столица БССР, 1930-е годы, эффектная минчанка во дворе дома в купальнике стирает белье. Это уникальный снимок: найти в архивах жителей Минска такие непостановочные фото повседневной жизни довоенного города практически невозможно.
Мы связались с Вадимом Викторовичем и уже через несколько дней сидели у него в квартире. Стол завален фотографиями и редкими бумагами. На стене – портрет Софьи Лукьянович, красивой женщины, которую когда-то называли «ангелом», «лживым божеством», «любовницей Коласа», а в итоге признали праведницей мира.
В кресле, с альбомом в руках – Вадим Викторович, ее внук, который с грустью в глазах, рассматривая черно-белые снимки, рассказывает историю жизни своей бабушки.
МЕЩАНКА, КОТОРАЯ СТАЛА АРИСТОКРАТКОЙ
– Бабушка родилась 5 мая 1902 года в Мозырском уезде. Нельзя сказать, что семья была аристократической: отец – простой учитель, мама – домохозяйка, как сказали бы сейчас, но образованная и видная женщина, крестная – дворянка. Жили бедно, но образование бабушке и ее сестрам дали неплохое.
С 1915 по 1916 год Зося (уменьшительное от Софья, так называли родные) училась в Микашевичском двухклассном училище, а в 1920-м – в Орше на 3-летних педагогических курсах. Через год бабушка вышла замуж.
Выпускники Оршанской семинарии
С дедушкой – Никитой Лукьяновичем – они познакомились в Мозыре, все было как в песне «Барышня и хулиган»: «Какая малышка! Красивая слишком, и встречи нам не избежать». Деда можно было назвать хулиганом: он вовсю махал шашкой и пытался установить советскую власть. В 1918-1919 годах был одним из организаторов партизанского движения на Мозырщине. А тут бабушка: вся такая тихая, интеллигентная – одним словом, барышня. Но любовь, что тут поделаешь.
В 1921 году они поженились, и через три года у них родилась дочка Светлана. В 1933 году дедушку перевели в Минск – конечно, семья поехала следом.
Никита и Софья Лукьяновичи, 1927 год.
С дочерью Светланой, 1936 год.
Они жили на улице Дзержинского в доме номер 11. Если сейчас от Дома быта на улице Московской пройти по переулку Фабрициуса в сторону железнодорожных путей, то там, на территории нынешнего депо, некогда располагалась улочка, где в одноэтажном доме они и жили.
Рядом росли два больших дуба – единственные на улице. Вход со двора. Два крылечка. Вода в колодце, все удобства на улице. Именно в 1934 году и сделали фото, где бабушка в купальнике стирает около дома белье. Но все время заниматься только домашними делами она не собиралась.
В 1933 году она поступает на биологический факультет БГУ. Но и это ей было мало: в 1939-м она поступает на литературный факультет.
Бабушка очень любила читать и увлекалась поэзией, особенно Серебряного века и, как потом выяснилось, творчеством Якуба Коласа. Но окончить литературный факультет она так и не смогла – началась война.
Студенты биофака БГУ на практике в Березинском заповеднике собирают гербарий.
КАК СОФЬЯ СТАЛА ПРАВЕДНИЦЕЙ МИРА
В нашей семье Вторая мировая война не обсуждалась. Бабушке было больно об этом вспоминать. Я только знаю, что они попытались эвакуироваться из Минска, но возле Борисова оказались в тылу у немцев и вынуждены были вернуться в город.
Дом чудом уцелел. Район Дзержинского очень сильно бомбили, и бабушка рассказывала, что в это время они прятались в погребе. А в своей автобиографии, датированной мартом 1953 года, она писала: «Во время немецкой оккупации не работала нигде. Средства для жизни получала частично от продажи вещей, дом не пострадал от пожаров начала войны, давала частные уроки детям, не желающим посещать оккупационную школу, занимались огородом и мелкой торговлей на рынке».
Это послевоенное фото, 1948 год: Софья и Светлана Лукьяновичи в своем доме.
Во время войны семья укрывала еврейскую девочку. Моя мама была репрессирована осенью 1944 года, она провела в лагере на Дальнем Востоке почти два года. А потом была реабилитирована. Мой отец – еврей, и во время войны он был интернирован в Германию (от смерти спасло то, что его мама в начале войны исправила в документах детей настоящую фамилию Шапиро на Жагиро) – обо всем этом я узнал уже в достаточно зрелом возрасте.
История спасенной еврейской девочки очень интересная. Никто до сих пор не знает, каким образом она попала к бабушке. Есть две версии, но, скорее всего, обстоятельства развивались так.
До войны еврейская семья Грабштейн – родители и две дочери – также жили в Минске. В 1941-м отца семейства призвали в Красную армию, а его жена и дочери ушли в деревню неподалеку от города. Однако в январе 1942-го они были вынуждены перебраться в минское гетто.
Старшую дочь убили во время одной из акций в лагере смерти Малый Тростенец в июле 1942 года. Вскоре после акции мать, выйдя из гетто вместе со второй дочерью, Аллой, смогла вытолкнуть ее из колонны, а моя бабушка подхватила девочку на руки.
Поначалу Аллу укрыли в соседской многодетной семье, а только потом, под видом приехавшей племянницы, бабушка взяла ее к себе. Алла прожила в нашей семье до окончания войны.
Как бабушка забрала Аллу, могли видеть многие люди, находившиеся в тот момент поблизости. Кстати, именно это и помогло отцу девочки разыскать ее после войны – Минск был в то время сравнительно небольшим городом, и многие жители были знакомы между собой.
Софья Лукьянович, ее приемная дочь Алла Грабштейн и настоящий отец девочки (1946 год).
Разрыв с Аллой, которую бабушка называла и считала своей дочкой, стал для нее довольно сильным душевным потрясением. Алла тоже очень тяжело переживала расставание с приемной семьей, но ее отец всячески ограничил возможное общение. Как дальше сложилась их судьба, неизвестно.
«МОЙ ПСИХОЗ – ВЫ»
После войны от туберкулеза умер мой дедушка. Бабушка была сильной женщиной и никому не показывала своего горя. А в конце 1946 года у нее начинается переписка с Якубом Коласом.
Я узнал об этом совершенно случайно. Какие-то разговоры в семье были, но не более того. Тайна мне открылась в ночь после смерти отца, когда я перебирал бумаги в бабушкиной комнате. На шкафу лежала папка с бумагами, и мне почему-то захотелось ее посмотреть. Внутри лежали набранные на машинке письма. Прочел.
Это стало для меня открытием, и, честно говоря, если бы они были адресованы мне, я бы не устоял и влюбился. Письма очень искренние и теплые – например, в первом письме бабушка объясняет, почему решилась на этот шаг.
«20/XII-1946 года.
Константин Михайлович!
Очень прошу прочесть это письмо вечером, когда люди более эмоционально чутки, может, тогда оно не покажется Вам столь смешным и нелепым, чем при трезвом свете дня.
Может быть, это очень нехорошо, что я пишу Вам, но, когда послание переходит в потребность, с ним трудно бороться. Вероятно, у каждого человека есть свой психоз. Мой психоз – Вы. Это тем более странно, что я Вас почти не знаю, т.е. знаю только то, что знают о Вас все.
Когда-то давно, когда я была учительницей в глухой районной школе и за одну ночь запоем проглотила Вашего «Сымона-Музыку», у меня поселилось в сердце теплое чувство к Вам. <...>
Потом я переехала в Минск. Мне приходилось видеть (правда, издали) и слышать Вас. По-прежнему я питала к Вам теплоту, мне хотелось сказать Вам что-нибудь хорошее, ласковое, благодарное. <...>
Потом война, ужасы, разруха. Радость победы, освобождения. Большая радость, когда узнала, что Вы живы. Но потом началась работа, личное большое горе, и я почти забыла Вас. Но вот лето этого года. Торжественное заседание. Вы в президиуме, я в партере. И Вы мне показались таким усталым, грустным. Впервые я видела не великого поэта Якуба Коласа, а просто человека Константина Михайловича, которому нелегко, может быть, живется, который устал. <...>
Мне так захотелось увести вас в покой, уют, разгладить Ваши грустные морщинки. Но барьер условностей – самый высокий в мире барьер – стоял между нами .<...>
Я совсем не знаю обстановки, в которой Вы живете, не знаю Вашей семьи, окружения, и представляете, какое богатое поле для фантазии я имею. И, может быть, поэтому такой молодой входишь в класс и так говоришь, что с задней парты слышишь “как интересно”. А одна приятельница, старчески мудрая, говорит мне: “Чувствую, что Вы влюблены, но в кого, никак не пойму”.
Вчера утро было такое свежее, морозное. Звезды такие яркие. Так хорошо в мягких валеночках идти по пустым улочкам и мечтать о любимом. И я подумала, что вот теперь Вы, наверно, спите и не подозреваете, что по одной из улиц Минска шагает маленькая, серенькая незаметная женщина, которая тепло, ласково думает о Вас.<...>
В последнюю минуту храбрость покидает меня, и я не решаюсь подписать своего полного имени, хотя терпеть не могу анонимок. В молодости меня звали хорошим именем Зося».
Мне кажется, что бабушка начала писать Коласу и назвала его своим психозом, потому что дедушка был очень похож на писателя в молодости. Поэтому здесь может быть что-то чисто психологическое. Из-за болезни дедушка изменился, характер у него испортился, и в памяти бабушки он остался тем 20-летним парнем, за которого она вышла замуж. Это сходство дало эмоциональный всплеск, и началась переписка.
Переписывались они полгода. Подруга бабушки жила рядом с писателем, поэтому куда писать, было известно (улыбается). Между ними сохранились дружеские отношения, потому что упрекнуть ее, а тем более его в каких-то любовных связях нельзя, там ничего такого не было.
Колас к этому времени овдовел, и бабушка похоронила мужа. Эта была душевная и трогательная переписка двух глубоко страдающих и горюющих людей.
Да, они виделись, и бабушка была в гостях у Коласа, но ничем компрометирующим это не закончилось.
«В Вашем кабинете мне не понравилась выставка сокровищ. На этих полках должны стоять книги, а не цацки, как у богатой купчихи, ищущей жениха». (31.12.1946)
«Вероятно, Вы слишком иной представляли меня по первому письму, что не могли скрыть выражение разочарования на Вашем лице при встрече со мной. И вы, так живо и тепло ответив на мое первое письмо, ничего не ответили на два вторых и не исполнили своего обещания побывать у меня. <...> Найти меня легко. У моего дома с левой стороны улицы два дуба, единственные на всей улице, и вход со двора, 2-я квартира». (10.01.1947)
Ответные письма приходили все реже, и в итоге все сошло на нет. В первую очередь благодаря Коласу, потому что он сразу свел все на дружественные отношения и этот «психоз» не развился.
«Ее нежная любовь, мечты о счастье разбились о ледяное равнодушие ее “кумира”. Это ее сломило. Она побледнела, поблекла, грустит. Он оказался жестоким человеком и, видя ее страдания, ничем не ответил на ее немую мольбу. Не нашел для нее ни одного теплого слова, ласкового жеста. Напрасно она ездила к нему. Пусть хоть немного бы продолжалось хоть краденое, но счастье. Пусть бы он представлял ее иной, чем она есть. А то точка над “i” поставлена беспощадно и откровенно, тогда, когда только и зародилась надежда на взаимность. Это больно». (31.12.1946)
«У меня не было и не будет желания и намерения занимать чужое место в Вашем сердце. <...> Но в гамме человеческих взаимоотношений очень много нот. Я претендую только на одну из них — немножко внимания и теплого участия…» (2.02.1947)
«Помогите мне вылечиться от вас, т.к. моя любовь к Вам, безусловно, патология».
«ПРОЩАЙТЕ, ЛЖИВОЕ БОЖЕСТВО»
– После эпистолярного романа бабушка целиком посвящает себя работе, много путешествует.
Первый раз за границу она поехала в 1966 году в Париж. Там жила ее сестра Вера, которая и прислала приглашение. Потом бабушка ездила во Францию еще несколько раз. Путешествовала по Волге и Дунаю, причем все это фиксировалось на фотографиях и записывалось в дневники.
С сестрой Верой, Париж, 1966 год.
Одевалась она довольно просто и скромно, но всегда носила шляпки. Я помню, у нее была темно-зеленая и фиолетовая. Любила платки и броши. Всегда носила бусы. Самой дорогой вещью в ее гардеробе была шуба, которую ей подарила сестра в Париже.
Очень любила бывать в Ботаническом саду. Она ведь биолог по образованию, и ей там нравилось. Вообще, дома было много разных цветов и много книг. Бабушка любила гулять в парке Горького. В доме постоянно собирались гости.
Были творческие посиделки с чаем, читали стихи. Постоянно приходили ученицы и просили совета. Да и не только ученицы, а все знакомые и подруги. Бабушка часто писала на поздравительных открытках указания, как нужно жить, на что обращать внимание и что самое главное.
«Когда появился первый внук – мой старший брат, – то вся бабушкина любовь досталась именно ему, а потом и мне. Да и, по сути, воспитывала меня именно она. Как сейчас помню, что она учила, что нельзя есть рыбу ножом, и читала по памяти стихотворение Николая Агнивцева “Песенка о хорошем тоне”. Даже была легенда, что оно было посвящено именно бабушке».
Замуж она так больше и не вышла, хотя была невероятно красивой женщиной и многим разбивала сердца. Ей постоянно приходили письма с признаниями в любви. А в одном из них ее назвали «лживым божеством».
Умерла бабушка в 76 лет от бронхиальной астмы. Приступы были довольно тяжелыми, и она очень сдала, а последние дни своей жизни провела в больнице, где не оставляла в покое ручку и записывала, что с ней происходит.
Держалась она до последнего.
ПОСЛЕДНЯЯ ПРЕМИЯ БАБУШКИ
А в 2015 году в моей квартире раздался звонок. Мне сообщили, что Софья, Никита и Светлана Лукьяновичи посмертно удостоены премии Яна Карского, которая присуждается за мужество, проявленное при спасении евреев от нацистов.
У меня спросили, смогу ли я приехать во Флориду, чтобы ее получить. Недолго думая, ответил, что смогу. Эта новость очень порадовала отца, который лежал в больнице.
Но вскоре ему стало хуже, и 1 января он умер. Мне уже было не до поездки. Я отправил в Америку все необходимые документы и когда немного отошел, то понял, что у меня нет визы. Чтобы ее сделать, оставалось только три недели. Все удалось, и я полетел.
Сама церемония была очень душевная и эмоциональная. Ведь тогда же Антидиффамационная лига награждала родственников погибших журналистов Джеймса Фоули и Стивена Сотлоффа. Тех самых, которых казнили в прямом эфире боевики «Исламского государства». Было море слез. Все прошло очень сердечно.
Если вам нравится рубрика «Мінск 1067», делайте репост статьи и не забывайте про хэштеги #сваё, #SamsungBelarus, #Minsk1067. Дзякуй!
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: CityDog.by, личные архивы Вадима Жагиро.
*ООО «Самсунг Электроникс Рус Компани», ИНН 7703608910
выйшла ў 2000 г. Ваша маці Святлана Мікітаўна падаравала лісты ў музей песняра ў 1990-я гг. А ёй зрабілі ксеракопіі з арыгіналаў і копіі лістоў С.К. Лук'яновіч з асабістага архіва Якуба Коласа. Пашукайце кнігу "Любіць і помніць" у бацькоўскай хаце. Ваш родны брат Павел пра ўсё ведае. Гэта зусім не навіна, а вось шляхі-дарогі Вашай бабулі і фотаздымкі, безумоўна, цікавая жыццёвая гісторыя. А "клубнічныя" загалоўкі, ох, як любяць даваць журналісты!
У меня есть книга "Любить и помнить", кстати, с дарственной надписью.
Посмею заметить, тираж книги 2500 экземпляров, а теперь посмотрите количество просмотров.
Родной брат, который с Ваших слов, "всё знает", умер в 2009 году. И, как-то, не очень этично, одновременно пенять на журналистов и отправлять за информацией к умершим...
Я не знаю Вашей фамилии, но догадываюсь, так вот - письма были переданы безвозмездно, и зарабатывать на памяти не в правилах моей семьи (в отличие от некоторых).
"Новая земля" после первого издания тоже стала "зусiм не навiна" - и что, не переиздавать?
С уважением,
Вадим Жагиро.
PS А заглавие... Умные люди читают всю статью, а не делают выводы, прочитав лишь заглавие...