«Это был известный бл*дюшник». Почитайте отрывок из книги «От Паниковки до Шайбы» – это уникальный гайд по тусовочному Минску 1990-х

ТУСОВОЧНЫЙ МИНСК 90-Х

– это десяток мест между станциями метро «Октябрьская» и «Немига». Обойти их можно минут за 15 прогулочным шагом. Вот Паниковка, прямо напротив – Стена Цоя, под проспектом – Труба, прямо над ней – «Центральный», чуть дальше – «Макдоналдс», рядом – Аллейка и Феликс, за «Макдоналдсом» – Пьяный двор, а дальше – «Пингвин» и Художка. А если завернуть за угол – то вот уже снова Стена и Паниковка. Круг замкнулся.
 

Вот и весь тусовочный Минск.

Десяток мест и несколько сотен человек, которые кружили там весной, летом, осенью и иногда даже зимой. Большинства из них уже давно нет в живых.

Ежедневно там слушали музыку, играли музыку, сочиняли музыку, употребляли алкоголь, покупали наркотики, продавали наркотики, употребляли наркотики, целовались, занимались сексом, убегали от милиции, дрались со скинхедами, дрались с гопниками, искали деньги на еду и выпивку. А на следующий день все то же самое. И так день за днем, год за годом. Кто-то успел вырваться из тусовки, кого-то она засосала. Кому-то она стоила здоровья, многим она стоила жизни.

Как появилась тусовка?

Во-первых, центр – это удобно. Две линии метро пересекаются. Можно быстро доехать даже из самых отдаленных уголков города. На районах тусовались люди с районов. В центре тусовались люди со всего Минска. Гопников там практически не было, подростки с рабочих окраин редко выбирались в центр, разве что только на футбол. Гораздо выгоднее и рациональнее было щемить «волосатых» поодиночке на районе, чем ехать туда, где их собираются сотни.

Обычно в тусовку попадали после окончания школы. Пока ты ходишь в школу, твой круг общения локальный – ребята из соседних дворов и улиц. А когда ты поступаешь в универ, то знакомишься с людьми из других районов. Во времена, когда не было ни соцсетей, ни интернета, ни банальной мобильной связи, завести знакомства с людьми не из своей песочницы было сложнее. И тусовки идеально решали эту проблему.

Денежный вопрос не стоял так остро. Тусить можно было совершенно бесплатно, более того, у самых легендарных тусовщиков денег не было вообще никогда. Тем не менее отсутствие денег совсем не мешало им ежедневно находить еду и выпивку. Способы были разные: от банального попрошайничества (под гитару или даже вообще без нее) до экзотических – например, участие в многодневных съездах баптистов, где можно было пожрать на халяву.

Тусовка просуществовала целых два десятилетия. Самым мощным ударом по ней стал закон о запрете распития пива, принятый в 2009 году. Он, по сути, стал началом конца тусовочного Минска. Без алкоголя протирать штаны на скамейке стало уже не так интересно.

СЕРГЕЙ ФИЛИМОНОВ:
Все начиналось с хиппи с середины 60-х, если не брать в расчет стиляг 50-х. Стиляги в народ не пошли. А вот хиппи уже повлияли на простой рабочий класс и их детей.

Менялись места и способы. Развитие происходило от тусовок на улице до сборов на чьей-то свободной квартире: на квартире собиралось до 10–20 человек, выпивали, проходило общественное прослушивание очередного винила и т. п.

Туса на углу у ГУМа – место встреч фарцы, обмен-торговля вещами и винилами, милиция гоняла. В «Центральном» тусила какая-то алкашня, «Пингвин» считался новым отстойным местом для юных детишек, Грицевца – там кто-то сидел на лавках. Кроме ГУМа фарца еще тусила в ресторане «Минск» и ресторане «Потсдам» днем или ранним вечером. А уже ближе к ночи – «Юбилейка» и ее валютный бар.

АДАМ ГЛОБУС:
В 1991 году мы с женой в подземном переходе на Октябрьской сделали первую эротическую выставку – с голыми тетками. Продавали билеты и заработали нормально.

В СССР не было ни эротики, ни порнографии, нихера не было! Все было табуировано. Когда Цой в фильме «Игла» сказал слово «трахаешься», то это прозвучало как взрыв гранаты – просто у-у-ух! И секс-революция была основной пробивной силой. У нас в 90-х начали выходить книжки с эротическими анекдотами, в киосках стали продаваться видеокассеты с порнофильмами. И все внезапно стало разрешено. И это сработало. Потом появились гей-клубы, «Лямбда-форум», гей-прайды – дофига всего произошло. И я считаю это великим достижением из того, что сделало мое поколение.

ВЛАДИСЛАВ БУБЕН:
Тусовались люди, которым нечего было делать и которые не знали, чем себя занять. Я делал музыку, организовывал концерты и фестивали, принимал участие в четырех музыкальных проектах. Мне было не до тусовок.

ЕВГЕНИЙ БЕЛОВ:
Когда я впервые попал в Барселону, то сразу же вспомнил 50-летие Победы в Минске, 9 мая 95-го: такое же ощущение свободы и праздника. Люди плавали в Свислочи, купались в фонтанах, везде продавались пиво и еда, не было никаких металлодетекторов, центр Минска гудел с самого утра до поздней ночи.

АЛЕКСАНДР БУРЕЙ:
У нас не было особо времени на улице тусоваться, надо было репетировать. Могли заскочить в «Центральный» взять по пивчику. Да и зачем было по лавкам бухать, когда мы могли бухать прямо на репетиционной точке? За это, впрочем, нас с нее и выгнали. Пришел хозяин, увидел батарею пустых бутылок из-под спирта «Рояль» – и как закричит: «Да тут у вас весь Минск бухает!»

АЛЕКСАНДР РОЛОВ:
Денег тогда вечно ни у кого не было. Утром мы как-то проснулись после очередной пьянки. Все дико страдают, хочется похмелиться. А деньги есть только у одного человека. И он все парится и причитает: «Мне же на работу, мне же на работу». И тут одна девушка ему говорит: «Понимаешь, старик, есть такое слово – “хочется”». В итоге он ни на какую работу не пошел, и мы удачно похмелились.
 

ТАМАРА ЛИСИЦКАЯ:
Наша тусовка была: журфаковцы, музыканты, художники, режиссееры, Лева Би-2, ребята из его первого состава. Практически все ребята из этой тусовки сейчас живут за рубежом. Культовую «стекляшку» под названием «Пингвин» мы не застали. Собирались мы обычно возле Главпочтамта после пар, и дальше у нас начинался трип по проспекту чуть ли не до цирка. Иногда в киношку заваливались, сидели всегда только на первом ряду, где круто, громко и ничего не видно. Главной целью был обмен информацией, обмен музыкой. Лютый период, когда даже кассетники были редкостью. У меня дома был видеомагнитофон, и мои три кассеты половина Минска приходила ко мне смотреть.

ИГОРЬ ВОРОШКЕВИЧ:
Музыканты обычно тусовались на квартирах. Как правило, съемных. Так называемых коммунах. Грубо говоря, это были пьянки. Я не помню, чтобы кто-то представлял на квартирах свой новый альбом. Тогда тусовались вместе «Мроя», Кася Камоцкая, «Палац», «Бонда»...

Но не значит, что все вместе приходили в однокомнатную квартиру. Но были дни рождения, когда оставались ночевать человек десять-пятнадцать, а именинник спал в коридоре на груде обуви. Тогда музыканты между собой общались. Все были относительно молодые, голодные и всегда находили время на общение. Не было никаких разделений. Но все когда-то заканчивается. Потому что сейчас с кем-то встретиться практически невозможно. Чтобы кто-то пригласил в гости?! Простите, но сейчас я не вспомню такого, чтобы мне позвонили и сказали: «Игорь, слушай, приезжай».

КСЕНИЯ БАХАРЕВА:
Когда распался Союз, у нас было такое чувство свободы, вседозволенности, возросшего самосознания. С точки зрения творчества был абсолютный полет. Я не предполагала, что столько слов белорусских есть! Можно было делать все что хочешь: не только в эфире, но и художникам, музыкантам. Это было «вялікае адраджэнне». И все у тебя получалось, и никто не бил тебя по рукам. Нужно было только лень свою превозмочь – и делать. Мы тусовались в «Помойке» (теперь это «Макдоналдс» на проспекте), в «Ромашке» напротив Дворца спорта, в кафе «Реченька», в кофейне в Троицком предместье. Однажды мне выписали штраф со смешной формулировкой: «Распивала спиртные напитки возле съезда РСДРП». Слово «дом» было пропущено. То есть я в 1898 году это делала.

Так начал появляться «МИНСК ЗОЛОТОЙ».
Минск не для всех

Я (Павел Волотович. – Ред.) родился и вырос в самом сердце Заводского района, на Партизанском проспекте. Каждый день воздух на улице был разным – все зависело от того, cо стороны какого из близлежащих заводов ветер приносил аромат. И в 1994 году среди всего этого великолепия – между автовокзалом, Мотовелозаводом и рабочей общагой – появилось огромное учреждение с названием Konstantin. На вывеске было указано, что там есть бар, ресторан и казино. Пацаны рассказывали, что только вход туда стоит 5 баксов. А еще внутри чашка кофе на два глотка стоила примерно столько же. А еще там танцевали полностью голые женщины. Ни проверить, ни опровергнуть эти факты мы не могли – на входе дежурила охрана и никого внутрь не пускала. Кто додумался открыть всю эту красоту в центре рабоче-крестьянского Заводского района, я так и не узнал. Красота закрылась уже в 95-м, не просуществовав даже года. Кто-то говорил, что хозяин поехал отдыхать на Северное кладбище, кто-то шептал, что он сбежал из страны, а кто-то твердил, что он теперь министр. Слухи и сплетни были главным атрибутом «золотого» Минска 90-х. Ведь попасть в эти места никто из «простых смертных» не мог. Что еще оставалось, кроме сплетен?

НАТАЛЬЯ НОВОЖИЛОВА:
Я не была тусовщицей. Но ко мне в клуб ходили заниматься жены и любовницы минских «авторитетов», вот они и тусовались. После тренировок я была мертвая, а там же нужно было пить, курить и танцевать до утра. А у меня каждый раз с утра либо съемка, либо очередная тренировка. Порой были такие «приглашения», от которых нельзя было отказаться, в этом случае приходилось идти. Чаще всего я оказывалась в этих злачных местах на съемках моих программ. Все эти «Реактор», «Макс-Шоу», «Мэдисон» я рассматривала исключительно как площадку для съемок.

ИГОРЬ СУРОЕГИН:
Представьте, что вы жили в Минске, а у вас из вечерних и ночных ресторанов – можете загибать пальцы – есть только «Юбилейка», «Планета», «Папараць-кветка», «Сосны», «Неман» и кафе «Минск» – всё. И то это были рестораны, не клубы, которых в Минске тогда не было во-о-обще! Даже ни «Макдоналдса», ни кафе с кофе на каждом углу не было. А потанцевать можно было только на «Досках» в парке Челюскинцев.

И тут открываются ночные клубы! Представьте, как молодежь хлынула, какой был ажиотаж! Это был взрыв ночного клубного движения. А ведь тогда никто не знал, ни как в этот клуб ходить, ни как нужно одеваться, какая музыка модная. И мы быстро учились – стоит отметить, – какую музыку в клубах играть, чем поить, чем кормить, как охранять. Такого ажиотажа, как в те времена, нет и не будет в Минске никогда. Сейчас предложения гораздо больше, чем спроса.

ТАМАРА ЛИСИЦКАЯ:
В середине 90-х я вела мероприятия, порой довольно необычные. Например, первый в Минске конкурс боди-арта c голыми моделями, тогда это было шокирующе. Или презентация презервативов класса люкс. Дали задание: придумать презентацию товара, но без пошлости. Я придумала такой ход: при всех открыла презерватив, натянула его на микрофон и продолжила говорить, а качество звука при этом не ухудшилось. Мол, вот он какой тонкий.
 

НЕМИГА, 1997 г.

МАКС-ШОУ

ГДЕ НАХОДИЛОСЬ:
первый этаж кинотеатра «Октябрь», пр-т Скорины, 73 (теперь пр-т Независимости, 73)

ВМЕСТИМОСТЬ:
250 посадочных мест

Клуб открылся в 1994 году в круглом зале кинотеатра «Октябрь».

Специалисты из Польши нарисовали проект в виде летающей тарелки. Организаторы купили небольшой бассейн для боев в пене, пенную машину и машину для искусственного снега. На сцене была установлена большая чугунная ванна, в которой резвились участницы первого в стране бурлеск-шоу.

Редкое место из тех, что упоминаются в нашей книге, которое продолжает существовать и в наши дни. «Макс-Шоу» было своеобразным лицом Минска 90-х. Это было «старейшее место для съема» и «известный бл*дюшник». Заведение с налетом бандитского пафоса представляло собой ресторан с танцполом. Основной аудиторией «Макс-Шоу» были полукриминальные личности. В 1998 году во время перестрелки в клубе ранили хоккейного тренера Михаила Захарова.

Первым ведущим был Дмитрий Врангель. Он выходил на сцену в костюмах Остина Пауэрса, морячка, офицера или даже царя. Концертная программа состояла из звезд российской эстрады: Никольский, Маргулис, Лоза, Свиридова, Круг, Токарев, Глызин, «Любэ», «Воскресение», «Иванушки», «Отпетые мошенники», Гарик Сукачев, Боря Моисеев, «Агата Кристи», «Рондо» и т.д.

ПАВЕЛ ЮРЦЕВИЧ:
Туристическое место было, для внешнего и внутреннего туризма. «Дорага-багата», как водится. Иногда заходили местные студенты, бывало, даже и неформалы заходили. Если появилась лишняя деньга, у многих сразу возникало желание «пойти в приличное место».

ОЛЕГ JAGGER МИНАКОВ:
Я всегда брал гонорар валютой, а один раз в «Макс-Шоу» мне рублями дали, причем не самыми крупными купюрами. Я распихал их по всем карманам – в джинсы, в куртку, они вываливались наружу. Тусили там всякие бандюки с подружками. Мы отыграли, подходит ко мне один и говорит: «Моей девчуле понравилась песня одна, баллада, повтори!» Я ему такой, мол, это ж не кабак. И он мне: «Я вижу, ты “Баллантайнс» любишь». Я смотрю краем глаза и вижу: его братки прямо на сцену затаскивают целый ящик вискаря. Ну, святое дело, сыграли...

ИЛЬЯ МИТЬКО:
Я на «Макс-Шоу» со своей женой познакомился. Когда мы уже на Москву прогремели, старшие товарищи начали приглашать меня туда, чтобы я «лицом посветил», посидел за столиком. Я туда ходил как на работу. У нас в то время был продюсер, который владел кучей киосков на Комаровке. И у него родился супермаркетинговый ход: он зарядил всех своих продавщиц на наш концерт. Сказал им: «Девчонки, танцуйте!» Мы вышли на сцену, начали играть, и с первой песни такая жара пошла на танцполе. А потом и остальные все подтянулись. Я помню, что мы отыграли несколько концертов подряд, и я с гонорара маме стиральную машину купил.

ЕВГЕНИЙ КОЛМЫКОВ:
Легендарное минское место для тех, кто хотел нажраться и снять себе телку. Наше отношение к подобным местам было всегда «фффррррр»... Мы, наша тусовка, были полными антиподами того, что творилось в местах вроде «Макс-Шоу» или «Шайбы».
 

ГЕННАДИЙ ШУЛЬМАН:
Конкретно бандитская точка. Стандартная полустриптизерская программа, в зале – лица восточных национальностей и девушки, ожидающие «знакомства». Они на меня вышли, говорят: «Давай, Генка, кого-то к нам привези». Я им сразу заявил: работаем пятьдесят на пятьдесят. Мы несколько проектов сделали, и оно сошло на нет.

НАТАЛЬЯ НОВОЖИЛОВА:
Первый раз я там увидела Врангеля с его пошлыми шутками. Петросян – это не мой юморист, я люблю тонкий юмор. «Макс-Шоу» считался среди нас местом слишком простым. Считалось, что это место годится лишь для тех, кто хочет найти себе девушку.