Необычная находка: составляя родословную, немец обнаружил фото своего дедушки в Минске во время Второй мировой войны

– Меня зовут Торстен Хейл. Мне 39 лет, я живу в небольшом городке Эсслинген недалеко от Штутгарта. Я музыкант, а еще учусь в университете на социального работника и там же работаю. Раньше был продавцом, но мне намного ближе человеческая природа, чем продажи и экономические успехи. Поэтому я снова стал студентом и пока ни капли не жалею.

– Торстен, почему вы решили узнать историю вашей семьи?

– Мои родители умерли несколько лет назад, и после этого мне захотелось узнать больше о семье. Когда родителей не стало, я получил все их старые фотографии. Я смотрел на них и думал, как на самом деле мало знаю про семью.

Когда растешь, родные и близкие учат, как нужно жить, и так оказывают на тебя большое влияние. И отчасти то, как ты живешь, – это отголоски их прошлого, их жизненного пути, их опыта. Поэтому так важно знать их историю – это помогает лучше понять себя. К тому же это просто интересно – узнавать, как и где жили твои родители, бабушки, дедушки, чем занимались, как росли.

Я начал создавать генеалогическое древо, и для меня это стало своеобразным приключением. В основном я искал информацию о ближайших родственниках, просил дядей, тетей, дедушек показать свои коллекции старых семейных фотографий.

– И что вы узнали о своей семье?

– Я узнал, что половина моей семьи – фермеры, вторая половина – каменщики, они жили очень простой жизнью, трудились на своей земле и не ходили в училище.

Но особый интерес у меня вызывал мой дедушка Эрнст Каппель, мамин отец. Дедушка умер, когда мне было примерно шесть лет. Я часто спрашивал у бабушки, каким он был, чем занимался, и она в основном рассказывала, что он был очень дружелюбным и веселым.

Но была и другая часть истории дедушки, которая интересовала меня и многих немцев, чьи бабушки и дедушки участвовали во Второй мировой войне. А бабушка никогда не хотела рассказывать такие истории про деда. Она говорила, что это было ужасное время. Бабушка, строгая католичка, рассказывала, что в то время ей нужно было быть очень осторожной, чтобы не привлекать к себе внимание. Религиозность в нацистской Германии не приветствовалась.
 

В результате поисков я узнал, что во время Второй мировой дедушка был капралом и водил грузовик для транспортировки оружия и людей. Он служил в артиллерийском полку 41 (Artillerie-Regiment 41).

Дедушка служил в Минске с июня по август 1941 года, а после этого отправился в Смоленск, потом в Брянск. В 1944-м он женился на моей бабушке и после этого снова отправился воевать в Беларусь – думаю, он служил в Витебске. Там он попал в плен, в котором пробыл до 1948 года. Потом его отправили домой, в Германию.

Что с ним было в плену, я не знаю – он не любил вспоминать те времена.
 

– Что вы почувствовали, когда нашли фотографии дедушки?

– Я понял, что они уникальные, я никогда не видел такого прежде. На одной из них был Дом правительства – насколько я знаю, это очень важное здание в Минске. И, когда я нашел в интернете фото этого здания с гербом Беларуси, это было очень сильное впечатление.

– Только один ваш дедушка служил во время Второй мировой?

– Мой двоюродный дедушка Хaйнер Дингес тоже воевал в Беларуси – он был одним из первых солдат, которые пересекли границы СССР летом 1941 года. Он рассказывал мне некоторые вещи о войне, но после этих разговоров у меня оставался неприятный осадок: Хайнер действительно верил в нацистскую систему или, по крайней мере, не считал ее такой уж плохой.
 

В отличие от моего деда, Хайнер был более активным солдатом и даже получил несколько медалей.

Как-то он рассказал мне историю о том, как после сражений в Беларуси отправился в Россию, и там у него под командованием были два русских дезертира. Они сражались вместе с немцами против Красной армии, и он называл их своей «страховкой», потому что они никогда не спали ночью. В Красной армии советских дезертиров обычно сразу же казнили, как только ловили, – уверен, что немцы делали со своими дезертирами то же самое, – поэтому они были слишком напуганы, чтобы спать.

Я слушал деда и думал о том, насколько он не уважал их как людей, раз держал в живых только ради своей безопасности.

– А чем ваш дедушка и двоюродный дедушка занимались после войны?

– Мой дед стал водителем автобуса в общественном транспорте. У него было трое детей, потом он вышел на пенсию и умер от сердечного приступа в возрасте 69 лет – это случилось в 1983 году.

Что касается моего двоюродного дедушки – честно говоря, я не знаю. Я не очень много общался с ним в детстве, а во взрослом возрасте встретил его только один раз. Он был довольно строгим, и мы не очень ладили. Пару месяцев назад я узнал, что он умер зимой 2017-го в доме престарелых – ему было 95 лет.

– Вы рассказываете, что дедушка Хайнер и после войны был убежденным сторонником нацизма. А вы в детстве чувствовали давление этой идеологии?

– В детстве я воспринимал нацизм как что-то очень злое и запрещенное. Старшие, как правило, не говорили об этом, и я мало что знал. Так что тема не была для меня особо актуальной.

Так было до начала 1990-х годов, когда неонацизм стал в Германии вновь актуальным: например, начались погромы. Вот тогда я понемногу стал больше узнавать об истории и начал воспринимать «современную» форму нацизма действительно как угрозу. Сейчас нацизм для меня – это просто обреченное понятие, неправильное по своей идее.
 

– Что вы знаете о Минске, о Беларуси?

– Я искал много информации: читал про историю Беларуси, про историю Минска во времена войны – и ужасался тому, сколько людей здесь погибло уже в первые месяцы 1941-го.

Я никогда не был в Беларуси и, честно говоря, знаю о ней не так много. Но периодически что-то читаю про вашу страну, и мне кажется, что она достаточно интересная. Я знаю какие-то исторические моменты: например, о том, что Беларусь впервые получила независимость после Первой мировой войны, но вскоре стала частью СССР. И только когда Советский Союз распался, ваша страна стала наконец независимой.

Я читал о политических разногласиях между Беларусью и некоторыми странами Западной Европы, и у меня сложилось впечатление, что Беларусь довольно изолированная страна. Но недавно я начал думать, что это не вся правда, потому что мир гораздо больше, чем Западная Европа. В любом случае я с удовольствием приехал бы в Беларусь.

– Как сейчас немцы относятся к войне?

– Время между 1933 и 1945 гг. остается важной главой немецкой истории. А в общественном сознании и сейчас остается чувство уважения и памяти.

Лично я вообще не думаю, что есть реальная необходимость чувствовать себя «виноватым» за события, которые произошли задолго до того, как кто-то даже родился. Но я считаю очень важным помнить о том, что произошло, так как важно признавать темные времена в истории и пытаться учиться на них, не повторять их.

Что касается отношения немцев к войне сейчас, то я бы охарактеризовал общественную точку зрения как пацифистскую и (или) безразличную. Война просто не очень популярная вещь здесь – возможно, потому что история уже преподала нам все свои уроки.

Хотя немецкие вооруженные силы по-прежнему развернуты за рубежом в рамках нескольких миссий ООН и НАТО, что вызывает определенные дискуссии в обществе. Но большинство немцев считают себя пацифистами или просто не думают о войне.
 

– Как вам кажется, как развивалась бы история, если бы Германия выиграла войну?

– Если бы Германия выиграла войну, это был бы трагический сценарий. Она еще больше расширила бы свои границы и поставила под контроль еще больше народов. Намного дольше длился бы холокост. Ресурсы Восточной Европы использовали бы в пользу Германии, а славянское население частично убили бы или поработили.

Думаю, наши дедушки и бабушки были просто молодыми людьми, которые сполна ощутили на себе силу войны и ее влияние. Они, конечно, были втянуты в очень плохие вещи, но сложно говорить о том, что это полностью их вина.

Война была ужасной и жестокой, ведь огромное количество людей погибло напрасно. Но еще она кардинально изменила историю и карту мира. И это сильно повлияло на Германию, которая после войны разделилась на восточную и западную части. Для Германии это было время переосмысления прошлого, формирования нового образа жизни и отчасти начала той страны, которую мы видим сейчас.