Вместе с Samsung мы начинаем проект «Арт-актив». Он о молодом белорусском искусстве: мы выбираем художников, иллюстраторов и фотографов, которых отметили арт-критики в Беларуси, на Западе и на Востоке, – теперь дело за вами.
Несколько дней мы общались с Сашей Адамовым (23) в Ok16, где у него проходила арт-резиденция. Говорили о «колхозанстве», о непонятном сучарте и о том, насколько его работы могут быть понятны нашим читателям.
Краткое содержание:
- О жизни в деревне: «Для этих случаев у нас была одежда, которая так и называлась: “для города”»
- Как понять современного художника: «Он показал “фак” устоявшимся традиционным ценностям»
- Почему мало кто понимает белорусский сучарт
- Про тусовки: «Мне кажется, что Бакей – это не о музыке, а о подаче и смысле»
Саша Адамов
учился в университете культуры, участвовал в выставках и арт-проектах в Минске и Витебске. Рисует картины, перерабатывает старую мебель и одежду, работает художником театральных постановок.
О жизни в деревне: «Для этих случаев у нас была одежда, которая так и называлась: “для города”»
– Как-то CityDog.by делал с тобой выпуск уличной моды. И ты там был в очень интересном образе: широкие вельветовые брюки, сабо для дачи, футболка с надписью «исскуство» (ошибка сделана специально. – Ред.), а в руке книга философа Мориса Мерло-Понти «Феноменология восприятия». Сразу видно: творческий человек.
– Дай-ка я с твоей футболки бирку срежу – у меня их целый пакет. Потом нашью ее на что-нибудь.
У меня, кстати, почти все из секонд-хенда. Я перерабатываю одежду под свой вкус: что-то обрезаю или нашиваю. А самая дорогая вещь в моем шкафу – худи за 50 рублей. Мне долгое время было плевать на внешний вид.
До 14 лет я жил в деревне, и раз в месяц мы с родителями ездили на рынок в Могилев. Для этих случаев у нас была одежда, которая так и называлась: «для города». Условно говоря, новая и чистая. Например, у меня была белая майка с орнаментом и надписью «Беларусь», которую даже сегодня можно купить в любом универмаге.
Но, когда мы приезжали в город, я чувствовал себя там так убого. Понимал, что я – колхозан. Было видно, что мы чем-то отличаемся от других.
Спустя много лет я понял, в чем было дело. Городские выглядят в городе как дома: где-то неряшливо, где-то легко. Когда я переехал в Минск и начал выходить в домашней одежде в магазин, не обращая на это внимание, стал ощущать себя тут своим. Теперь я всегда в городе выгляжу как дома.
А книжку эту я купил для работы над диссертацией. Она для меня пока сложная.
– Я слышала историю о том, что у тебя проблемы с восприятием некоторых оттенков – цветоаномалия. Это не мешает тебе работать?
– Врубель жил с таким же диагнозом. Поэтому и говорят, что его картины с приглушенными оттенками, болотным, синим, зеленым цветом – из-за этого.
Я ведь не художник по образованию. Я учился на менеджменте международных культурных связей в университете культуры. Там не надо быть художником. Потом я учился на искусствоведении. Но здесь уже, видимо, кто-то из комиссии за мной недосмотрел.
Если бы я рисовал что-то высокохудожественное, то, возможно, возникли бы сложности. Я же не вижу все в монохроме. И вообще, художник – это не о рисовании.
Посмотрите, это панорама! Чтобы всё разглядеть – свайп влево или вправо.
Изображение можно увеличивать. А если у вашего мобильного браузера есть доступ к гироскопу, панорама будет реагировать на движения вашего телефона в пространстве.
Эту панораму мы снимали на Samsung Galaxy S10+. В этом смартфоне набор объективов: телефотографический – для приближения, широкоугольный – для повседневной съемки и ультраширокоугольный – для панорамных пейзажей. А еще смартфон отлично снимает ночью.
– Когда ты начал заниматься искусством?
– До 11-го класса я думал, что буду дипломатом. Мне очень нравилось обществоведение. Все началось с того, что моя тетя, Валентина Гирина, соавторка книги по обществоведению для школьников 9-го класса, показала мне свою главу в этой книге. Она попросила почитать, сказать, понятно мне или нет. Я обалдел от ее сложности. А я тогда еще в деревне учился.
Потом я пошел учиться в могилевский лицей, и там была отличная преподавательница по обществоведению. На меня нахлынул интерес.
Уже в 10-м классе я победил на республиканской олимпиаде по обществоведению. А это значит, что если ты станешь победителем и в 11-м классе, то без экзаменов сможешь поступить в любой вуз страны. Тогда мне все родственники советовали поступать на «международные коммуникации». Говорили, что я стану дипломатом и буду ходить в пиджаке.
В общем, через год я пролетел. Я перебросил документы обратно в деревенскую школу и последние три месяца до конца учебы решил осознавать, кто я такой. Я тогда от скуки начал рисовать и понял, что это кайфово и что мне интересно искусство. У меня была маленькая картоночка и немного краски – так я тренировался. И уже во время учебы в университете культуры я понял, что искусством надо заниматься серьезно, что это не баловство.
Как понять современного художника: «Он показал “фак” устоявшимся традиционным ценностям»
– Кто такой современный художник?
– Это сложный вопрос. Это тот, кто видит в чем-то некоторые пустоты, вакуум. Ему кажется, что существование этих пустот мешает дальнейшей жизни. И он в меру своих сил и таланта может эти пустоты творчески заполнить: это может быть перформанс, акционизм или любой другой художественный жест. Так художник пытается осмыслить пустоты; возможно, визуализировать и высказать личное мнение на этот счет.
– Объясни на примерах.
– Принято считать, что политическая жизнь сложна для ума отдельного человека и что ею должны заниматься только политики.
Но приходит акционист Петр Павленский и понимает, что прибить свою мошонку к брусчатке – это порвать границу устоявшихся взглядов. И, возможно, это стало ярким символом, который проиллюстрировал традиционность государственного строя. Павленский нашел пустоты в госстрое. И мы уже видим художника не как тело, а как социальный механизм взаимодействия с государством.
И еще один пример. Китайский художник Вэйвэй ездил по миру и на мобилку фотографировал свой средний палец на фоне разных достопримечательностей. Он показал «фак» устоявшимся традиционным ценностям. В его случае пустота – это один жест, который показывает суть коммуникации Востока и Запада.
Жест очень лаконичный, как и квадрат Малевича, – лучше не придумаешь.
– Что мне делать, чтобы прокачаться в современном искусстве?
– Много смотреть. Сначала это дается тяжело: будут уставать глаза, будешь думать, что это какая-то дичь. Еще надо путешествовать и изучать язык, быть открытым к тому, что у тебя легко может поменяться отношение к чему-то привычному. Не бояться изменений.
Почему мало кто понимает белорусский сучарт
– Больше всего мне нравится твой проект «Не заступай за границы». Он очень ироничный. Расскажи, как тебе в голову пришла эта идея.
– В прошлом году, когда я заканчивал учебу в университете, мне нужно было написать заявление на перераспределение. В деканате меня замучили до предела, потому что постоянно заставляли переписывать его из-за того, что я не соблюдал нормы: надо было отступить 3 см от края листа, а я писал размашисто.
Мне сказали: «Ты что, поле не видишь?» И потом, когда я возвращался домой, я подумал, что это круто иллюстрирует ситуацию, когда тебя все вокруг хотят загнать в режим стандартного мышления и обычного опыта.
Есть какие-то поля, границы, рамки. Я подумал, что было бы прикольно поискать в городской среде эти поля и границы и сфотографировать их.
Чтобы рассмотреть работы Саши, кликните на них:
– Какие у тебя еще были выставки?
– Был большой исследовательский проект «Прозрачность как феномен видимости». Мы особо над прозрачностью не задумываемся, а я решил исследовать этот феномен и обратиться к зрению, создать разного рода объекты, в которых раскрывается та или иная суть стороны прозрачности. Вот этот стол, например, посвящен следам и меткам в пространстве.
«Я сделал стол, положил на него разные объекты и залил черной краской из баллончика. Проявились светлые метки. По следам некоторых объектов можно мысленно достроить их реальную форму, но на самом деле их здесь нет. Объект, которого уже не существует на этом столе, для тебя прозрачен. Он вроде бы есть, но его вроде как нет – это суть прозрачности».
– А можешь объяснить понятнее?
– Представь, что ты загнала себе под кожу занозу. Если она не причиняет тебе боль – значит, она находится в каком-то промежуточном состоянии по отношению и к окружающему миру, и к тебе. То есть она не является ни частью твоего тела, ни частью окружающего мира. Мне было интересно поразмышлять над природой пограничности. А прозрачность – это такая же пограничность.
Эти метки и пустоты формирует наше окружение. Скульптура была, остались метки, и это одна из функций прозрачности как феномена. Это глубже, чем само понимание прозрачности как, допустим, стекла.
– Вот картина из этого же проекта.
– Картина?
– Да. Это рама из пенопласта в серебряной краске. Перед нами общий вид картины, но самой картины нет.
Размышляя над феноменом видимости, хочется говорить о том, что многие картины мы на самом деле не замечаем, потому что очень коротко на них смотрим. Сначала ты видишь пейзаж или портрет своей мамы, а потом видишь воспоминания о маме, думаешь, похожа она на тебя или нет, – возникает твой личный визуальный опыт и знания.
Картины для тебя уже не существует. Тем самым я создал идеальную картину, которая формируется только тобой.
– Я читала описание твоих работ и почти ничего не поняла. Это сложно воспринимается, когда рядом нет человека, который может правильно все объяснить. Когда я прихожу на выставку, я хочу, чтобы мне все было понятно.
– Я с тобой отчасти согласен: визуальное искусство оперирует визуальными образами. Если ты смотришь на объект искусства и тебе что-то неясно, то проблема либо в визуальном образе, либо в тебе.
Визуальный опыт, как и любой другой опыт, формируется с возрастом. Поэтому дети существуют в режиме постоянного восхищения. Со временем нам становится все сложнее поддаться тому самому детскому восхищению.
При этом мы думаем, что мы становимся умнее, взрослее, грамотнее. Мы знаем, как сделать свою жизнь правильно, окружить ее правильными людьми. На самом деле мы все-таки отдаляемся от этого всеохватывающего зрения. Мы перестаем смотреть. И это становится сложным для нас.
Мы пропускаем очень многое, что могли бы по-настоящему увидеть, лишь потому, что у нас насыщен визуальный опыт. Наши глаза устали смотреть качественно. Они расслабляются и отдаются этому опыту. Тебе не нужно долго смотреть на воздушный шар, чтобы понимать, что он в форме эллипса или круга.
Это видео снято на фронтальную камеру Galaxy S10+.
Художники работают с нарушением этого «ленивого зрения», «ленивого понимания», миропорядка.
К счастью, современный мир помогает художникам быть везде. Если раньше художники работали с визуалом более конкретно – делали понятные картины, скульптуры, – то сейчас художники выползают там, где существует вакуум, с которым непонятно, что делать. Они рассеялись крупномасштабно во всех сферах. Современный художник нарушает эту понятность среды.
Про тусовки: «Мне кажется, что Бакей – это не о музыке, а о подаче и смысле»
– С кем ты тусуешься? Я имею в виду неформальную творческую тусовку. Это тоже художники?
– У меня есть определенный круг людей, которые вызывают во мне интерес и ощущение современности. И они не сосредоточены напрямую в искусстве. Но когда я с ними встречаюсь и разговариваю, то понимаю, что нахожусь в художественной тусовке.
С Бакеем мы редко встречаемся, но, когда встречаемся, мне есть о чем с ним поговорить. Я, кстати, делал обложку для его альбома «Гуру сломанных скал». И в основном мы говорим о творчестве друг друга.
Он показывает очень много своей музыки, но меня больше интересуют некоторые строчки из его стихов: «И снова кормят жирных детей из коробок сухого пайка». Мне кажется, что Бакей – это не о музыке, а о подаче и смысле. Такие фразы для меня художественные. У меня от этого могут быть мурашки, начинают слоиться идеи.
Архитектор Дима Кутузов – мой одногруппник. Он очень медленно говорит, но быстро думает. Если он вставил слово – значит, оно суперважно. Но он пока не дошел то того уровня, чтобы легко реализовывать свои идеи.
Еще есть писатель Максим Кутузов, который учится на химико-биологическом факультете. Он работает в лаборатории и пишет книги на мове про белорусские легенды: например, книга «Князь-ваўкалак».
Вот эти люди мне интересны. А с теми, кто находится сугубо в тусовке художников, у нас разные взгляды. Во многом из-за того, что в них есть дух иллюстративности. Они нарабатывают какой-то знак, когда рисуют: упрощают лица или природу. Цепляются за него – и погнали делать около того.
Я в последнее время стал меньше ходить на выставки, чтобы освободиться от желания запрыгнуть на чужие рельсы, чтобы не копировать других.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото: Виктория Мехович для CityDog.by.
*ООО «Самсунг Электроникс Рус Компани», ИНН 7703608910
