Вместе с Samsung продолжаем проект «Арт-актив» о современном белорусском искусстве. Мы выбрали художников, иллюстраторов и фотографов, которых заметили в родной стране и за ее пределами, и знакомим вас с их творчеством. Сегодня говорим с Андреем Анро – о политике, эротике и счастливой смерти.
Краткое содержание интервью
- Про фотокнигу о бабушке: «Последние 8 лет она лежит в постели, потому что в какой-то момент захотела умереть»
- Почему в наше время не обязательно учиться в вузе: «Общение с другими художниками – это уже образование»
- Про тиранов и цветы: «Мне очень нравится работать с крайностями»
Андрей Анро
Художник-живописец, фотограф. Окончил техникум технологии, экономики и права в Москве, занимался постановочной фотографией, в живописи переосмысливает политические и эротические образы. Его работы находятся в единственном частном музее современного искусства Art4 в Москве, а также в коллекциях Беларуси, Польши, Канады и Швеции.
Квартира Андрея находится на последнем этаже старого дома в центре Минска. Тут простой светлый ремонт, много картин и книг, неприлично высокие потолки и собака Хурмуша.
В Минске Анро живет всего год, а в эту квартиру перебрался недавно: говорит, вместе с женой, художницей Василисой Поляниной, сделали тут все буквально за месяц.
Одну из комнат специально оставили под мастерскую: здесь уже натянуты холсты и скоро начнется подготовка к выставке.
– Мы только обустроились, поэтому пока тут я еще ни разу не рисовал, – рассказывает Андрей. – А до этого свои работы создавал в родной Сморгони.
В деревне у меня есть хлев, который я привел в порядок и превратил в мастерскую: во время войны в нем жили люди, потому что дом моего прадеда сожгли. Так что в хлеву даже вырезали окна.
А скоро начну работать здесь. В конце декабря у меня будет выставка в Москве в пространстве «Белый куб», где я хочу поднять тему сексуальных символов и домашней эротики, – давно думал сделать что-то цельное в этом русле.
В какие-то рамки меня не загоняют – разве что сказали «с оральным сексом нежелательно».
Про фотокнигу о бабушке: «Последние 8 лет она лежит в постели, потому что в какой-то момент захотела умереть»
Андрей показывает нам свою книгу – это одна из последних значительных его работ. И одна из самых любимых – она о бабушке и философии «счастливой смерти».
– В 2013-м я решил сделать какую-нибудь книгу про свою бабушку и начал фотографировать.
Постепенно эти фото накапливались, но определенной концепции не было – пока в прошлом году я случайно не заметил у нее на ковре значок с надписью «Общество счастливой смерти».
Я разузнал об этом подробнее: оказалось, бабушка состоит в католическом сообществе, которое учит умирать правильно.
Счастливая смерть – это со свечкой в руках и с отпущенными грехами. А если, например, тебя случайно сбила машина – это смерть несчастливая.
Бабушка вступила туда в начале нулевых. По миру это сообщество насчитывает около миллиона последователей, и в Сморгони, где очень много католиков, их достаточно.
В основном это пожилые люди, которые приводят туда и своих детей за 50: бабушка, например, записала маму и тетю. Всем им дается что-то вроде партийного билета, и каждый месяц они собираются в костеле, где молятся о счастливой смерти.
Бабушке 82 года, и последние 8 лет она лежит в постели, потому что в какой-то момент захотела умереть. Но пока не умирает – просто лежит, ждет и молится.
Поначалу она могла ходить, но, когда лежишь так долго, мышцы атрофируются, поэтому теперь за ней смотрят мама и сиделки.
Раньше смотрел и дедушка: несмотря на то что у него была сломана шейка бедра, он до последнего ухаживал за ней, ворочал, натирал спиртами. А потом умер – хоть умирать, в отличие от бабушки, совсем не хотел.
Умер, кстати, по ее мнению, как надо. Когда я спрашиваю, что такое счастливая смерть, она отвечает: «Гэта як дзед наш. Са свечкай у руках».
Когда я узнал больше об этой теме, то понял, что это именно то, с чем я хочу работать: довольно экзотично, когда смерть везде принято понимать как печальное событие, а тут такой «хэппи берздэй».
Я подался на Gaude Polonia («Гауде Полония») – это стипендия в Польше. И под курированием фотографа Адама Панчука мы стали делать книгу. Адам и раньше сотрудничал с фотографами-стипендиатами, так что мы с ним сработались отлично.
За полгода сделали историю моей бабушки в виде фотокниги. Я напечатал ее в 16 экземплярах и понял, что было бы круто уменьшить формат и сделать что-то вроде молитвенника с мягкой обложкой и закладочками, чтобы было больше этого религиозного антуража.
Галерею, которую вы видите внизу, можно листать.
– Какие у тебя планы на этот проект?
– После того как я переверстаю книжку, хочу издать ее небольшим тиражом.
Возможно, буду распространять через людей, которые занимаются фотокнигами, и знакомых издателей. А часть, конечно, оставлю для друзей и семьи – это понятное дело.
Почему в наше время не обязательно учиться в вузе: «Общение с другими художниками – это уже образование»
– Тебя не приняли в Белорусскую академию искусств. Как так вышло?
– Это был, наверное, один из ключевых моментов моей жизни.
В 13 лет я окончил художественную школу в Сморгони, потом поступил в техникум технологии, экономики и права имени Красина в Москве на рекламу, где нас по чуть-чуть учили фотографии, видеосъемке и рисунку – всему, что связано с этой сферой.
Я стал понемногу заниматься живописью. А после окончания техникума, когда мне было 20, свернул в рулон свои работы, вдохновленные Ван Гогом и Гогеном, и поехал в академию.
К вступительным экзаменам там еще должны были допустить: какой-то дядечка завел меня в кабинет, посмотрел на рисунки и сказал, что мне хотя бы художку окончить, – у них тут, вообще-то, после специализированных техникумов приходят.
В тот момент я, конечно, очень разочаровался – шел домой и думал: может, я действительно не очень хороший художник? (Смеется.)
После того как меня не приняли, я забросил живопись, занялся постановочной фотографией.
А в 2013-м, когда понял, что у меня получилась действительно хорошая работа, залил ее на Facebook – и меня заметила Наташа Горячая, которая тогда была кураторкой галереи «Ў».
– То есть по факту ты стал художником, не имея академического образования. Так можно?
– Конечно. В современном мире столько информации, которая может дать действительно хорошую базу, – бери и учись. У Ирины Кулик, например, замечательные лекции.
Здесь все зависит от человека: если ему это действительно надо и он способен сидеть и заниматься, все возможно.
Мне было бы интересно поучиться где-нибудь за границей для собственного развития. Но по сути любое общение с другими художниками – это уже образование.
Например, во время той же стипендии в Польше я многому научился, потому что общался с профессионалом.
Были моменты, когда я приходил к Адаму с уже, казалось бы, готовой книгой – а он переставлял какие-то детали, и все получалось намного лучше.
Образование – это всегда хорошо, потому что оно дает тебе опыт и насмотренность.
Но в чем минус Минска именно в этой сфере – тут не проходят выставки известных художников. И узнавать, что вообще происходит в мировом искусстве, мы можем разве что через интернет.
Про тиранов и цветы: «Мне очень нравится работать с крайностями»
– У тебя довольно много работ на политическую тематику. Чем она тебя так привлекает?
– Политику я всегда рассматривал как образ современной мифологии.
Людей, наделенных властью, постоянно показывают по новостям, за ними следит весь мир, и выглядят они совершено одинаково: костюм и галстук. Для меня это определенный архетип, и его эстетика привлекает.
Чтобы рассмотреть работы, кликните на них.
Все началось с моей первой работы: она была написана с фотографии встречи Аденауэра и Хрущева в послевоенное время по поводу передачи военнопленных.
Между ними вдали стоял телохранитель, лицо которого наполовину было разделено светом и тенью, – мне показалось это очень символичным, потому что у политики всегда две стороны.
Одну видят все, а вторая остается в тени – и простые люди не знают, что происходит.
Одна из любимых работ – серия «Новый мир» о Советском Союзе и постсоветской ностальгии. Она основана на одноименном журнале: прямо на его страницах я рисовал разные политические образы и символы.
Это видео снято на фронтальную камеру Galaxy Note 10+
Еще я создавал серию про самосожжение – в основном это происходит в Тибете. Меня удивило, что с 1960-х годов этот ритуал совершили около 150 человек, и это до сих пор происходит.
В ближайшее время у меня в планах сделать проект про белорусскую политику – о без вести пропавших тут людях. У меня уже была серия работ на подобную тематику – The Lost, моя первая персональная выставка в Минске в «ЦЭХе» под кураторством Андрея Ленкевича.
Но тогда я работал с образами людей по всем миру – а тут я хочу взять больше нашу повестку, исчезновение Гончара, например.
Без вести пропавшие – это очень интересный образ: они вроде и не живые, а вроде и не мертвые, потому что никто не знает, где они и что с ними происходит.
За основу своих работ Андрей берет фотографии и стоп-кадры: «Я документалист, поэтому ничего не придумываю – только видоизменяю и деформирую фото сначала на бумаге, а потом в живописи».
А еще как художнику мне очень нравится работать с крайностями, и одна из крайностей в политике – это тираны.
У меня был проект «Цветы и тираны», который я так и не закончил: начал рисовать диктаторов с цветами, которые стояли у них на столах переговоров.
Возможно, я вернусь к этой теме – в тот момент я переключился на что-то другое, но успел насобирать хорошую базу, и там интересные типажи.
– Типаж Александра Григорьевича там есть?
– С ним я пока не хотел бы работать. Хотя есть одна картина, которую я рисовал вообще без всяких мыслей о Лукашенко – а получился просто вылитый. Не знаю, как так вышло. Вот, смотри. Я люблю эту работу – но она страшная.
– Не боишься, что такие проекты могут «застопить»?
– Все зависит от того, когда и где это показывать.
Во время прошлой моей выставки с политическими образами не продалось вообще ничего – ноль. А до этого работы на такие темы продавались хорошо.
Все зависит и от контекста ситуации, и от стратегий – за день до той выставки, например, закончилась арт-ярмарка, и коллекционеры насытились.
– Как думаешь, почему так мало белорусских художников поднимают тему политики?
– Кому-то она просто не близка – ведь если ты художник, то совсем не обязательно должен работать с этой темой. А кто-то действительно боится.
Вообще политика в Беларуси – странная штука. Она вроде и есть, а вроде, когда столько лет ничего не меняется, ее никто уже и не замечает.
– Кстати, ты показывал бабушке свой проект про смерть?
– Да, она видела результат – ей было любопытно, но не более, так что какой-то особой реакции не было.
Для бабушки это другой язык, который она не считывает: она подумала, что старые фото, которые я у нее брал, теперь тут, и рассматривала картинки, где «дед красиво вышел в цветочках».
Бабушка знала, что я собирал материал для проекта про нее, я ведь расспрашивал про ее жизнь, собирал старые семейные фото.
Но для нее это все равно что-то из другого мира: ну занимается чем-то внук, ну и молодец.
Мне все равно нравилось показывать ей книгу: когда начинаешь чем-то ее занимать, она забывает, что хочет умереть (смеется).
Эту панораму мы снимали на Samsung Galaxy Note 10+. Ее можно свайпить.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Виктория Мехович для CityDog.by.
*ООО «Самсунг Электроникс Рус Компани», ИНН 7703608910
