Сегодня в Беларуси тяжело каждому журналисту. Независимым медиа – из-за давления, обысков и судов, а государственным – из-за цензуры и начальства. Поговорили с работниками госСМИ про обстановку в редакциях и отношении к простестам.
«На работе на сделку с совестью я не иду»
анатолий
Роман о событиях 9 августа узнал от знакомой: ему позвонили ночью и сказали, что слышат выстрелы. Тогда журналист понял, что ничем хорошим это не кончится.
– На работе в первые дни мы тоже ни о чем не знали, никакого особого доступа к новостям у нас нет. Тогда хотелось верить, что все это быстро пройдет, что народ быстро победит. Власть поймет, что ее не хотят в таком виде. Но, понятно, что такие дела не за один день и даже не за месяц делаются.
Сейчас Роман ищет новую работу: говорит, что увольняться в никуда для него не резонно. Тем не менее на работе он не идет на сделку с совестью.
– Я не делаю то, что мне не нравится или о чем я буду жалеть. Понятно, что ни в какую повестку не пустят новости из интернета. Но мы стараемся давать что-то, не касающееся политики. Если не получается, то давать этот абсурд тоже не стыдно – только на руку. На работе сейчас настроение итальянской забастовки. Работать никто не хочет, все спустя рукава. Постоянно думаешь о чем-то другом, читаешь новости, переживаешь, что произойдет сегодня. Во мнении о происходящем все в коллективе солидарны.
На работе у журналиста проходила и встреча с руководством. Там обсуждали повестку, просили работников определиться с мнением. Недовольных спокойно отпускали – увольняли по соглашению двух сторон.
– Начальство, я не говорю про самое вышестоящее, все прекрасно понимает. Но начальство есть начальство. В случае чего они получат первые и больше всех, поэтому тут хорошо работает фраза: «Ну вы же понимаете?».
Поддержать забастовку они не могут – это уже будет бунт. Но все все понимают и стараются работать настолько тактично и нейтрально, насколько это вообще сейчас возможно.
«В редакции шутят, что я сидевший»
даниил
В государственную газету Даниил попал по распределению. Сейчас парень собирается поменять место отработки и уехать в родной город. Там, думает он, есть шансы писать о происходящем правдиво.
– Я более-менее знаком с новым коллективом. Знаю, что там есть минимум три человека, которые поддерживают протестующих и не согласны работать в таких условиях, когда эта ситуация серьезно игнорируется. Есть какие-то шансы убедить в этом и редактора. Тут мне сказали, что я могу брать камеру, становится блогером или отправлять статьи в другое издание, но в самой газете материалов на эту тему не будет.
Парень работает в районном издании. Коллектив там небольшой – около 13 человек, повестка у издания достаточно однобокая. Даниил вспоминает последний материал. Это был опрос про мирные митинги, где все точки зрения сводились к одному: протестующим надо быть цивилизованнее.
– Когда я работаю, меня гложет чувство, что у нас в стране происходит полная жесть, а я хожу провожу опрос к юбилею фабрики. Или, допустим, людей избивают, а я завтра иду в школу и снимаю репортаж, как прошла «Беларусь туристическая». Мне неприятно, когда такие события игнорируются.
Коллеги у меня, кстати, хорошие, помогают мне. Но вместо очередной новости о том, как ужасны протестующие, я хочу показать альтернативную точку зрения. И понимаю, что мне это не позволят – это уже обсуждал с замредактором.
От увольнения парня сдерживают выплаты за обучения. В фонды Даниил обращаться не хочет: считает, что эти деньги будут нужнее кому-то другому.
– По моим ощущениям, я единственный на работе поддерживаю протестующих. Я не могу сказать за всех, но те коллеги, с которыми я общался, выступают на другой стороне. Но они люди нормальные и с пеной у рта объяснять свою точку зрения не будут. Споры бывают, с замредактором, например. Он человек, которого приглашали к Лукашенко 4 июля, а я отбывал «сутки» в августе. В редакции об этом знают: шутят, что я сидевший.
«Один раз ехала на машине – люди показывали средние пальцы»
анна
Анна работает на телевидении. Среди новостей, которые она освещает, политических нет. Лишь однажды журналистке пришлось поехать на провластный митинг: начальство отказов не приняло.
– Вначале мне было неловко идти на работу. Я езжу по разным точкам – страшно, какая будет реакция у людей. В первые недели после выборов приходила домой с очень неприятными ощущениями, один раз расплакалась.
Однажды ехала на машине – люди показывали средние пальцы. Подходили, говорили: «Когда правду будем говорить?», «Фу!», «А давайте я вам что-то расскажу?». Было неприятно: я ведь не делаю ничего плохого.
Один раз надо было взять комментарий у художника, а он ответил: «Извините, но не хочу давать вам комментарий: такое отношение не лично к вам, а к каналу». Сейчас работать стало спокойнее: либо я стараюсь снимать там, где меньше людей, либо людям рядом просто все равно.
В первые дни, вспоминает журналистка, в редакции увольнялся технический персонал, ушло несколько ведущих. Остальные бастовали, но долго не продержались.
– Вначале обстановка в коллективе была накаленная. Есть люди, которые поддерживают действующего президента. Так что находиться в одном кабинете с ними было неловко, нервозно – сразу начинался спор ни о чем.
Как только появился интернет, первые три-четыре дня люди бастовали. Потом была встреча с руководством. Люди тогда чуть ли не кричали: «Давайте покажем Окрестина!» Но им сказали, мол, спокойно работайте, будем маленькими шажками идти к нейтральному освещению. Но по ощущением стало еще хуже – появилось больше пропаганды. На мою коллегу руководство вообще накричало, сказало не так активно публиковать в соцсетях посты на тему происходящего.
Иногда мне стыдно сказать, где я работаю – особенно, если я среди молодых ребят или в компании друзей. Работать стало тяжелее.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: из личного архива героя, unsplash.com.
