Кто есть кто в новой минской архитектуре
Если в городской застройке Минска все пока остается неизменным – окраины обрастают панельными домами, а исторические здания в центре города сносят, чтобы построить очередной отель, – то в частном домостроительстве уже можно заметить изменения.
Архитекторы сегодня следят за европейскими тенденциями и не стесняются экспериментов. Архитектура уже не искусство, а, скорее, шанс на комфортную, мобильную и экологичную жизнь. Как Минск стал тем городом, каким мы видим его сегодня, и какую архитектуру предпочитают горожане, выбирающие жизнь за кольцевой? Как эти тренды могут повлиять на наш город? Разбираемся вместе с программой ЕС «Культура и креативность».
Юра Таубкин
Архитектор и соорганизатор Minsk Design Week
– Минск до войны был небольшим и каменным (и деревянным, конечно, тоже). Он заканчивался где-то за улицей Цеткин с запада, за Комаровкой – с востока, в районе Немиги с севера и за улицей Октябрьской с юга. Причем из-за северо-западной розы ветров промзона обычно строится с южной стороны, чтобы все отходы и запахи не возвращались в город.
Сегодня Минск на 90% застроен советской архитектурой. Считается, что город был перестроен из-за больших разрушений во время войны. Но это не совсем верно: если анализировать немецкую и советскую аэрофотосъемки, то видна огромная разница. На самом деле немецкая авиация разрушила около 40% каменного фонда Минска, а не 80%, как считают многие. Причем в основном повреждения были нанесены пожарами: дома можно было восстановить. Корпуса зданий были каменными, а перекрытия – деревянными: реконструкцию можно было провести, восстановив перекрытия и кровлю.
Но были применены сталинские проектные методики: вместо того чтобы восстановить историческую часть города, ее снесли и начали строить ампир с широкими проспектами. По сути, город перекроили заново, уничтожив исторические дома и целые улицы. Следы некоторых из них можно найти и сейчас – например, проезд между проспектом Независимости и улицей Карла Маркса, где находится кофейня «Мануфактура». Раньше это была улица, которая не заканчивалась выходом в арку, а продолжалась, пересекая проспект, который ранее назывался улицей Захарьевской. Поэтому говорить о белорусской городской культуре невозможно – современную застройку определила архитектурная конъюнктура.
Я считаю безобразием и гуманитарной катастрофой то, что разрушение исторически значимых зданий продолжается. Зачем было разрушать участок Немиги, где сейчас построили это безобразие под названием «Немига, 3»? Жаль многие здания, которые хорошо сохранились после войны, но были разрушены ради проектов: Холодная синагога, которая стояла прямо под «Белпромпроектом», Кафедральный костел, перестроенный в спортивный зал, и многие, многие другие. Здание первой минской электростанции, на месте которой все никак не достроят этот чудо-отель, уничтожено уже в наши дни.
Надо понимать, что 90% населения нынешнего Минска – это люди, которые в лучшем случае здесь родились, то есть первое поколение. Очень сильно население города выросло в 70-е, когда Петру Машерову пришла идея построить метро. В те годы, чтобы получить разрешение на строительство такого объекта, нужно было быть городом-миллионником. Для этого приняли решение оперативно населить город: людям из деревень, которые работали на городских предприятиях, раздали минскую прописку. Затем к городу стали присоединять окрестные деревни, внося их в городскую черту. Таким образом появилась застройка за проспектом Пушкина, Грушевка и Малиновка. В 1972 году родился миллионный житель, и Минск получил разрешение на проектирование и строительство метрополитена.
Почему об этом важно говорить? Все эти люди не были городскими жителями.
Сегодня Минск на 90% застроен советской архитектурой. Считается, что город был перестроен из-за больших разрушений во время войны. Но это не совсем верно: если анализировать немецкую и советскую аэрофотосъемки, то видна огромная разница. На самом деле немецкая авиация разрушила около 40% каменного фонда Минска, а не 80%, как считают многие. Причем в основном повреждения были нанесены пожарами: дома можно было восстановить. Корпуса зданий были каменными, а перекрытия – деревянными: реконструкцию можно было провести, восстановив перекрытия и кровлю.
Но были применены сталинские проектные методики: вместо того чтобы восстановить историческую часть города, ее снесли и начали строить ампир с широкими проспектами. По сути, город перекроили заново, уничтожив исторические дома и целые улицы. Следы некоторых из них можно найти и сейчас – например, проезд между проспектом Независимости и улицей Карла Маркса, где находится кофейня «Мануфактура». Раньше это была улица, которая не заканчивалась выходом в арку, а продолжалась, пересекая проспект, который ранее назывался улицей Захарьевской. Поэтому говорить о белорусской городской культуре невозможно – современную застройку определила архитектурная конъюнктура.
Я считаю безобразием и гуманитарной катастрофой то, что разрушение исторически значимых зданий продолжается. Зачем было разрушать участок Немиги, где сейчас построили это безобразие под названием «Немига, 3»? Жаль многие здания, которые хорошо сохранились после войны, но были разрушены ради проектов: Холодная синагога, которая стояла прямо под «Белпромпроектом», Кафедральный костел, перестроенный в спортивный зал, и многие, многие другие. Здание первой минской электростанции, на месте которой все никак не достроят этот чудо-отель, уничтожено уже в наши дни.
Надо понимать, что 90% населения нынешнего Минска – это люди, которые в лучшем случае здесь родились, то есть первое поколение. Очень сильно население города выросло в 70-е, когда Петру Машерову пришла идея построить метро. В те годы, чтобы получить разрешение на строительство такого объекта, нужно было быть городом-миллионником. Для этого приняли решение оперативно населить город: людям из деревень, которые работали на городских предприятиях, раздали минскую прописку. Затем к городу стали присоединять окрестные деревни, внося их в городскую черту. Таким образом появилась застройка за проспектом Пушкина, Грушевка и Малиновка. В 1972 году родился миллионный житель, и Минск получил разрешение на проектирование и строительство метрополитена.
Почему об этом важно говорить? Все эти люди не были городскими жителями.
Советский город в принципе не имел городской ментальности. Ведь речь идет об образе жизни: городской сильно отличается от деревенского. У человека, живущего в деревне, просто физически не остается сил на культурную жизнь: театры, кафе и музеи. А советская застройка подразумевает формирование определенного менталитета.
Примером могут служить панельные застройки микрорайонов: Каменная Горка, Малиновка, Сухарево. Аналогичные эксперименты с такой застройкой были проведены во Франции и Америке. В обоих случаях эти районы превратились в гетто, потому что масштаб и среда внутри абсолютно несоразмерные человеку. Для человека важно видеть противоположную сторону улицы и иметь возможность быстро туда попасть, а еще видеть крыши домов. У нас – иначе: находясь в Каменной Горке, я увидел на другой стороне улицы кафе, в которое захотел зайти. Визуально кафе находилось относительно недалеко, но на деле я шел до него почти километр. Это влияет на жизнь: по статистике скорой помощи, вызовы на почве бытового характера в Каменной Горке уже догоняют такие опасные районы, как Шабаны и Ангарская. Хотя это относительно новый район.
Многополосные широченные улицы с многоступенчатыми переходами, маленькие квартиры – это утопические проекты, больше похожие на фабрики для жизни. В Америке такой район снесли, потому что уровень преступности был очень высоким. Похожие районы до сих существуют во Франции как социальное жилье – там живут безработные, маргинальные слои населения. По факту это гетто. Подобный тип застройки есть еще в Азии, но у них коллективистская культура и совершенно иной менталитет.
Во многом поэтому современному горожанину все равно, что происходит за пределами его квартиры. Для приезжих город – это всего лишь место потребления, не больше. Он не гулял по этим улицам в детстве, не ходил с дедушкой за мороженым в соседний парк. Это не его родина.
Грубейшая ошибка нашего города, исправить которую невозможно, – это застройка микрорайонов. Это советский подход отрезания и полного игнорирования естественных потребностей человека, а именно наличия собственности и куска земли.
Наш город населен выходцами из крестьян, а у крестьян другое отношение к деньгам и собственности. Для крестьянина большую ценность имеет земля, которую нельзя «копить», ее можно только перераспределять. Отсюда отсутствие навыка накопления. Это отчетливо видно, когда выезжаешь за пределы Минска: почти каждый горожанин помимо квартиры в городе имеет еще и дачный участок с кусочком земли.
Я думаю, если собрать эти два фактора в одном месте, это исправило бы ситуацию в Минске. Повлияло бы на социальное развитие, никак не навредило экономике. Вместо серых нечеловеческих микрорайонов город можно было бы насытить блокированной застройкой, таунхаусами: дома насажены плотно друг к другу, и у каждого есть небольшой участок земли. По сути, это гибрид квартиры с доступной инфраструктурой, при этом удовлетворяющий потребность в земле и собственности. Такая застройка будет дороже, но горожанам, с другой стороны, не пришлось бы тратиться на дачные участки. Не менее важно то, что такая застройка решила бы вопросы культуры и ментальности: у нас не было бы ничейного подъезда, бесхозного двора и соседа сверху. Именно так строят в Чехии, Германии и Великобритании.
Эту потребность надо стремиться создавать, но она не может быть создана по указу, за год. Создание культурной среды – очень длительный процесс. Почему в европейских странах большое внимание уделяется созданию среды? Мы видим даже в небольшом городе много галерей, выставочных залов, музеев – все, как правило, небольшие. Человек, вовлеченный в культуру, не будет посещать все мероприятия, которые есть в городе. Но он все равно найдет то место, где ему более комфортно. Поэтому я сторонник создания небольших, точечных очагов культуры – ненавязчивое вливание, спокойный процесс самообразования. Надо давать как можно больше культурных событий, а человек будет выбирать, что ему ближе.
Многополосные широченные улицы с многоступенчатыми переходами, маленькие квартиры – это утопические проекты, больше похожие на фабрики для жизни. В Америке такой район снесли, потому что уровень преступности был очень высоким. Похожие районы до сих существуют во Франции как социальное жилье – там живут безработные, маргинальные слои населения. По факту это гетто. Подобный тип застройки есть еще в Азии, но у них коллективистская культура и совершенно иной менталитет.
Во многом поэтому современному горожанину все равно, что происходит за пределами его квартиры. Для приезжих город – это всего лишь место потребления, не больше. Он не гулял по этим улицам в детстве, не ходил с дедушкой за мороженым в соседний парк. Это не его родина.
Грубейшая ошибка нашего города, исправить которую невозможно, – это застройка микрорайонов. Это советский подход отрезания и полного игнорирования естественных потребностей человека, а именно наличия собственности и куска земли.
Наш город населен выходцами из крестьян, а у крестьян другое отношение к деньгам и собственности. Для крестьянина большую ценность имеет земля, которую нельзя «копить», ее можно только перераспределять. Отсюда отсутствие навыка накопления. Это отчетливо видно, когда выезжаешь за пределы Минска: почти каждый горожанин помимо квартиры в городе имеет еще и дачный участок с кусочком земли.
Я думаю, если собрать эти два фактора в одном месте, это исправило бы ситуацию в Минске. Повлияло бы на социальное развитие, никак не навредило экономике. Вместо серых нечеловеческих микрорайонов город можно было бы насытить блокированной застройкой, таунхаусами: дома насажены плотно друг к другу, и у каждого есть небольшой участок земли. По сути, это гибрид квартиры с доступной инфраструктурой, при этом удовлетворяющий потребность в земле и собственности. Такая застройка будет дороже, но горожанам, с другой стороны, не пришлось бы тратиться на дачные участки. Не менее важно то, что такая застройка решила бы вопросы культуры и ментальности: у нас не было бы ничейного подъезда, бесхозного двора и соседа сверху. Именно так строят в Чехии, Германии и Великобритании.
Эту потребность надо стремиться создавать, но она не может быть создана по указу, за год. Создание культурной среды – очень длительный процесс. Почему в европейских странах большое внимание уделяется созданию среды? Мы видим даже в небольшом городе много галерей, выставочных залов, музеев – все, как правило, небольшие. Человек, вовлеченный в культуру, не будет посещать все мероприятия, которые есть в городе. Но он все равно найдет то место, где ему более комфортно. Поэтому я сторонник создания небольших, точечных очагов культуры – ненавязчивое вливание, спокойный процесс самообразования. Надо давать как можно больше культурных событий, а человек будет выбирать, что ему ближе.
Иван Кравцов
Архитектор, преподаватель БНТУ и арт-директор «Архитектурного бюро 35», занимающегося управлением проектами и проектированием для крупных застройщиков и частных лиц.
– Архитектура как искусство, за которую получают премии, выполняет задачу трансляции ценностей и определенной культуры. Но такой архитектуры в Минске практически нет – за исключением некоторых попыток создания знаковых объектов, например, Национальной библиотеки в форме алмаза. То же касается церковной архитектуры, где прослеживается определенная символика.
Сейчас в Беларуси есть рынок архитектуры, обслуживающей коммерческих застройщиков, государство и частных заказчиков с некой декоративной добавкой. Откуда эта добавка берется – это другой вопрос. Кто-то вдохновляется американской эстетикой 30-х, кто-то – постмодернизмом образца 80-х, а кто-то – современными европейскими минималистичными интерьерами.
Наше бюро, как и многие, пользуется такими методами современной архитектуры, как работа с чистой формой, анализ окружения, сценарное моделирование. Для нас важно воспринимать материалы, пространство и свою жизнь просто. Мы говорим о честности и определенной аскетичности, считая неприемлемой имитацию материала. Это явление в архитектуре может иметь корни в социальной лжи: казаться тем, кем ты не являешься на самом деле, – в Беларуси с таким часто встречаешься.
Всегда нужно понимать и осознавать, где ты находишься. Именно поэтому в хрущевке, я думаю, не стоит делать интерьер в деревенском стиле – выходя в подъезд, ты видишь жестяные банки с окурками и лестницу, окрашенную масляной синей краской.
Всегда нужно понимать и осознавать, где ты находишься. Именно поэтому в хрущевке, я думаю, не стоит делать интерьер в деревенском стиле – выходя в подъезд, ты видишь жестяные банки с окурками и лестницу, окрашенную масляной синей краской.
Сейчас сложно говорить о том, каким будет Минск через 20 лет. Если все останется так же, то есть культура и образование не будут составлять основу государственной политики, все останется таким же. В то же время небольшие бюро своей работой уже сейчас влияют на крупных застройщиков. В этом нет ничего удивительного: влияние одних на других происходит всегда. А сейчас застройщики к тому же могут видеть, как происходит строительство на Западе. Или даже на Востоке.
Андрусь Бездарь
и Алексей Кораблев
и Алексей Кораблев
Арт-директор и ведущий архитектор бюро Zrobym architects. На счету бюро уже много архитектурных проектов и дизайнов интерьера: они делали даже дизайн-проект нового помещения для пространства «ЦЭХ» и фасады для минского микрорайона.
Андрей: Сейчас в частном домостроительстве происходят большие изменения, о которых мало кто говорит. Все больше заказчиков приходят за современным дизайном. Например, мы все чаще проектируем частные дома с плоскими крышами.
Алексей: А еще замечаем такую тенденцию: приходя к нам за дизайном интерьеров дома, люди ссылаются на дизайн кафе. Они говорят: «Хочу, чтобы было так же интересно, как в Pinky Bandinsky». Общественные места подсказывают атмосферу, которую горожане хотят перенести в свой дом. Можно сказать, что меняется и понимание своего – люди начинают воспринимать пространство не только в рамках своей квартиры. Сейчас при покупке квартиры человек смотрит, какой у него будет подъезд и двор.
Алексей: А еще замечаем такую тенденцию: приходя к нам за дизайном интерьеров дома, люди ссылаются на дизайн кафе. Они говорят: «Хочу, чтобы было так же интересно, как в Pinky Bandinsky». Общественные места подсказывают атмосферу, которую горожане хотят перенести в свой дом. Можно сказать, что меняется и понимание своего – люди начинают воспринимать пространство не только в рамках своей квартиры. Сейчас при покупке квартиры человек смотрит, какой у него будет подъезд и двор.
Андрей: Для нашей архитектуры характерны почти глухие фасады со стороны улицы при низких заборах. Эта небольшая хитрость сохраняет приватность для жителей дома, но говорит об открытости для прохожих и гостей. Зато мы используем большее остекление в сторону внутреннего двора: если человек меняет квартиру на дом, значит, он хочет видеть перед собой не дорогу и гараж, а цветущие деревья и зелень.
Алексей: Если большие окна расположить правильно, с южной стороны, то мы даже экономим на теплопотерях: зимой через большие окна лучи света, проникая в дом, нагревают керамический пол, который потом «отдает» тепло. Летом лучи «отсекаются» кровлей, и перегрева не происходит.
Алексей: Если большие окна расположить правильно, с южной стороны, то мы даже экономим на теплопотерях: зимой через большие окна лучи света, проникая в дом, нагревают керамический пол, который потом «отдает» тепло. Летом лучи «отсекаются» кровлей, и перегрева не происходит.
Белорусы в строительстве отличаются скромностью, для нас характерны дома-интроверты: парадный вход скорее будет похож на вход в бункер, а вот внутри – настоящая вилла. У нас очень редко строят дома, которые говорили бы о благосостоянии человека и его амбициях.
Андрей: Ментальность проявляется даже в цвете: белорусы не стремятся компенсировать недостаток солнца ярким цветом фасадов, как делают скандинавы. Тот же проспект Независимости в целом серый.
Серость можно заметить и в традиционном частном жилье. Привычные материалы – дерево и камыш, которые со временем становятся серыми. Отсюда лаконичность и простота, в какой-то степени даже минимализм.
Серость можно заметить и в традиционном частном жилье. Привычные материалы – дерево и камыш, которые со временем становятся серыми. Отсюда лаконичность и простота, в какой-то степени даже минимализм.
Скорее всего, и через 20 лет Минск останется таким же: серым, но с небольшими яркими акцентами. Хотя, возможно, качественной архитектуры станет больше. Крупные застройщики сейчас стараются создавать не просто квадратные метры, но и комфортную инфраструктуру. Тут можно говорить о влиянии небольшого архитектурного бюро на крупного застройщика. Именно это произошло со студией Кирилла Скорынина: застройщик «А-100» увидел работы LEVEL80|architects и заказал у них дизайн микрорайона. Точно так же и мы работали с «А-100», делая им небольшой квартал, а сейчас создаем дизайн квартала в Калуге. Радует, что большие застройщики уже обращают внимание на хорошую креативную архитектуру и покупают ее.
Заметны изменения и со стороны горожанина: для человека все большую значимость приобретает среда. Без нее покупать квартиру уже не хотят.
Заметны изменения и со стороны горожанина: для человека все большую значимость приобретает среда. Без нее покупать квартиру уже не хотят.
Минск проектировали масштабно, не думая о маленьком человеке. Сейчас же происходит обратное: появляются кафе на 5 человек, узкие дороги – город очеловечивается. Поэтому сейчас задача минчан – правильно обжить город.
Наш город должен стать дружелюбным, а это значит, что должна работать формула: идя пешком из точки А в точку Б, ты должен прожить максимум событий. Они могут быть разного характера: концерты, выставки, кафе, культурные пространства… Даже скамейка с солнечными батареями, где можно подзарядить телефон, уже событие.
Иван Амосов
Архитектор, сооснователь компании 101dom.by. Бюро занимается строительством деревянных домов с использованием белорусских традиционных материалов и методик.
– Сегодня жилье приобретает новое значение, когда дом или квартиру можно поменять с такой же скоростью, как мобильный телефон или машину. Это связано и с интересами молодого поколения. Люди уже не хотят всю жизнь работать, чтобы в конце жизни наконец-то построить дом. Все хотят путешествовать, жить в удовольствие и не быть привязанными к одному месту. Поэтому дом должен быть недорогим, быстровозводимым, экологичным и энергосберегающим.
Молодежь отказывается от строительства огромного дома на два-три поколения. Строить стараются только для себя, без расчета на то, что дети и внуки будут жить вместе. Предпочтение отдают большим пространствам с высокими окнами, просторными террасами – большое количество жилых комнат остается в прошлом.
Важный момент – выбор участка и места. Нужно не забывать о природе: лучше купить хороший участок и построить скромный дом, чем строить дворец рядом с кольцевой. Хотя тут у каждого своя философия.
Белорусы строили дома из природных материалов: камня, дерева, глины, соломы. Мы стараемся не терять связь с традициями и строим исключительно деревянные дома. Используем тростник, сами изготавливаем деревянную кровлю, так называемую дранку. Эти технологии сейчас возвращаются в моду, несмотря на то, что им уже очень много лет. По качеству такая кровля не уступает современной: по ней можно бегать, она не шумит, не перегревается и естественным образом вентилируется.
Молодежь отказывается от строительства огромного дома на два-три поколения. Строить стараются только для себя, без расчета на то, что дети и внуки будут жить вместе. Предпочтение отдают большим пространствам с высокими окнами, просторными террасами – большое количество жилых комнат остается в прошлом.
Важный момент – выбор участка и места. Нужно не забывать о природе: лучше купить хороший участок и построить скромный дом, чем строить дворец рядом с кольцевой. Хотя тут у каждого своя философия.
Белорусы строили дома из природных материалов: камня, дерева, глины, соломы. Мы стараемся не терять связь с традициями и строим исключительно деревянные дома. Используем тростник, сами изготавливаем деревянную кровлю, так называемую дранку. Эти технологии сейчас возвращаются в моду, несмотря на то, что им уже очень много лет. По качеству такая кровля не уступает современной: по ней можно бегать, она не шумит, не перегревается и естественным образом вентилируется.
Большинство домов мы строим по технологии «двойной брус», то есть заполняем пространство между брусьями целлюлозой. Это делает дома энергопассивными – они требует минимальных затрат на отопление, а некоторые можно отапливать только кондиционером. Если сочетать такие дома с тепловым насосом или солнечной энергией, они являются автономными. К тому же в Беларуси уже достаточно энтузиастов, которые используют альтернативные источники энергии для своих домов.
Мы считаем, что строительство деревянного дома – это уважение к той земле, где вы родились.
Мы считаем, что строительство деревянного дома – это уважение к той земле, где вы родились.
Кирилл Скорынин
Арт-директор и старший архитектор архитектурной студии LEVEL80|architects, созданной друзьями-одногруппниками. Ребята проектируют жилую и общественную архитектуру в районе Новая Боровая, а также каркасные частные дома.
– В советское время в Минске была масштабная стройка: многим людям нужно было дать квартиру. Сначала расселили элиту: военных, политиков, ученых и учителей. При больших предприятиях построили поселки для рабочих. И это были довольно неплохие здания, с высокими потолками и мусоропроводом на кухне. Потом жилая архитектура начала мельчать качественно, но увеличиваться в пропорции: все вдруг стало одинаковым и нечеловечески высоким. Появилось это страшное понятие «микрорайон», люди при этом ездили на работу на троллейбусах или трамваях, а за хлебом ходили пешком.
А потом все резко изменилось: накопления огромного числа людей обесценились, быть профессором теоретический физики стало гораздо менее выгодно, чем предпринимателем. Кто-то уехал, а те, кто остались, начали строить «замки Нибелунгов» или ждать обещанной еще 10 лет назад квартиры в панельке – и последних гораздо больше. Эта грустная градостроительная история продолжается и по сей день: за Каменной Горкой-3 идет сиквел Каменная Горка-4. Но на работу и за хлебом все уже едут на машине. Магазин может быть и на другой стороне улицы, но она многополосная: на таких много наземных переходов не сделаешь, а подземные – это дорого и неудобно.
Сейчас мы имеем очень странный Минск: многие части города не принадлежат его жителям – вернее, жители не чувствуют себя хозяевами города. Город неизбежно будет расти количественно, но мы можем повлиять на качество роста. Основная ценность любого объекта недвижимости – его месторасположение. Если мы будем говорить про жилой район, то его основными параметрами будет этажность и сомасштабность человеку. При соблюдении правильной пропорции в жилых районах начинает образовываться соседство, в подъездах становится чище, а на первых этажах открываются магазинчики и кафе. И это уже приятное место.
А потом все резко изменилось: накопления огромного числа людей обесценились, быть профессором теоретический физики стало гораздо менее выгодно, чем предпринимателем. Кто-то уехал, а те, кто остались, начали строить «замки Нибелунгов» или ждать обещанной еще 10 лет назад квартиры в панельке – и последних гораздо больше. Эта грустная градостроительная история продолжается и по сей день: за Каменной Горкой-3 идет сиквел Каменная Горка-4. Но на работу и за хлебом все уже едут на машине. Магазин может быть и на другой стороне улицы, но она многополосная: на таких много наземных переходов не сделаешь, а подземные – это дорого и неудобно.
Сейчас мы имеем очень странный Минск: многие части города не принадлежат его жителям – вернее, жители не чувствуют себя хозяевами города. Город неизбежно будет расти количественно, но мы можем повлиять на качество роста. Основная ценность любого объекта недвижимости – его месторасположение. Если мы будем говорить про жилой район, то его основными параметрами будет этажность и сомасштабность человеку. При соблюдении правильной пропорции в жилых районах начинает образовываться соседство, в подъездах становится чище, а на первых этажах открываются магазинчики и кафе. И это уже приятное место.
Но правильную пропорцию найти непросто. Микрорайоны, которые так любят ругать урбанисты, создавались из благих побуждений. Школы, детские сады и магазины располагались в пешеходной доступности – это правильно. Но планировка микрорайонов исключала транзит транспорта сквозь них – внутренние территории постепенно наполнились тупиковыми парковками. Расстояния между высокими домами стали очень большими из-за нормативов по инсоляции, от этого выросли размеры дворов. И стало очень неуютно, ведь большой двор непросто обустроить. Минчанам все еще негде жить – и многим по большому счету все равно где, лишь бы квартира была побольше. Выбор небольшой, да и не все видели, что можно лучше.
А ведь можно. Я хорошо запомнил лекции по социологии в проектировании: соседство очень плохо формируется в домах выше 5 этажей. Людей слишком много, и они не знакомы друг с другом – не возникает нормального «соседского присмотра», когда люди делят коллективную ответственность и следят за порядком. А ведь вместо решения общих проблем можно предложить общий досуг: стандартной детской площадки, лавочки у подъезда и мусорных контейнеров для этого недостаточно – хотя норматив вроде особо большего и не требует. Разместить рядом с детской площадкой спортивную стоит сравнительно недорого, но она будет востребована. Устроить грядки и выращивать на них цветы, поставить площадку для барбекю, шахматные столы, просто пересадить красивое крупное дерево – это небольшие затраты в общей смете. Но эти вещи могут образовать поведенческие паттерны большого количества людей, которым будет приятно выйти во двор и подружиться с соседями.
Но есть и еще одна проблема: что делать с одной машиной на квартиру? Это больной вопрос и для застройщика, и для архитектора. Мгновенного и легкого решения нет. Можно парковать машины вдоль улиц, но всех все равно не запаркуешь, плюс нужна плотная уличная сетка. Подземный паркинг обходится недешево – наши люди, в отличие от остальных европейцев, не привыкли платить за парковочное место. Многоуровневая парковка тоже многих смущает: она, как правило, далеко – и снова платить. Лучше заблокировать соседа на парковке перед подъездом.
А ведь можно. Я хорошо запомнил лекции по социологии в проектировании: соседство очень плохо формируется в домах выше 5 этажей. Людей слишком много, и они не знакомы друг с другом – не возникает нормального «соседского присмотра», когда люди делят коллективную ответственность и следят за порядком. А ведь вместо решения общих проблем можно предложить общий досуг: стандартной детской площадки, лавочки у подъезда и мусорных контейнеров для этого недостаточно – хотя норматив вроде особо большего и не требует. Разместить рядом с детской площадкой спортивную стоит сравнительно недорого, но она будет востребована. Устроить грядки и выращивать на них цветы, поставить площадку для барбекю, шахматные столы, просто пересадить красивое крупное дерево – это небольшие затраты в общей смете. Но эти вещи могут образовать поведенческие паттерны большого количества людей, которым будет приятно выйти во двор и подружиться с соседями.
Но есть и еще одна проблема: что делать с одной машиной на квартиру? Это больной вопрос и для застройщика, и для архитектора. Мгновенного и легкого решения нет. Можно парковать машины вдоль улиц, но всех все равно не запаркуешь, плюс нужна плотная уличная сетка. Подземный паркинг обходится недешево – наши люди, в отличие от остальных европейцев, не привыкли платить за парковочное место. Многоуровневая парковка тоже многих смущает: она, как правило, далеко – и снова платить. Лучше заблокировать соседа на парковке перед подъездом.
Решение лежит сразу в нескольких плоскостях. Чтобы автомобилей стало меньше, надо сделать так, чтобы они были не так нужны. Звучит как-то нереально, правда? Но это вполне возможно, если место вашей работы или досуга совсем недалеко от дома, туда ходит удобный транспорт или, когда погода позволяет, можно доехать на велике.
Многие обращают внимание, как много велосипедистов в европейских городах. Это не особенность Нидерландов или Дании – в Швеции и Финляндии их тоже много, а погода там гораздо хуже нашей. Это особенность инфраструктуры: есть где хранить велик, велодорожки дублируют все дороги, в офисе есть душ – и вот уже нет необходимости покупать вторую машину в семью. А некоторым семьям будет достаточно и Uber. А вопрос с работой, покупками и досугом решается арендными помещениями в районе – они будут востребованы, если там будет комфортная жилая среда.
Многие обращают внимание, как много велосипедистов в европейских городах. Это не особенность Нидерландов или Дании – в Швеции и Финляндии их тоже много, а погода там гораздо хуже нашей. Это особенность инфраструктуры: есть где хранить велик, велодорожки дублируют все дороги, в офисе есть душ – и вот уже нет необходимости покупать вторую машину в семью. А некоторым семьям будет достаточно и Uber. А вопрос с работой, покупками и досугом решается арендными помещениями в районе – они будут востребованы, если там будет комфортная жилая среда.
В архитектуре жилых районов происходят положительные изменения, но они очень медленные. Работающие в Европе модели более-менее переносятся на частное домостроение и практически неприменимы в масштабе многоэтажной застройки. Тут сложный клубок нормативных и культурных несовместимостей.
У нас архитектор должен быть готов к тому, что любой балкон могут застеклить жильцы. А на пластике балконов можно очень круто сыграть! Почему так? Причин много: нет кладовки в подвале, негде сушить белье, маленькая квартира и нужно иметь микрокабинет. Все это проблема неправильного распределения ресурсов: уйти от подхода, где в многоэтажке второй этаж тиражируется до последнего этажа, достаточно сложно. Сделать эксплуатируемую кровлю адекватной тоже непросто. Даже если застройщик все-таки на это решился, то быстро выясняется, что все эти коллективные огороды на деревянной террасе у тебя никто не принимает, все должно быть негорючим и желательно не общим. Даже просто гравий на такую крышу не насыплешь – ведь им можно бросаться сверху.
Идет бесконечная борьба между архитекторами и контролерами. Мы верим в адекватность, а они работают по норме, где прописаны самые экстремальные угрозы, от которых нужно всех уберечь.
Зато в частном домостроении произошло несколько значительных сдвигов. Московская мода на «замковость» прошла с кризисом 1998 года, наступил этап самоопределения – кто же мы такие. Условно выделяется два типа заказчиков: одним нужно, чтобы дом был крепким, а другим – чтобы натуральным. Последние считают, что дом должен быть из дерева, желательно срубом, а первые мечтают о кирпичном домике Нуф-Нуфа, который не только волк, но и торнадо не сдует. На сцену выходит мистер Газосиликат. Крупноформатный блок, который можно пилить ручной пилой и вроде как несложно класть. Кто-то строит сам, кто-то нанимает строителей. Но далеко не все нанимают архитектора. Это видно по застройке: коробочки 10х12 с крышей из металлочерепицы можно построить и по рисунку на клетчатой бумаге. При этом архитекторы не сидят без работы. Открывается много архитектурных бюро, и появляются заказчики, которые хотят сделать себе «статусный дом». Все статусное стоит очень дорого, а от этого статусность дома только растет.
Сейчас мы наблюдаем очередную качественную трансформацию архитектуры. Пришло новое поколение заказчиков и новое поколение архитекторов. У нас наконец стало возможным строить дома как в красивых журналах, и это не стоит целого состояния – и на такие дома есть большой спрос. Сегодня невозможно выделить основной белорусский стиль, но видна тенденция на современные, открытые к солнцу и видовым точкам дома. Дома, у которых входная группа не прячется под высоким забором и где много света проникает через большие окна, обращенные на благоустроенный участок. Наша студия работает только с клиентами, которые разделяют наши взгляды на архитектуру, – и таких клиентов становится все больше. Это заряжает оптимизмом.
У нас архитектор должен быть готов к тому, что любой балкон могут застеклить жильцы. А на пластике балконов можно очень круто сыграть! Почему так? Причин много: нет кладовки в подвале, негде сушить белье, маленькая квартира и нужно иметь микрокабинет. Все это проблема неправильного распределения ресурсов: уйти от подхода, где в многоэтажке второй этаж тиражируется до последнего этажа, достаточно сложно. Сделать эксплуатируемую кровлю адекватной тоже непросто. Даже если застройщик все-таки на это решился, то быстро выясняется, что все эти коллективные огороды на деревянной террасе у тебя никто не принимает, все должно быть негорючим и желательно не общим. Даже просто гравий на такую крышу не насыплешь – ведь им можно бросаться сверху.
Идет бесконечная борьба между архитекторами и контролерами. Мы верим в адекватность, а они работают по норме, где прописаны самые экстремальные угрозы, от которых нужно всех уберечь.
Зато в частном домостроении произошло несколько значительных сдвигов. Московская мода на «замковость» прошла с кризисом 1998 года, наступил этап самоопределения – кто же мы такие. Условно выделяется два типа заказчиков: одним нужно, чтобы дом был крепким, а другим – чтобы натуральным. Последние считают, что дом должен быть из дерева, желательно срубом, а первые мечтают о кирпичном домике Нуф-Нуфа, который не только волк, но и торнадо не сдует. На сцену выходит мистер Газосиликат. Крупноформатный блок, который можно пилить ручной пилой и вроде как несложно класть. Кто-то строит сам, кто-то нанимает строителей. Но далеко не все нанимают архитектора. Это видно по застройке: коробочки 10х12 с крышей из металлочерепицы можно построить и по рисунку на клетчатой бумаге. При этом архитекторы не сидят без работы. Открывается много архитектурных бюро, и появляются заказчики, которые хотят сделать себе «статусный дом». Все статусное стоит очень дорого, а от этого статусность дома только растет.
Сейчас мы наблюдаем очередную качественную трансформацию архитектуры. Пришло новое поколение заказчиков и новое поколение архитекторов. У нас наконец стало возможным строить дома как в красивых журналах, и это не стоит целого состояния – и на такие дома есть большой спрос. Сегодня невозможно выделить основной белорусский стиль, но видна тенденция на современные, открытые к солнцу и видовым точкам дома. Дома, у которых входная группа не прячется под высоким забором и где много света проникает через большие окна, обращенные на благоустроенный участок. Наша студия работает только с клиентами, которые разделяют наши взгляды на архитектуру, – и таких клиентов становится все больше. Это заряжает оптимизмом.
Фото: архив героев.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Гэта яшчэдобра, што я вопытны капчазаклінацель, а то мог бы атрымацца самы каментуемы артыкул.
Карацей, ну вы ведаеце, што рабіць, калі ласка.
і сапраўды ******** не мяхі варочаць.
Читаешь его и представляешь себе некого абсолютно не толерантного адепта сегрегации. Я, конечно, понимаю, что в том числе свобода слова является одной из основополагающих демократических ценностей, проводником которых, я считаю, успешно позиционирует себя CityDog, но поощрять распространение через собственные материалы и рубрики со стороны мнения интервьюируемых полностью не совпадающего с этими же демократическими ценностями - это несколько обескураживает.
"Свернуть"
"...пока не поздно" (добавить остается)
"Он заканчивался где-то за улицей Цеткин с запада, за Комаровкой – с востока, в районе Немиги с севера и за улицей Октябрьской с юга."
Т..е. Грушевки, Добрых Мыслей и Татарских Огородов не было. Ну-ну.
"по статистике скорой помощи, вызовы на почве бытового характера в Каменной Горке уже догоняют такие опасные районы, как Шабаны и Ангарская. Хотя это относительно новый район."
Так именно потому и догоняют, что это новый район. Ангарская сегодня много безопаснее, чем тридцать лет назад - именно потому, что район постарел, установились связи. Это же азы.