«Это был тихий ад», – Дарья рожала первого ребенка в 1998 году. «Доктора делали то, чего не делают уже во многих странах», – рассказывала Анастасия про свой опыт родов из 2023-го. Между этими историями 25 лет, но рассказы наших героинь часто перекликаются, как будто и не было этой четверти века. CityDog.io решил разобраться, изменилось ли за эти годы в Беларуси отношение к женщинам в родах.
О чем вы прочитаете в статье
- 1998 год, Минск: «Я подумала: если сейчас никого не найду, то помру»
- 2023 год, Минск: «Я просто молила их о кесаревом сечении»
- Как в Беларуси пытались отстаивать права женщин в родах
- 1998 год, Минск: «Кусок последа оторвался, остался внутри меня и просто гнил»
- 2023 год, Минск: «Врачи давили на живот до синяков, вакуумом доставали ребенка»
- Дзіцячы рэаніматолаг: «На жаль, у Беларусі культывуецца нелюбоў адзін да аднаго»
- 1998 год, Минск: «Новый год, а я горько плачу: никаких посещений, полная заброшенность, еще и грудь страшно болит»
- 2023 год, Минск: «Самая большая проблема в роддоме – тебя не слышат»
- Врач акушер-гинеколог: «Я правда не знаю, как ответить на вопрос, почему так не хватает этой теплоты»
- Зима 2025 года: что изменилось в акушерстве?
1998 год, Минск: «Я подумала: если сейчас никого не найду, то помру»
Дарья – студентка четвертого курса – приехала в один из роддомов столицы. Показаний к кесареву сечению не было, все вроде бы неплохо – девушку положили в предродовую палату.
В два часа ночи Даша почувствовала себя плохо – и встала, чтобы пойти в туалет. Вышла в коридор – и у нее отошли воды. «Помню, что никого не было: вокруг какая-то пустота. Я подумала: если сейчас никого не найду, то, наверное, помру. Было очень трудно двигаться. И состояние абсолютной беспомощности».
В итоге девушку положили в предродовую палату. Схваток не было – по всей видимости, что-то пошло не так, и Даше поставили капельницы. Это было перед самым Новым годом – в ночь с 28 на 29 декабря.
– Меня положили под окном: с одной стороны – раскаленная батарея, с другой – открытое окно, из которого в палату попадал очень холодный воздух. Я просто лежала и слушала, как девочки вокруг орут от боли. А у меня, оказалось, врачи вызывали схватки. При этом никто ничего не объяснял, такое классическое советское отношение.
2023 год, Минск: «Я просто молила их о кесаревом сечении»
Анастасия приехала в 3-й роддом – она готовилась к родам своего «первого и после такого экспириенса единственного сына». Платного врача девушка не выбирала, но заранее оплатила индивидуальный родзал: говорит, что тогда ей не очень хотелось видеть кого-то рядом с собой, кроме медперсонала.
На УЗИ утром в день родов Анастасии сказали, что ее малыш будет не меньше 4 кг, – так и вышло. Но при этом такой вес ребенка – не показание к кесареву сечению.
– Я по миллиону раз повторяла: в нашей семье рожать естественным путем – это не то, что каждая умеет. Всех женщин в нашем роду буквально терзали в родах. Но никто из врачей этого не хотел слышать. Я просто молила о кесаревом сечении.
Рожать я шла на 41-й неделе: слезно настаивала, чтобы меня разродили в конце концов, потому что ходить с огромным животом просто не было сил. Я очень устала физически за последний триместр, когда малыш уже стал большой и начал мутузить меня изнутри.
Из-за моих истерических слез дали подписать бумагу, мол, я согласна на амниотомию (искусственное вскрытие плодного пузыря для стимуляции или усиления родовой деятельности. – Ред.), после чего отправили в родзал. Мне сразу поставили эпидуральную анестезию: спойлер – она не сработала должным образом, но после нее я все следующие сутки не могла шевелить правой ногой. Сказать, что анестезиологи испугались и бегали меня навещать и проверять, – ничего не сказать.
На этом истории родов Дарьи и Анастасии не закончились, а только начинались.

Изображение носит иллюстративный характер. Фото: Pavel Danilyuk, Pexels.com.
Как в Беларуси пытались отстаивать права женщин в родах
В 2009 году – в свою первую беременность – Вероника Завьялова столкнулась с тем, что называется акушерским насилием.
– В какой-то момент мне предложили кесарево, от которого я отказывалась. В итоге ребенка выдавили, применив прием Кристеллера (врачи надавливают на дно матки роженицы для ускорения рождения ребенка. – Ред.). В России, например, такой прием запрещен, а во многих странах за его применение лишают медицинской лицензии. Этот способ очень травматичен как для матери (может, например, случиться разрыв матки), так и для ребенка, – рассказывала Вероника в 2017 году в интервью CityDog.io.
Вторая беременность в 2013 году проходила у Вероники иначе. Теперь она уже многое смогла для себя сделать: понять свои потребности, найти поддержку, позаботиться о своем здоровье. А через три года – в 2016-м – Вероника запустила проект «Радзіны», который пять лет отстаивал права беларуских женщин в беременности и родах.
Одна из масштабных инициатив в рамках проекта называлась «Твое право на позитивный опыт в родах». В его рамках сделали «план родов» – документ, в котором женщина фиксирует свои пожелания и ожидания от родов и послеродового ухода. План можно было согласовывать со своим врачом или акушеркой. Это распространенная практика во многих стран мира, в том числе в Польше и Литве.
В плане родов женщина может указать, что она предпочитает:
- партнерские роды или роды без сопровождающего;
- медикаментозные или немедикаментозные способы обезболивания (массаж, перемена поз в схватках, дыхание, душ, и прочее);
- выбор поз в схватках и в потугах;
- время и место прикладывания ребенка к груди;
- раздельное или совместное нахождение матери и новорожденного – и многое другое.
При этом заранее составленные пожелания могли быть выполнены при условии физиологического течения родов и послеродового периода и отсутствия показаний для оказания экстренной помощи. В любом случае план родов – это то, с чем женщина может чувствовать себя более уверенно в родах.

Изображение носит иллюстративный характер. Фото: Vidal Balielo Jr., Pexels.com.
1998 год, Минск: «Кусок последа оторвался, остался внутри меня и просто гнил»
Около 8 утра Дарья родила: «У меня порвалось все, что только могло порваться: когда начала тужиться, никого рядом не было. Просто все были на таком расслабоне, никакой ответственности. Хоть ты там помри».
Уже позже Дарья где-то прочла, что после рождения ребенка надо было подождать, чтобы отошел послед.
– Но никто ждать не хотел, потому что в это время как раз была пересменка: из меня вытащили силой то, что там оставалось. Естественно, кусок последа оторвался, остался внутри и просто гнил. В итоге у меня падает ферритин, мне очень херово – и тут приходит врач: «Ну что, вы не хотите выздоравливать, я смотрю?» Я их так ненавидела!
Железо у меня было на страшно низком уровне: губы синего цвета, я не могла ходить, только по стенке. И потом уже только врачи разобрались, что внутри происходит процесс, который они же спровоцировали.
Мне сделали чистку. Ферритин еще больше упал, но я решила выписаться под свою ответственность – мне казалось, что там просто помру. У меня ребенок покрылся коростой какой-то. Все это было отвратительно, и я подумала, что никогда больше не буду рожать детей.
2023 год, Минск: «Врачи давили на живот до синяков, вакуумом доставали ребенка»
У Анастасии от момента прокола плодного пузыря до записи времени рождения ее сына прошло 13 часов. После того, как врачи поняли, что ребенок застрял в тазу и может погибнуть, его решили доставать вакуумом: «Меня начали мучить во всю силу».
– Во время беременности врач в женской консультации говорит (читай: пугает): «Что угодно - лишь бы не вакуум, от которого могут быть последствия». И когда ты на родовом кресле, ты от бессилия рыдаешь так, как не рыдала никогда. В ту ночь доктора делали то, чего по правилам не делают уже во многих странах – давили на живот до синяков, вакуумом доставали ребенка.
Про моральную боль я умолчу: те, кто проходил через подобное, поймут без слов. После такого опыта фраза на выписке «Возвращайтесь к нам еще» звучала как самая страшная угроза.
С моим сыном все в порядке. Кровь, скопившуюся в области, где тянули вакуумом, убрали еще в роддоме. После мы проходили обследования, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но эти дни после родов я вспоминаю со слезами. Через то, что проходят женщины ради ребенка – это героизм на грани отчаяния.
Дзіцячы рэаніматолаг: «На жаль, у Беларусі культывуецца нелюбоў адзін да аднога»
Доктара Андрэя Вітушку ведае, такое ўражанне, паў-Мінска. Не дзіва: ён больш за 20 год працаваў у рэанімацыі немаўлят – імёны такіх дактароў бацькі выратаваных памятаюць усё жыццё. Андрэй на ўласныя вочы бачыў, як трансфармавалася беларускае акушэрства. У першую чаргу – як станавілася больш гуманным да мам у працэсе нараджэння.

– Так, зараз могуць узнікаць сітуацыі, калі, напрыклад, жанчыне не ва ўсіх пазіцыях дазваляюць нараджаць, але тут трэба глядзець на дынаміку: яшчэ не так даўно ў прынцыпе не абмяркоўваліся ніякія варыянты. Калі медперсанал лічыў, што трэба так, значыць нараджалі так.
Зараз у Беларусі вельмі знізілася колькасць родаў. Але ў гэтым ёсць і пазітыў: у медыкаў павінна быць больш рэсурсаў, каб удзяліць увагу кожнай жанчыне, якая прыязджае ў радзільню, і пастарацца аптымальна і на ўзроўні правесці роды.
Варта памятаць, што ў медыцыну ідуць не дзеля таго, каб рабіць людзям кепска, але каб дапамагаць, і канфлікты часта ўзнікалі таму, што медперсаналу было цяжка надзяліць належную ўвагу кожнай маме.
Варта адзначыць і больш глабальны псіхалагічны аспект. Мне здаецца, на жаль, у Беларусі цяперашні рэжым культывуе не любоў адзін да аднога, а нейкую, скажам так, непрыязнь, можа нават нянавісць да пэўных груп людзей. Тое, што кожны чалавек – каштоўнасць, кожны чалавек – важны і кожнае меркаванне важнае – гэта элементы быццам бы заходняга ладу жыцця, які не вітаецца. Ясна, што такая культура распаўсюджваецца і на сістэму аховы здароўя ў пэўнай ступені. Але жанчыне, якая знаходзіцца ў стане цяжарнасці і ў родах, як ніколі патрэбная ўвага, трэба, каб яе паслухалі, уважліва паставіліся да ейных жаданняў і да таго, што яна гаворыць.
За час сваёй больш чым 20-гадовай працы ў рэанімацыі нованароджаных я заўважыў, што большасць канфліктаў узнікае з-за таго, што нашы медработнікі не ўмеюць камунікаваць з пацыентамі, баяцца праявіць эмоцыі. А не ўмеюць, бо не навучаныя, таму што эмпатыя – гэта інструмент, якім можна авалодаць, як стэтаскопам. Проста таму, што не ўдзяляецца гэтаму належнай увагі ў працэсе адукацыі, што ёсць значным прабелам. Калі гэта выправіцца, то многіх канфліктаў можна будзе пазбегнуць.
Так, да нуля мы ніколі не звядзем колькасць скаргаў: заўсёды будуць незадаволеныя, заўсёды будуць шурпатасці. Але павялічыць гэтую задаволенасць і павялічыць эфектыўнасць аказання медычнай дапамогі ў аспекце вядзення цяжарнасці і родаў вельмі нават магчыма.
Возьмем, напрыклад, Польшчу ці Літву. Яны стартавалі з такіх жа пазіцый, як і Беларусь, з той жа той савецкай сістэмы, дзе жанчына ўспрымалася, як сродак вытворчасці новых салдат і працаўнікоў. Але і Літва, і Польшча прайшлі істотны шлях да зменаў – як у самой сістэме аховы здароўя, так і ў адукацыі медработнікаў і іх свядомасці. і гэта быў двухбаковы працэс і з боку пацыентаў таксама.
У Польшчы, напрыклад, была арганізавана цэлая грамадская кампанія «Радзіць па-людску»: жанчыны абмяркоўвалі пэўныя праблемы не толькі паміж сабой, але яшчэ імкнуліся давесці свае меркаванні да спецыялістаў, а спецыялісты, са свайго боку, імкнуліся іх пачуць.
У нас, нажаль, гэты механізм камунікацыі істотна сапсаваны, часта крытыка ўспрымаецца ў штыкі, як імкненне зняважыць, абразіць. Заўвагі ўспрымаюцца не як імкненне зрабіць лепш для наступных пакаленняў, а зрабіць горш непасрэднаму выканаўцу – канкрэтнаму доктару ці акушэрцы, якая прымала роды. Мне здаецца, тут трэба пачаць з таго, каб у грамадстве быў створаны, культываваўся давер і любоў адзін да аднога. Што ў прынцыпе вельмі ўласціва беларусам.
А таксама пачаць дыялог і прызнаць, што ў нас усёж такі ёсць куды расці і тое, пра што пішуць жанчыны на розных інтэрнэт-пляцоўках – гэта часта праўда. І падумаць, як можна зрабіць лепей.

Изображение носит иллюстративный характер. Фото: Greta Fotografía, Pexels.com.
1998 год, Минск: «Новый год, а я горько плачу: никаких посещений, полная заброшенность, еще и грудь страшно болит»
Медперсонал роддома разнес малышей по палатам, «чтобы самим пойти бухать». Дарья вспоминает, что чувствовала себя очень плохо.
– Но я была страшно рада, что они мне отдали ребенка: было страшно, что за малышом будут плохо смотреть. Я была одна в палате. Когда мне принесли ребенка, я обняла его – и мы смотрели в темное окно. Новый год, а я горько плачу: никаких посещений не разрешено, полная заброшенность, еще и грудь страшно болит – потом у меня начался мастит. Мне никто ничего не рассказывал. Это был тихий ад.
2023 год, Минск: «Самая большая проблема в роддоме – тебя не слышат»
После выписки Анастасия побыла с сыном дома меньше недели. Швы, которые осталісь у матери после надреза промежности во время родов «оторвались от стенки влагалища вместе с ошметками плоти». Девушка попала в больницу – в отделение послеродовых осложнений.
– Чтобы сшить, как тряпичную куклу, меня нужно было сначала привести в порядок и подлечить – это заняло три недели. При этом я боялась, что и после операции эти швы предательски лопнут… И как же потом было чудесно снова ужинать сидя!
С грудным вскармливанием у Анастасии тоже не задалось: еще в роддоме стало понятно, что этот процесс ни ей, ни ее ребенку радости не доставляет. Поэтому после очередной консультации с доктором было решено выбрать для малыша хорошую смесь и кормить ею.
– Может, так случилось только со мной, но мне показалось, что самая большая проблема в роддоме – тебя не слышат: ты для них просто очередная роженица, которых у них сотни тысяч изо дня в день. Либо слушать и вовсе не хотят, либо выбирают более легкий для себя вариант работы – по накатанной, без заморочек.
Врач акушер-гинеколог: «Я правда не знаю, как ответить на вопрос, почему так не хватает этой теплоты»
Еще одна легендарная у беларуских мам и отцов докторка – Лариса Колобухова, у которой более 35 лет уникального опыта. Уже несколько лет Лариса Викторовна работает в Польше.

– Поскольку я сейчас работаю в Польше, у меня есть возможность сравнить особенности акушерства двух стран.
Отличие польского акушерства от беларуского в том, что роды в Польше – это не просто какой-то медицинский процесс, это явление, которое не только про безопасность, но и про уважение, взаимодействие, определенную приватность. И при этом торжественность, теплота и даже атмосфера более свободного и самостоятельного принятия решения. Мне кажется, в Беларуси этих составляющих нередко не хватает.
Еще одна важная отличительная черта польского акушерства: женщина – это не объект контроля, а полноправный участник процесса. И члены ее семьи – тоже. Они, может быть, играют меньшую роль, но не остаются в стороне.
В Беларуси есть некая иерархия: в роддоме сказали, что план ведения такой, – и делать надо именно так. Женщина особо не имеет возможности как-то повлиять на это. Если только не начнет скандалить или бить себя в грудь: «Я хочу, чтобы было вот так», – тогда ее послушают, но, возможно, все равно сделают так, как решили заранее.
Да, в Беларуси тоже есть индивидуальные роды, когда рядом с женщиной может находиться кто-то один из членов ее семьи – муж, мама или сестра. Но на это нужно получить допуск: человек не попадет на роды, если не пройдет определенные анализы. А для чего ему надо пройти то или иное обследование, ему не всегда объясняют. В итоге партнер на родах в Беларуси чаще всего просто присутствует, но не принимает активного участия, его считают бесполезным придатком.
Но подчеркну: это чаще всего – в каждом роддоме все устроено по-разному.
– Как думаете, почему в Беларуси женщина – это скорее объект контроля, а не полноценный участник?
– Польша – очень пуританская страна, здесь очень много приватности, которая, возможно, была заложена изначально в католической культуре. В Польше беременную боготворят, беременность и роды – это чудо.
В Беларуси, возможно, сильно влияние отголосков СССР, где не было такого уважения к беременной женщине, где нельзя ни шаг влево, ни шаг вправо, где всех под одну гребенку, где главное – всевозможные протоколы. В Польше тоже есть протоколы, но кроме них есть простая человечность.
Я правда не знаю, как ответить на вопрос, почему так не хватает этой теплоты. Возможно, потому что у нас немного другое общество.

Фото: Vidal Balielo Jr., Pexels.com.
Зима 2025 года: что изменилось в акушерстве?
В интервью CityDog.io Лариса Колобухова не раз подчеркивала: положительные изменения в беларуских роддомах есть.
– Это 100%! Практически везде появились индивидуальные родзалы, партнеры имеют возможность присутствовать на родах, перерезать пуповину, врачи стали больше коммуницировать с родственникам пациенток. Плюс все больше женщин рассказывают, что им было психологически комфортно в родах.
– У нас прекрасная высокотехнологичная медицина, врачи спасают жизни женщин и детей в родах. Но в этом «спасательстве» есть проблема акушерского насилия и непонимание потребностей женщин в здоровых родах, – говорила в интервью Вероника Завьялова.
Проект Вероники «Радзіны» просуществовал до 2021 года. Сейчас от него остался сайт, где все еще можно найти статьи, интервью и рекомендации экспертов. А в соцсетях с незавидной периодичностью все также появляются посты, в которых беларуски делятся своим неудачным опытом взаимодействия с родильными домами.
Авторки проекта «Радзіны» после 2020 года уехали из Беларуси и неохотно идут на контакт с журналистами. Других похожих по глобальности проектов в поддержку беларуских женщин в беременности и родах пока не было. Да и могут ли они быть, если репрессии в акушерстве – это как зеркало, в котором отражается наша повседневная действительность, где чуть ли не на государственном уровне культивируется нелюбовь друг к другу.
Перепечатка материалов CityDog.io возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.
Фото на обложке: Nenad Delibos, Pexels.com.











