Мы выбрали для вас пять художественных явлений, которые своей важностью для беларусов выходят за рамки искусства. Однако на их значение и уникальность иногда не обращают внимания. Подумайте: как бы вы дополнили этот список?
У вас не сложилось впечатления, что на уроках истории в школе нам рассказывают не всё? В рубрике «Наша ўсё» мы обновляем школьные знания, а также предоставляем дополнительную информацию, подробности и основные моменты.
ВАЖНО: наши тексты можно (и нужно!) использовать при подготовке тезисов и докладов.
ВАЖНА 2: гэты тэкст можна прачытаць і па-беларуску.
Что вы прочитаете в этой статье
«Купалінка»: песня, которую знают все беларусы
«Купалінка» считается народной. Между тем она была написана в 1920-х годах: музыка – композитор Владимир Теравский, который также написал музыку к беларуским гимнам «Мы выйдзем шчыльнымі радамі» и «Адвеку мы спалі»; слова – поэт Михась Чарот, автор поэмы «Босыя на вогнішчы» и сценария к первому в истории беларускому художественному фильму «Лясная быль».
О сюжете писали многое: что Купалина – это женщина, которая отправила дочь на прополку, что «где твоя дочка?» спрашивает ее священник, который ходит и проверяет, чтобы никто не праздновал языческие праздники…
На самом деле загадки нет: Купалинка – это купальская ночь, «темная ночь». Купаленкой, Купалинкой, Купальней эту ночь называли еще наши бабушки. А вот про «дочку Купалинки» расскажем сейчас.
Минск, 1920 год, по улице идет девушка, навстречу – парень в вышиванке: «Ой, какая красивая у вас вышиванка, продайте нашему хору!» Так познакомились 17-летняя Алеся Александрович, любимая певица Янки Купалы, «непревзойденное девичье обаяние и лирическое сопрано», и 24-летний поэт Михась Чарот.
18-летняя Алеся Александрович. 1922 год.
С мужем Михаилом Морозом.
Михась Чарот в 1920-е годы.
Чтобы поближе познакомиться, поэт влился в хор «Беларуской хатки», стал провожать Алесю домой, на улицу Молодечненскую (за церковью Марии Магдалины).
Вместе с минскими артистами Чарот поехал в Ждановичи праздновать Купалье: подглядывал, как Алеся купается в Свислочи («Она светилась, как форель», – рассказывал он друзьям). А когда по традиции девушки прыгали через костер, а парни бегали за ними, погнался за Алесей. Безуспешно.
Последней попыткой добиться взаимности стал мюзикл «На Купалле»: Чарот написал пьесу, которую более 400 раз показывали на сцене Беларуского государственного театра-1 (бывшее название Купаловского). Главную роль играла – никогда не угадаете – Алеся Александрович. А «Купалінка» была одной из партий ее героини (которую тоже звали Алеся).
Музыку к мюзиклу создал композитор Теравский, который был также руководителем хора в клубе «Беларуская хатка» и соседом Алеси по Сторожевке. Ее отношения с Чаротом развивались на его глазах.
Успех мюзикла, казалось бы, дал паре шанс. На волне успеха труппу пригласили с гастролями в Москву, Чарота там наградили орденом. Организацией занималось представительство БССР в Москве. На банкете в честь Чарота руководитель представительства, фактически посол советской Беларуси Михаил Мороз внезапно сделал Алесе предложение выйти за него замуж, и она согласилась.
Чарота расстреляли в 1937-м, Теравского – в 1938-м, Мороза арестовали в 1937-м, и он пропал без вести в Магадане. Алеся умерла в 1947 году, ей было 43 года.
Из всего мюзикла до нас дошла одна песня. Когда авторов расстреляли и их фамилии стали неприемлемыми для упоминания в песенниках, «Купалінку» начали обозначать как народную. Люди в это легко поверили.
Крест Евфросинии Полоцкой: святыня, которую нужно вернуть
Крест Евфросинии Полоцкой – самый мощный по символике и значению беларуский исторический артефакт.
Это святыня во всех смыслах, крест объединяет всех беларусов, не вызывая споров и разночтений. Его держала в руках первая беларуская святая, внучка полоцкого князя Всеслава Чародея.
Что же он такое? Это напрестольный крест полоцкой церкви Святого Спаса (церковь теперь называется Спасо-Евфросиниевской, в ней сохранились уникальные фрески 12-го века). Евфросиния заказала крест у полоцкого мастера-ювелира Лазаря Богши. Крест сделан из кипариса, обшит золотыми и серебряными пластинками с выгравированными на них изображениями святых. Каждый образок подписан по-гречески или по-славянски. Крест украшен драгоценными камнями и жемчугом. Он немаленький: полметра в высоту, 21 см в ширину.
Крест Евфросинии Полоцкой. Фото 1896 года.
Как было принято в те времена, в крест вложили мощи святых, капли крови Христа и кусочки Его креста, камень с гробницы Божьей Матери. Артефакты прислал по просьбе Евфросинии ее родственник, византийский император.
Крест разделял с беларусами невзгоды истории: во времена завоевательных войн его вывозили в Москву как трофей, обратно в Полоцк он попал вместе с Иваном Грозным (суеверный царь считал, что крест помог ему захватить город), от православных вместе с Софийским собором крест перешел к униатам, во время нашествия Наполеона его вмуровывали в стену, во времена БССР он лежал в минском и могилевском музеях и исчез в начале войны вместе с другими беларускими ценностями.
Ищут до сих пор – версии запутанные. Усложняет ситуацию то, что в Средневековье в Смоленске сделали копию креста (чтобы не мочить оригинал в проруби на Водокрещение). Есть версия, что настоящий крест Евфросинии большевики в 1920-х продали на Запад и он попал в коллекцию американского миллиардера. А исчезла в 1940-е годы средневековая копия.
В 1990-е художник Алексей Кузьмич по заказу Беларуской православной церкви сделал копию креста. Это полное соответствие утраченному – со всеми теми же мощами и артефактами.
Историк Сергей Тарасов считает, что крест Евфросинии находится под Москвой, в Загорске, в Троице-Сергиевой лавре. Он отмечает, что Слуцкое Евангелие 16-го века, которое пропало вместе с крестом, «всплыло» в 2003 году – тогдашний беларуский митрополит Филарет сказал, что его «передала неизвестная прихожанка».
Косвенное доказательство было получено и при создании копии креста, рассказывает Тарасов. Кузьмичу не хватало «капли крови» Христа, и экзарх Филарет договорился «отщипнуть» ее частичку от чего-то в Загорске. От чего? Только от настоящего креста Евфросинии, уверен историк.
Тарасов предполагает, что крест лежит в Лавре в таком месте, куда обычный человек не попадет, и был среди ценностей, которые Сталин согласился передать Русской православной церкви за поддержку во время войны.
Позитивно, что крест мог уцелеть, и есть надежда вернуть эту уникальную святыню на родину.
Батлейка: первое беларуское масскультурное шоу
Батлейка известна с 16-го века. Она была первым проявлением массовой культуры беларусов. Этот народный театр, как и соседские, происходит от западноевропейских мистерий, но только у нас батлейка стала символом и основой национального строительства.
Эти спектакли ставили ученики иезуитских и пиарских коллегиумов. Спектакли были на беларуском языке и показывались на праздниках и ярмарках.
«Минск времен моего детства начинал выходить за рамки захолустного губернского города. Рождество, Пасху, Новый год отмечали как бы всенародно, весь город был настроен на радостный лад, – вспоминал первый редактор «Нашай Нівы» Александр Власов о конце 1880-х. – Мы, школьники, ждали Рождества как спасения. В это время были в полном разгаре батлейки. На углах улиц стояли вечером с красным фонариком на верхушке батлейки на санках. Не было такого дома, куда бы не приглашали батлейку. Под музыку на сцену выходили черт, смерть, еврей, царь Ирод, цыганка, доктор (которого изображали как популярного доктора Шпаковского), пан, казаки, студент, а в конце – Антон с козой: Антон козу ведет, Антониха погоняет... И герой вечера – Мацей-Пацей. Рассказыватель вставлял в уста Мацея столько беларуского простонародного юмора, что публика захлебывалась от смеха».
К концу 19-го века в Минске появились свои профессионалы уличного театра: «Был целый цех батлейщиков из минских сапожников. Потом какой-то полицеймейстер запретил батлейщиков. Его можно поставить в один ряд с незабвенным Геростратом. В какой-нибудь Англии, наверное, каждый считал бы национальной гордостью поддерживать и сохранять такую прекрасную традицию. Но человеческая тупоголовость бывает во все времена досадной и не имеет границ».
Власов описывает, как в период Первой мировой войны, в 1915 году, организовывал в Минске батлейку. Это происходило в редакциях беларуских журналов в Троицком предместье, у теперешней улицы Богдановича. «Побродив несколько дней по окраинам Минска, я откопал старых батлейщиков, сапожников Мядицкого и рассказывателя сапожника Муравицкого, которые и батлейковали в редакции недели три. Музыканты тоже были сапожниками. При этом, поискав, я где-то встретил старенькую модистку для кукол батлейки, которая когда-то с этого жила. Традиция требовала, чтобы все костюмы были неизменно старосветского фасона».
В чем секрет народной любви к батлейке? Не последнюю роль играет вечный сюжет: злой царь-деспот и смерть, которую не обманешь.
Народный уличный театр известен по всей Европе. Но в Беларуси он получил свое название (от города Бетлеем (Вифлеем), места рождения Христа), своих героев и свои сюжеты.
Осенние песни: мантры, чтобы справиться с депрессией
Беларусы – единственный народ, у которого такие песни есть. Исследователь Арсений Лис насчитал их около 250. Осенние песни пели во время монотонных работ: жатвы, уборки льна и конопли, квашения капусты... Но это были песни не о работе, а о судьбе. И даже не совсем песни.
В них отражались переживания девушки и родителей о будущем замужестве – на стыке осени и зимы начинался сезон свадеб. Уход из родительского дома нас сейчас почти не пугает, но песни о расставании с родителями как раз теперь воспринимаются очень современно.
Бярозка з лістком усю восень шумела:
– Мой ты лісточак, мой зялененькі, як мы расстанемся?
– Не бойся, бяроза, цябе не пакіну:
Цяпер ападу, вясною прыду, з табой шумець буду.
Матулька з дачкой усю ноч гаварыла:
– Мая дачушка, мая родная, як жа мы расстанемся?..
Но в песнях речь не только о свадьбе.
«Мядзведзь рыкае, дзевак пужае» – строка самой известной. И продолжение: «Рыкай не рыкай – я не баюся». Медитативные, полные страха перед будущим – очевидно, они, как мантры, пелись в надежде будущее задобрить или хотя бы принять его.
Фото девушки из-под Воложина. Бенедикт Тышкевич, начало 20-го века.
Это терапевтические песни, чтобы справиться с осенней депрессией, со страхом смерти, со страхом перемен. При этом, говорят музыковеды, «в осенних песнях не ощущается траурного настроения, они скорее свидетельствуют о мудром признании неизбежности жизни».
Маляванки: из бедности беларусы создали культурное достижение
После отмены крепостного права у крестьян начало расти чувство собственного достоинства, появилось больше внимания и к своему быту. Строили большие дома с большими окнами, украшали их резьбой – потому что почувствовали себя людьми, равными панам. Во дворцах магнатов висели гобелены, в шляхетских усадьбах – картины. «Чем мы хуже?» – думали крестьяне. Маляваныя дываны (расписные ковры) известны с конца 19-го века. Льняное полотно окрашивали в черный цвет, рисовали и штамповали изображение деревянными штампами с краской. Простая и дешевая технология – и в то же время эстетический вид: черные полотна с цветными пятнами как будто бы уносят в ночь, в сны, в космос.
В Заславле под Минском есть музей расписных ковров.
Вторая волна моды на маляванки пришла в 1940–1950-е, в период послевоенной нищеты. Кроме стремления к красоте среди пепелищ, была еще и психологическая компенсация за пережитые стрессы и утраты. Расписные ковры – пример того, как из своей беды и нужды беларусы могут создать культурное достижение. Как, потеряв все, возвращать радость жизни.
Два самых известных автора – Язеп Дроздович и Алена Киш. Дроздович, один их беларуских классических художников начала века, после войны сделал рисование ковров способом заработка: ходил из деревни в деревню и рисовал за еду и рюмку (в этих скитаниях он и умер в 1954 году; правда, благодаря такой жизни этот деятель национального движения избежал ареста и лагеря, где побывали все его коллеги и друзья). Но также Дроздович, безусловно, видел в коврах один из жанров беларуского искусства и вкладывался в его разработку.
Алена Киш – художница со Случчины, создавшая уникальный стиль: яркие, громкие цвета, обведенные черным контуром фигуры, рай с желтыми львами... Киш была одиноким человеком, чью глубину не понимали. Боль от жизни была так велика, что в 60 лет художница утопилась.
Самая известная работа Алены Киш – вы, конечно, ее видели.
Рано или поздно мир будет восхищаться ее работами. Творчество украинской художницы Марии Примаченко уже получило мировое признание, и на это повлияла не только война: наивное, народное искусство стало мировым трендом. Вокруг него строится, например, последняя Венецианская биеннале: неожиданно в наивном увидели открытие.
«Ковры Алены Киш вызывают тот же спектр эмоций, что и современное искусство. Она разрушила стену между декоративным наивным искусством и современным», – говорит художник Максим Осипов.
Сам он рисует ковры, но не пасторальные: «Мои ковры – оборонительного типа: через них я пытаюсь не сойти с ума и защищаю то, что мне важно». Помните Годзиллу в вышиванке?
Искусство настоящее, если оно не застывает в музеях, а все время работает и переосмысляется.
