0
0
0

Как это любить: восток Полесья. Через Долину Ангелов в зону отчуждения

Как это любить.

Восток Полесья. Через Долину Ангелов в зону отчуждения
Новый сезон – это блицкриг любви к природным и человеческим ландшафтам безграничного Полесья, к полному драгоценных камней переходному региону, благодаря которому у Беларуси есть что-то от Украины, а у Украины – что-то от Беларуси. Одна на двоих история, одна на двоих предприимчивость, одна на двоих тоска. Общие реки и болота, общая зона отчуждения и граница, которую, собирая клюкву, можно по неосторожности перейти.
 
Что-то общее
Удивительная вещь – границы. С кем-то их хочется установить и чуть ли не построить стену, с кем-то они кажутся недоразумением и рудиментом. В одних обстоятельствах они выглядят необходимыми и справедливыми, в других – нелепыми и противоестественными.

Люди с трудом определяют и чувствуют границы друг друга и свои собственные, зато накроили государственных на целых 193 государства (и это не считая непризнанных). Они то стремятся к федеративности или к no borders и freedom of movement for all, то хотят, чтобы границы перестали быть формальностью, а при необходимости и вовсе закрывались.

Полесью от этой вечной кутерьмы досталась межа, которая делит его на белорусское и украинское. Государственная граница, разделяющая Беларусь и Украину, разрезает в общем-то более-менее однородное в физико-географическом плане Полесье на две половинки, и сегодня на каждой из этих половинок ее люди и памятники культуры проживают свои не очень-то похожие жизни.
Д. Борисовщина, Хойникский район.
Чтобы дополнить пеструю мозаику белорусского Полесья, нам необходимо путешествие на восток, где и природа, и населенные пункты немного меняют свой характер.

Возвышенности начинают разбавлять гипнотическую монотонность пейзажей Припятской низменности и при определенной расположенности зрителя могут даже захватывать дух. Города становятся крупнее, деревни приобретают немного иной шарм и порой теряют уют.

В межвоенный период на территориях Западной и Восточной Беларуси параллельно шли совершенно разные процессы. Отчасти колонизаторская политика Речи Посполитой II в отношении «кресов всходних» имела, в общем-то, мягкий характер и слабую интенсивность преобразований.

Западное Полесье медленно плыло в деревянной лодке-чайке по реке полонизации в мир Запада, неохотно громыхало по трилинке к рыночным отношениям и прочим атрибутам западного мира.

А в той части Восточного Полесья, где в 1921 году установилась советская власть, сразу же началось создание «нового человека», «хомо советикуса» и экономики с административно-командной системой управления.

К концу 1920-х НЭП и белорусизацию сменили коллективизация, индустриализация и урбанизация, а вместе с ними пришли сопутствующие перемены и улучшения, тяготы и репрессии. Сегодня кажется, что следы этих мощных процессов, формировавших сегодняшнюю Беларусь и ее людей, здесь глубже и потому отчетливее, ощутимее.

Еще бы: вызывающие умиление туриста – любителя даўніны и аутентичности – традиционные, сельские, рушниковые расклады здесь начали разрушаться колхозами, раскулачиванием, форсированной индустриализацией и оттоком людей в город в поиске лучшей жизни на 20 лет раньше, а людей, выросших в страхе, рожденном террором большевиков, тут на одно поколение больше.
С места в карьер. Микашевичи
Неожиданно, но самая большая в Беларуси и окрестностях дыра в земле расположена под Микашевичами. Найти ее и подобраться ближе при этом не так уж и просто, но в случае интереса и должной настойчивости можно. Главное – не попасть туда во время взрывных работ, потому что, помимо военизированной охраны, вас может побеспокоить летящий кусок гранита.

В межвоенное время в Микашевичах (тогда еще поселке) работал один из крупнейших в Польше деревоперерабатывающих заводов, и фанера из Микашевичей отправлялась каналами-реками в Аргентину и Австралию.

Сегодня здесь располагается самая крупная открытая горная выработка в Центральной Европе, и экологически чистый гранитный щебень уплывает отсюда по Припяти баржами и уезжает железнодорожными вагонами к счастливым покупателям. Не за океан, конечно, но тем не менее.
Панорама карьера. Фото granit.by.
Гранитный гигант – детище второй волны советской индустриализации: тихий полешуцкий быт здесь был нарушен лишь спустя десятилетия после Второй мировой. Месторождение было разведано в 1963 году, а после первого взрыва в 1973-м вместе с карьером и производственными мощностями начал расти и поселок, в 2005 году ставший городом. Городом, в котором перестали строить девятиэтажки, потому что от взрывных работ их трясет, а мебель внутри квартир самостоятельно перемещается.

Не важно, решили вы посмотреть на карьер легальным способом, заказав экскурсию на РУПП «Гранит», или нелегальным, выбравшись к карьеру через лес, – вас в любом случае ждут испытания.
Картинки с экскурсии и кости из музея.
В первом случае можно нарваться на грустный формализм экскурсии и издевательство в духе «это нельзя фотографировать», «на проходной охрана проверит все фотографии» и прочее «туда нельзя». С одной стороны, конечно, понятно: режимный объект, взрывчатка, промышленный шпионаж.

С другой стороны, в такой обстановке многое становится неинтересным – даже череп шерстистого носорога, найденный в гранитном карьере (кстати, помимо него в коллекции музея есть еще и бивень степного слона с нижней челюстью, и голова длинноногого бизона – экскаваторы то и дело достают такие вот впечатанные в породу красоты, а то и куски янтаря весом более 2 кг).
Во втором случае это необходимость карабкаться в редкую на Полесье гору и уворачиваться от «БелАЗов», а также вероятность того, что вас поймают.
Из-за параметров карьера – его габариты чуть ли не 3 на 2 км, а глубина 150 м (кстати, на 20 м ниже уровня моря) – вид на разработку сложно назвать впечатляющим. Только если напоминать себе, что эти желтые пиксели на фоне каменных серпантинов – «БелАЗы» грузоподъемностью 50–90 тонн.
Туров. Крест на кресте
По-хорошему Турову стоит посвятить минимум денёк. Даже синий, бесконечный, пронизывающий город насквозь забор завораживает и гипнотизирует так, что не хочется никуда спешить. К тому же с открытым сердцем и внимательным взглядом легко задержаться где угодно, а не только в одном из древнейших городов Беларуси.
Можно прямо с центральной площади по мостику через Струмень выйти на Туровский луг (если он, конечно, не затоплен паводком) – уникальный негосударственный заказник – и поискать там коростеля с дупелем или белощекую крачку с куликом.

Либо сгонять на городище осмотреть панораму окрестностей и посентиментальничать о прошлом: поблагодарить Средневековье за то, что прошло, и помянуть каменную вежу XIII века, разобранную российскими властями в XIX веке.
Тихий центр. Последнее фото – wildlife.by.
Можно податься в сверкающий новопостроенный кафедральный собор в честь святителей Кирилла и Лаврентия Туровских (первый кафедральный собор появился здесь в XII веке, но, по легенде, был разрушен во время землетрясения 1230 года).

А если есть надежда на исцеление, вера в чудо, ну или хотя бы интерес к нему и к homo sapiens – посетить кладбище, где растут из-под земли каменные кресты, тонущие в ярких пластиковых цветах. Там есть и коврик, чтобы преклонить колени, и виды на заливные луга вечности с пасущейся лошадкой.
Ну а в случае приверженности гедонизму земного характера можно тепло и патриотично посидеть в кафе «Будзьмо» (или около самоходно-артиллерийской установки ИСУ-152, прижавшейся к кафе «Припять», – в зависимости от предпочтений) либо залипнуть в местном молочном раю – кафе «Бонфесто» при Туровском молочном комбинате.

Туров – известное место притяжения для туристов. Еще бы: первое упоминание – еще в 980 году, когда «…Рогъволодъ перешелъ изъ заморья, имяше волость свою Полотьске, а Туръ Турове, от него же и туровци прозвашася».
Вид на Туров во время паводка. Над Туровским лугом в это время можно плавать. Фото: planetabelarus.by.
Очевидно, за эти 1040 лет здесь накопилось достаточно поводов поболтать: один из первых центров христианства на этих землях, торговый центр на пути «из варяг в греки», родина богослова и философа Кирилла Туровского, столица Турово-Пинского княжества.

Место такое, что каменные кресты сюда приплывают против течения из самого Киева. А Туровское Евангелие – один из первых памятников древнеславянской письменности – хранится в Академии наук в Вильнюсе.

Поэтому не удивляйтесь, если к вам вдруг подойдет какой-нибудь местный мужчина и начнет незамысловатую краеведческую лекцию о том и сем. Не стесняйтесь задавать вольному гиду вопросы, но и не разочаровывайтесь, если на них не ответят, да еще и попросят пару рублей на вино: туриндустрия пока в стадии становления, так что стоит быть снисходительными к частным инициативам.
Слева у самоходки можно заметить вольного гида.
Более обстоятельную информацию об истории Турова стоит искать в старом Туровском краеведческом музее (даже ему уже за 90). Историко-археологическая экспозиция «Древний Туров» вместе с фундаментом древней церкви и прочими сокровищами раскопок находится совсем недалеко от центра.

Интересно, что нашли остатки храма только в 1960-х – причем школьники, копавшие какую-то хозяйственную яму. А раскрыли фундамент и накрыли его шатровым павильоном только в 2004 году.

В том же году археологов удивила и другая, случайная находка: огромный, 5х5 метров крест из кирпича – вещь необычная и загадочная. Правда, по распоряжению тогдашнего замминистра культуры его быстренько и без ведома ученых засыпали.
Музей и окрестности.
Притомившись от истории, можно снова вернуться к куликам и чибисам птичьего рая, полюбоваться управляемым выпасом скота в заказнике, посмотреть на воду со случайными экспозициями из лодок, ну или на бесконечный синий забор, сопровождающий полесскую Road 66 – Р88.
Войти в старый, тихий деревянный храм Всех Святых с каменным крестом в рушнике и ПВХ-панелями на потолке и помолчать, потому что иногда это лучшее, что можно сделать.
Устье Птичи
Уйти с маршрута порой лучшая награда. Теоретически где бы и в чем человек этого ни сделал, где бы он ни свернул с протоптанной дорожки и предопределенного пути, его ждут открытия, приключения, новые пейзажи и ракурсы, а в итоге, вполне возможно, и новые нейронные связи.

Конечно, потребуются усилия по преодолению себя и прочих препятствий на пути к самосовершенствованию, но оно того стоит – ведь даже маленькое открытие иногда меняет жизнь к лучшему.

В случае правого поворота к Припяти с трассы М10 вряд ли откроется что-то меняющее судьбу, но кто знает: вдруг вам приглянется домик с яблоневым садом, жизнь в городе покажется самообманом и захочется быть ближе к земле и воде, к более-менее естественному ходу вещей, к медленной скорости событий и прочим благам дауншифтинга?
Кстати, downshifting – это в первую очередь переключение на пониженную передачу. И оно понадобится, если вы решите посмотреть, например, на устье Птичи, потому что витиеватые тропы, проложенные охотниками и рыболовами, конечно, будут показывать красоту поймы – дубы, старицы, птичек и прочее, – но возьмут за это дань с подвески и терпения водителя. Тем не менее вам воздастся.
421 километр реки Птичь заканчивается в Припятской низменности лабиринтами водных полосок, которые сверху выглядят как картина убежденного абстракциониста с уверенным штрихом.

Исток, похожий на горный ручеек, берет свое начало в роднике под Минском, недалеко от Святой горы (ныне почему-то Дзержинской), и, старательно петляя через три области, превращается в широкую полноводную реку с руслом в 50–70 метров шириной и многометровыми ямами, в которых прячутся огромные сомы.
Если же сомы, налимы и одичавший карп не входят в сферу ваших интересов, можно подобраться к протоке Старая Птичь за деревней Старые Кацуры и, свесив ноги с песчаного берега, посмотреть на воду.

В конце концов, у нее точно есть чему поучиться – как минимум искать выход к чему-то большему, если положение маленького ручейка рядом с горой Дзержинской не устраивает.
«Долина Ангелов» в городе на оврагах
Зрелищнее всего подбираться к Мозырю по Р131 и длиннющему мосту через Припять (и в сумерках – чтоб огоньки на холмах).

И если, например, мост в заокеанском Сан-Франциско величают Воротами Золотыми, то ворота, ведущие в условный центр одного из старейших городов Полесья, вполне можно назвать Серыми. Это вовсе не сарказм – основная конструкция на самом деле серого цвета (его давно уже пора реабилитировать) и действительно является эффектными воротами в город.

Над водой, сквозь пролет из лаконичных стальных ферм, как сквозь памятник инженерной сухости и аскетизму, человек попадает с плоского и малонаселенного северного берега Припяти прямо в сердце живого, расплескавшегося по холмам поселения.
Мост в Мозыре и так, и сяк. Фото: yesbelarus.com и lookmytrips.com.
Рельеф Мозыря – отдельное чудо: здесь он будто бы взбесился и восстал против умеренной и болотистой Полесской низменности.

За эту очередную «маленькую Швейцарию» (как любят писать в Беларуси про хоть что-то, напоминающее недосягаемые горы или высокий уровень жизни) можно поблагодарить Днепровское оледенение, которое оставило всем нам в качестве наследия увлекательный, динамичный ландшафт, а заодно и убежище от весенних паводков для местных жителей.

Местные жители стали лепиться на косогоры Мозырщины несколько тысяч лет назад. Мозырская гряда поднимается над поймой Припяти на целых 90 метров, поэтому, помимо безопасности, селившиеся здесь люди получали неплохой вид на долину.
Мозырь начала XX века.
Впервые Мозырь упоминается в 1155 году в Киевской летописи: «Тогда же Гюрги въда Изѧславу Корческъ . а Ст҃ославу Ѡлговичю Мозъıрь . и ту оуладивъсѧ с нима иде въ свои Киевъ».

Другими словами, великий киевский князь Юрий Долгорукий тогда подарил Мозырь князю Святославу Ольговичу, и с тех пор город начал свое плавание по страницам истории, из княжества в княжество, из государства в государство, из восстания в восстание, из войны в войну, от очередных разрушений и опустошений к очередному восстановлению и возрождению.

Весь этот долгий путь – от деревянного детинца до крупного промышленного центра с речным портом и пылающими форсунками нефтеперерабатывающего завода на горизонте – сформировал здесь ландшафт из человеческих историй и легенд, географий и биографий, по сложности не уступающий знаменитым Мозырским оврагам – уникальному заказнику из поросших лесами холмов, изрезанных оврагами и балками.
Замковая гора в начале XX века.
Так что, изучая город, здесь во всех смыслах есть где поблуждать. Взять хотя бы местные истории неповиновения: восстание горожан против замковой администрации начала XVII века и другие антифеодальные выступления мозырян (в том числе вместе с украинскими казаками), продержавшаяся 9 дней «Мозырская республика» (шел октябрь 1905 года) или Мозырская Масада – акт самосожжения нескольких еврейских семей во время немецкой оккупации 1941 года.

Если вы и правда решитесь благодарить оледенение, то можно смело идти на гору Шайтан или в Долину смерти и поискать какое-нибудь языческое капище или иное место силы.

Альтернативой будет прогулка в Пховских дюнах, а если вас интересует психоделический опыт, мистика и антропология, то свой трип можно и вовсе начинать с медовухи, которую «Мозырьпиво» варит вместо пива.
Утренний Мозырь.
После знакомства с медовухой можно отправиться улицами центра к единственному в городе трамваю, который умчит вас в цвета нефти полесскую ночь (к НПЗ), либо пойти на шикарный речной вокзал, с которого некуда особо уплыть (не считая круиз «Жемчужины Полесья» на теплоходе «Белая Русь» от российского туроператора, но мы не по тем делам).

В городе полно и любопытной архитектуры, пережившей те же невзгоды и трансформации, что и люди. Нежно выкрашенная в голубой конструктивистская штучка театра имени Ивана Мележа (бывший Полесский драмтеатр и дом культуры), тот же речной вокзал, который явно строился на плотную загрузку речного флота, а теперь стоит сиротливой модернистской громадиной на берегу Припяти.

Разрушающаяся уездная больница в стиле модерн (бывший особняк начала XX века), позднебарочный Свято-Михайловский кафедральный собор на улице Комсомольской (бывший костел бернардинцев, а ныне храм-музей политических репрессий – в его крипте размещалась тюрьма НКВД Полесской области, где расстреливали людей).

Ну и бровар XIX века, оставшийся, кстати, броваром (вот уж что действительно неприкасаемое).
Вот они все в порядке перечисления. Фото: wikimedia.org и pivo.by, Ales Matsesha.
Интересна церковь св. Николая: православный храм, вселившийся в модернистское здание (то ли бывшего жилого дома, то ли бывшего ДОСААФ, то ли бывшего загса).

Домик с моднющей доминантой в виде скругленного объема лестничной клетки с лихой террасой сверху был вроде как построен в 1922 году на месте разобранной большевиками деревянной церкви.

В 1993 году эклектичное строение с налетом корбюзьевщины перешло к Туровской епархии и обзавелось башенкой, луковкой и остеклением на террасе, а к сегодняшнему дню и вовсе облачилось в ПВХ-сайдинг.
Жаль, не нашлось архивной фотографии оригинала для полной картины метаморфоз. Фото: sobory.ru и orda.of.by.
Во многих этих реконструкциях-трансформациях объектов земли белорусской есть что-то такое, от чего подступает к горлу ком, щемит сердце, хочется взять побольше медовухи и уйти в самое темное урочище подальше от министерств, исполкомов и аляповатых поделок, именуемых наследием.

Точнее сказать, в этих поделках как раз таки часто чего-то такого нет – чего-то, похожего на уважение и любовь. Ума и вовлеченности, обстоятельности и страсти, знаний и мастерства – замешанных в таких пропорциях, чтобы вызывать взаимность.

Возможно, чтобы принять все это обновленное, разрушенное или восстановленное, стоит забыть историю искусств и архитектуры, научные подходы к реставрации и реконструкции и тому подобные рудименты и признать, что культурой здесь рулят по остаточному принципу – после того, как построены все гипермаркеты, собран рапс с кукурузой и расставлены по стране «Табакерки».

А объекты религиозного назначения – и вовсе табу для науки или эстетики, поэтому стоит открыть свой разум новому и отнестись философски к метаморфозам архитектурного наследия. К тому же есть мнение, что верующим не важно, где молиться.
Вход в бывший костел св. Креста.
Мозырь так расплескался по холмам, что определить центр города как таковой очень сложно. Помимо оврагов, подчиняющих себе городскую планировку, у этого есть и другое объяснение: говорят, в конце 1980-х центр попросту подчистили от исторической застройки бульдозером (примерно в то же время, когда запустили мозырский трамвай). Обидно, зато центр, тем более культурный, теперь можно обустраивать где угодно, а не только там, где стоит истукан Ленина.

Например, в «Долине Ангелов». Такое название уже несколько веков носит локация в восточной части Мозыря, в урочище Кимбаровка, и получила она его благодаря монахам-цистерцианцам, обосновавшимся здесь в XVII–XVIII веках.

Монахи этого древнего ордена были аскетами и придерживались затворнического образа жизни, важной частью которого были труд и созерцание. А еще они носили белые хабиты, из-за чего, по легенде, казались местным жителям похожими на ангелов (видимо, черная скапулярия не портила этого впечатления).
Монастырь цистерцианцев в Мозыре на фото 1916 года. В центре кадра – костел св. Креста. Фото: K. Klos.
Судя по документам из далекого 1797 года с биографическими сведениями, это и правда были удивительные люди. Вот, например, монах Дионисий Лобачевский: «66 лет, здоровья хорошего, в монастыре находится 19 лет в чине старшего администратора без каких-либо нареканий, на протяжении многих лет десятки дел привел в порядок, не давая отдыха, науками занимался».

Или, положим, монах Деохар Волковский: «35 лет, здоровья хорошего, философ и теолог из монастыря Carrotio, откуда переведен, выполняет обязанности помощника управляющего в течение 9 лет. Служит в мозырской двуклассной школе учителем в течение 2 лет. В первый год был учителем чистописания, во второй – также математики. В чем показал себя также подготовленным».

Но симпатичнее всего, конечно, монах Иероним Новосельский: «45 лет, изучал философию и теологию, монастырский устав знает хорошо, но при этом имеет своенравный характер и сдержать себя иногда не может, поэтому держится всегда замкнуто от остальных, в связи с этим отстранен от выполнения каких-либо официальных дел и работ. Проводит жизнь в праздности. Свободен даже от пения псалмов. Случалось, не однажды или дважды в год грубил, не желая выполнять обязанности».
Костел св. Креста сегодня.
Усилиями знати, местных жителей и, собственно, «белых монахов», а также при поддержке королей Речи Посполитой Августа II и Августа III первую половину XVIII века монастырь строился и расширялся, Кимбаровка расцветала садами и огородами, костел святого Креста при монастыре обзавелся тысячами прихожан, при мужском монастыре открылась школа, а в нескольких сотнях метров был заложен женский цистерцианский кляштор.

Большая библиотека, хорошо образованные аскеты-монахи и аскетки-монашки, во всех смыслах волнительная барочная архитектура, экзотические деревья на берегу Припяти – сiвую мiнуўшчыну, конечно, легко идеализировать, но вполне вероятно, что «Долина Ангелов» XVIII века и правда походила на маленький оазис большой культуры посреди самососредоточенного Полесья.
Жалко, фотографий в XVIII веке не было, а в начале XX оазис был уже изрядно потрепан.
Не будем углубляться в вечную борьбу католиков и православных за души верующих, равно как и в геополитику, империализм и прочие страсти, но жизнь порядком изменилась после того, как Австрия, Пруссия и Российская империя попилили федерацию Королевства польского и ВКЛ на куски.

Против католиков начались повсеместные репрессии, аббатства и костелы закрывались, а после очередного национально-освободительного восстания в 1864 году российские власти разогнали и монастырь цистерцианцев в Кимбаровке.

Разглядеть барочный ансамбль в зданиях по улице Гоголя, 61 спустя полтора столетия достаточно сложно. С момента изгнания католиков из «Долины Ангелов» бывший монастырь начал сложный путь трансформаций из культового сооружения к мебельной фабрике.
Апсида костела, между прочим.
Сперва в нем безуспешно пытались разместить православный приход, после чего десятки лет здания приходили в упадок. Затем после мощного городского пожара 1892 года в комплекс вселились еврейские погорельцы.

По иронии судьбы или нет, но несколько лет спустя здесь же открылось производство безопасных спичек: выкупив бывший монастырь, бизнесмен Хаим Дворжец организовал в его стенах фабрику «Молния» – суперконкурента борисовской спичечной империи. Фабрика по производству безопасных спичек пару раз горела, начала производить еще и фанеру, а после национализации большевиками переоборудовалась в мебельную.

В сумме деревообрабатывающим предприятием этот памятник барокко был чуть ли не столько же, сколько монастырем, – больше сотни лет. В 2011 году производство закрылось, изуродованный перестройками и пристройками, но не снесенный комплекс дошлифовывали черные копатели и прочие любители старины, и лишь в конце 2017 года к нему пришло спасение в виде любящего хозяина.
Монастырь цистерцианцев в Мозыре после бытия мебельной фабрикой, XXI век. Фото: dalina.by, radzima.org, Ales Matsesha.
Когда Пинская епархия не смогла принять бывший монастырь у государства из-за отсутствия ресурсов, его за 13 базовых выкупил мозырский бизнесмен Александр Баранов – с генеральной идеей восстановления исторической среды и возрождения культурной жизни в Мозыре, в частности в «Долине Ангелов».

Базовые базовыми, но, по подсчетам той же епархии, возвращение комплексу первоначального вида обойдется примерно в 1 млн долларов. Учитывая состояние зданий, да еще и арендную плату за землю (около $6,5 тыс. в год, по словам Александра), кажется, что взяться за такой проект может только настоящий мечтатель.

А сохранить при этом разум и спокойствие – только человек, который и правда верит в культурное возрождение, но знает, что без долгой упорной работы и траты себя его не бывает.
Запомните адрес. На фото – сегодняшнее состояние объекта и макет восстановленного комплекса.
Кстати, работы в монастырском комплексе начались буквально сразу после покупки: с расчистки завалов, демонтажа индустриальных нагромождений и реконструкции отдельных помещений.

Отсутствие охранного статуса – подарок от фабрики, изуродовавшей комплекс, – облегчает реконструкцию и спасает активистов и волонтеров от бюрократии и волокиты, сопутствующей любой работе с объектом наследия.

В подтверждение планов Александра многофункциональное культурное пространство под названием «Даліна Анёлаў» почти сразу же начало свою работу.
Некоторые помещения комплекса уже отремонтированы и работают, даже без людей.
Культурный центр в городе без центра, точка притяжения для тех, кому важно создавать и делиться, концертная площадка, класс вокала, выставочные залы, мастерские ремесленников, база для социального предпринимательства, курсы беларускай мовы от писателя Андрея Горвата (партнера Александра в этом глобальном проекте), хостел сo штатным привидением (говорят, здесь периодически появляется Белый Монах – бывший приор монастыря), фуд-корт и просто место, где творческие люди могут встретиться и пообщаться, – все это или уже работает, или в планах команды «Далiны Анёлаў». И точно нуждается в поддержке.
Штатные собаки «Долины Ангелов» помогают как могут.
Вообще в мире гибридных войн, мутирующего капитализма и прочих диктатур децентрализация культуры кажется благороднейшим из дел, этакой попыткой создания антивируса прямо в очагах эпидемии – в эпицентрах культурной апатии, которыми часто становятся города, удаленные от центра, капитала и столичных активистов.

Работа здесь происходит не в стерильных лабораториях серьезных институций с бюджетами, семинарами и отчетами, а на коленке, прямо в поле. Кажется, без магии и высших сил тут не обойтись, но для начала и поддержка со стороны чиновников была бы вполне кстати – например, в виде уменьшения земельного налога.

Александр не только создает культурный центр, но и планирует восстановление здания костела св. Креста: бизнесмен хотел бы вернуть культовому сооружению первоначальный облик и открыть доступ в храм верующим.

А если городские власти позволят ему организовать напротив «Долины Ангелов» пирс, то у желающих появится возможность расширить горизонты и прокатиться водным маршрутом Мозырь – Юровичи – Наровля, чтобы посмотреть тамошние достопримечательности.
А пока на примере отреставрированного костела св. Михаила Архангела и жилого корпуса монастыря цистерцианок на краю Мозыря легко убедиться в том, как идет овражистым склонам Кимбаровки сдержанное барокко.
Наровля
Пока команда «Далiны Анёлаў» не наладила туристический маршрут по воде, в Наровлю можно добраться по суше.

Во-первых, симпатичная дорога ведет через убаюкивающее лесисто-холмистое Полесье, во-вторых, там можно прикупить сладостей, прогуляться по старому усадебному парку, который среди специалистов считался одним из самых красивых в Беларуси (правда, это было в 1930-х), и, пожевывая пастилу, которую производят здесь уже больше сотни лет, погрузиться в философствования. Например, о причинах и следствиях.

Наровлянский район – один из наиболее пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС. 36 его населенных пунктов канули в небытие, часть жителей Наровли уехала, а в самом райцентре проводили дезактивацию, перекладывали асфальт и меняли кровлю на зданиях.

Город живет на границе Полесского радиационно-экологического заповедника, а заодно и зоны отселения, поэтому, стоя в старом парке на высоком берегу Припяти, вы вряд ли увидите человека на противоположном – на десятки километров там нет никаких поселений. Зато много цезия, стронция и америция.
Смотреть на отсутствие людей вполне удобно у симпатичных останков старинного фонтана.

К сожалению, то, что сотню лет назад вполне походило на шедевр дворцово-паркового искусства, сегодня выглядит как многострадальная руина и великосветский зомби.
Наровлянская усадьба Горватов – пример богатого классицизма середины XIX века со львами и сфинксами у входов, с роскошными интерьерами, расписными плафонами и паркетом из кучи сортов дерева, с бальной залой и библиотекой с выходом на террасу, откуда можно было залипать в многокилометровые весенние разливы Припяти.

Сегодня все это, мягко говоря, в упадке. Портик с шестью колоннами тосканского ордера пропал, как и кафли со сфинксами, и нам остается лишь вздыхать, представляя красоту внутреннего убранства дворца (если что, для этого она подробно описана у польского исследователя Романа Афтанази).
Во Вторую мировую прервалась наровлянская ветвь рода Горватов, а дворец утратил в пожарах все интерьеры и часть декора.

В 1950-х без особого пиетета и внимания к архитектурным деталям здание было реконструировано и перестроено под школу-интернат. Похоже, по сравнению с довоенным состоянием восстановленное строение больше напоминало обмылок прежнего себя, что, в общем-то, объяснимо: после войны людям было не до ионических завитков (да и вообще начиналась борьба с украшательством в архитектуре).

За Чернобыльской аварией и отселением части горожан последовало закрытие школы, и с 1986 года бывшая резиденция Горватов открыта энтропии.

Дворец, в общем-то, сохраняет роль памятника культуры, но сейчас это скорее памятник гуманитарным и техногенным катастрофам, безразличию, забывчивости или нищете, огромное надгробие над интересом к прошлому с надписью «Продается».
Кстати, уже знакомый нам писатель Андрей Горват был бы рад выкупить у государства разрушающееся здание и вернуть его к жизни. Дворец, построенный в 1820–1850 годах Даниилом Горватом, – не только наследие его далеких предков, но и допонительная возможность приблизить культурный ренессанс, да и просто создать на берегу Припяти еще одну точку притяжения и любви.

Однако договориться с чиновниками у него пока что не получается. Идея реконструкции усадебного дома под общественно-культурный центр была разработана еще в начале 1990-х, но ее реализация так и не началась.

Зато прямо под боком у несчастной развалины производят 4 тысячи тонн сладостей в год. В 1913 году Эдуард Горват открыл в своем имении кондитерскую фабрику, чтобы производить карамель, мармелад и пастилу, используя сырье со своих садов-огородов, а в 1914 году запустил торговую марку «Горват» с продукцией, вроде как получившей признание даже у заграничных сладкоежек.
Здания фабрики начала XX века и вид на них сверху.
Революция 1917 года и последующие войны конфеты отменили. Зато в 1925 году на базе дореволюционных производственных зданий, построенных «в духе романтизма с использованием архитектурных форм Средневековья», начала работать фабрика «Красный Мозырянин», вроде как придумавшая культовую конфету «Коровка».

Насладиться продукцией фабрики можно и сегодня: пастила и зефир у нее получаются хорошо. К тому же кто знает, вдруг это поможет заводу спасти от разрушения симпатичную башню из красного кирпича, которая с ужасом смотрит слепыми стрельчатыми окнами на судьбу старшего брата-дворца.
Но не все потеряно!
От дворцово-паркового ансамбля XIX века хорошо сохранилась парковая брама авторства архитектора Тадеуша Ростворовского, друга семьи Горватов, и будто прилетевшая с другой планеты беседка-маяк.

Изящное и уникальное сооружение поможет речным путникам не заблудиться и не пропустить Наровлю, а ведь так приятно начинать знакомство с городом не с руин классического дворца, пустынной площади Ленина или памятника отселенным деревням, а с белоснежного маяка, дарящего надежду.
Впрочем, динозавры у пятиэтажек или нежно-розовый деревянный особняк конца XIX века тоже греют сердце и радуют глаз. Наровля хороша!
Юровичи. Чудеса и кости
Даже если бы в Юровичах не было огромного храма, древнего городища и останков мамонтов в школьном музее, туда стоило бы заехать – хотя бы ради того, чтобы поболтаться по крутым горкам в поисках пейзажных видов. Деревня расположена на холмах, и в ясную погоду с них можно рассмотреть даже Мозырские многоэтажки, которые выглядят весьма футуристично на фоне сельских пейзажей.

Вообще-то на многое классно смотреть издалека, в том числе на чужую жизнь. А жизнь в Юровичах кипела уже 26 тысяч лет назад, в чем ученые убедились, раскопав здесь стоянку древнего человека. Тогда на Полесье водились мамонты, и им изрядно доставалось от наших предков, судя по найденным костям.

Сейчас мамонтов и диких коней в Юровичах особо не видать, зато первое, что встречается, – монастырь Рождества Богородицы – говорит о том, что за 26 тысяч лет человечество крепко продвинулось от кремневых ножей и скребков.
Костел и монастырь иезуитов в Юровичах. Гравюра ХІХ века.
История монастыря началась с миссии монахов-иезуитов в тревожном XVII веке. По легенде, один из монахов путешествовал по бушующему войнами и восстаниями югу ВКЛ с инспекцией, и в Юровичах его кони остановились как вкопанные.

Голос Богородицы сообщил отцу Мартину Тырновскому, что ее чудотворный образ, который он возит с собой, должен остаться здесь, на Полесье. Так в Юровичах появилась деревянная каплица, а впоследствии – иезуитская миссия и монастырь.
Юровичская икона Богородицы, к которой стали приходить молиться и католики, и православные, быстро прославилась чудесами – помогала одерживать победу в битве, излечивала больных и даже оживляла умерших.

Неудивительно, что одной из главных святынь ВКЛ (наряду с Остробрамской иконой), к которой со всех краев тянулись паломники и благодарные с дарами, понадобился достойный домик.

В первой половине XVIII века в Юровичах построили огромный костел, а заодно и кляштор. Монастырский комплекс, окруженный стеной с оборонительными башнями, стал одним из мощнейших барочных ансамблей востока ВКЛ – с храмом вместимостью под полторы тысячи человек и учебным заведением-коллегиумом. Еще один культурный центр, не иначе.
Интересно, что, по некоторым исследованиям, богатый и тщательно проработанный декор храма нашел свое продолжение в резных наличниках округи. Говорят, что мозырские и калинковичские плотники схватывали барочные мотивы и переносили их на окна хат в собственной интерпретации, в которой абстрактные линии барочных выкрутасов превращались в понятные человеку формы птиц и растений. Одним словом, стиль!

По предписанию Муравьева в 1864 году костел и монастырь были закрыты. Позже нелояльных Российской империи католиков сменили служители веры православной, открылось народное училище, и некоторое время спустя монастырь стал женским. А над сооружением, наглядно демонстрируя всем геополитический вектор, выросли 12 луковиц.

Правда, выросли они уже не над святыней, а над точной копией главной иконы храма. Предчувствуя перемены после восстания, местный ксендз заменил ею оригинал. Подлинник он передал на сохранение жене речицкого маршалка Габриэлле Горват, и сегодня икону можно найти в Кракове, в костеле св. Барбары.
Храм в 1928 году.
Храм с трудом пережил XX век. В 1920-х годах его закрыли и подчистили от ценностей, а в конце 1950-х по приказу местного председателя колхоза стали разбирать на нужные всем кирпичи.

В те же годы в здании коллегиума-монастыря разместился детский дом, и лишь в 1993 году комплекс был передан верующим – Туровской епархии, так как католиков в регионе совсем мало.
Комплекс до и после восстановления (2006 и 2018 годы). Фото: turov.by, В. Зиновенко.
Сегодня комплекс бывшего иезуитского монастыря в лесах, и прогресс реконструкции и реставрации очевиден – причем, что радует, памятник архитектуры восстанавливается в изначальном виде, без леса из луковиц и чуждых оригиналу элементов.

А вот возвращение в Юровичский храм его символической основы – оригинала чудотворной иконы – может быть сложным и интересным кейсом про преодоление расколов и что-то общечеловеческое.

Да, в 2006 году местная бабушка принесла в православный храм спасенную ею Юровичскую икону, но она оказалась той самой копией, сменившей оригинал в 1864 году.

А в завещании Габриэллы Горват, передававшей икону в краковский костел на хранение, есть такое требование: «Чудотворный образ будет возвращен юровичскому костелу, когда тот будет возвращен к католическому культу…»
У первобытной стоянки Юровичи-1 подобных проблем нет. Туда, конечно, планировали вернуть пару костей, резцов и копалки времен верхнего палеолита, чтобы сделать музей под открытым небом, но пока что это начинание застыло бесконечной бетонной лестницей, ведущей на холм, и бетонными конструкциями, ощетинившимися арматурой на одном из его уступов.
Стоянка находится в географическом центре агрогородка, и ведущая к ней улица достойна пешей прогулки. О том, что вы не в каком-нибудь графстве Великобритании, а на родном Полесье, вам скажет только какой-нибудь громыхающий мимо трактор «Беларусь» или автобус со школярами из ближайших деревень.
Самая древняя на территории Беларуси стоянка первобытного человека найдена в 1929 году благодаря местному сельскому учителю Юлиану Юлиановичу Попелю. Он сообщил в Академию наук о найденных им в Юровичах костях, чем и инициировал экспедицию, обнаружившую нынешний «памятник первой категории ценности».

К сожалению, заслуги перед молодой советской наукой не спасли учителя из семьи священника от репрессий. А на холме продолжились исследования, в результате которых обнаружилось еще и средневековое городище.

Долгий подъем по лестнице мимо инфостенда и недостроенного музея компенсируется еще одним шикарным видом, которыми Юровичи богаты. На вершине холма лестница и прочие следы инфраструктуры обрываются, будто бы оставляя гостей наедине с собой и терпеливой планетой, где человек – нечто преходящее, от чего в земле иногда случаются кости.
Виды холма и остановка общественного транспорта в центре Юровичей.
Не то чтобы здесь возникает желание переодеться в шкуру и вернуться к корням, в палеолит, где хотя бы никто не скрывал, что он дикий.

Скорее, здесь чуть легче почувствовать что-то сшивающее вечность и сиюминутность, что-то склеивающее все эти недоделанные лестницы и музеи с бесконечным движением истории, что-то объединяющее репрессии и палки-копалки, межконфессиональные разборки и войны, голодных крестьян и сытых диктаторов, разбитые сердца и безразличие.

Ну и, судя по пустым бутылочкам, встречающимся на холме, чем-то схожим люди здесь и занимаются.
Инженерия, тирания, Гоголь. Борисовщина
Если что, винный склад панов Ястржембских в Борисовщине был найден еще в 1968 году и выпит – местным участковым, потребовавшим сдать «отравленное вино», и местными жителями, которые, не дураки, вино не сдали.

Вроде как на территории старинной усадьбы можно поискать еще и фамильное серебро, но и без него ценности у этого парка руин хоть отбавляй.
Чаще всего заметки об усадьбе в Борисовщине ограничиваются восторгом от будоражащей воображение водонапорной башни. Она действительно впечатляет, потому что похожа не то на средневековый донжон, не то на странного вида минарет – да еще и с шестиэтажный жилой дом высотой.

К тому же, по словам местного краеведа, помимо двух 18-тонных баков для воды, в ней размещалась молочарня и пекарня, так что это была не башня, а целый многофункциональный хаб. С водопроводом!

До начала 1970-х уникальное сооружение из «особого кирпича, специально привезенного из Латвии», побывало и колхозной конторой, и жилым домом, и кинозалом, но после пожара вступило в ряды бесславных белорусских руин с современными табличками про «каштоўнасць» и «ахову» (видимо, с помощью магии).

Вслед за водонапоркой в небытие потянулись и остальные здания – сам усадебный дом, где в конце 1980-х еще жило несколько семей, дом эконома, побывавший детским садом, дома для прислуги и хозпостройки.
Кстати, башня в Борисовщине напоминает кое-что в Великобритании.
Весь комплекс усадьбы, построенный в конце XIX – начале XX века, представлял собой огромную территорию с крепким, развитым и скрупулезно упорядоченным хозяйством.

Добротные постройки, сад, пасека, розарий с оранжереей, пруд с карпами, пейзажный парк с самшитом и пробковым деревом, конюшни, свинарники и фиалки в клумбах – все это было отгорожено от внешнего мира трехметровой стеной (вроде как с битым стеклом поверху), и некоторые сведения о хозяевах, кажется, проясняют ситуацию.

Например, говорят, что основатель усадьбы Феликс Ястржембский был человеком экзальтированным и своенравным: на праздники выставлял во двор крестьянам свиные корыта с сыром и творогом в качестве угощения или пугал крестьянок, гойсая на невиданном в те времена транспорте – велосипеде.

Что печальнее, хозяина Борисовщины подозревали в том, что самоубийство его жены – вовсе не самоубийство. Что еще печальнее, его наследник вроде как тоже стал тираном – и для крестьян, и для собственной жены.

Вот тебе и порядок, вот тебе и розарий, вот тебе и крестьянская ненависть.
Что радует, так это их родственник – родившийся в Борисовщине Николай Феликсович Ястржембский (1810–1874). О нем как раз почему-то никто особенно не вспоминает, хотя вполне вероятно, что та же водонапорная башня – его детище.

Будучи высококлассным инженером, на склоне лет он вполне мог набросать проект этого сооружения для своих родственников.

Самое любопытное о нем (естественно, помимо того, что он профессор механики, построивший первую в Беларуси паровую мельницу и несколько не сохранившихся до наших дней мостов в Витебске и Могилеве) – один литературный курьез.

Помимо страсти к сопромату и инженерии, уроженец Борисовщины обожал литературу и в годы преподавания в Питере подружился с другом Гоголя. Тот поделился с ним копией фрагментов уничтоженной писателем рукописи второго тома «Мертвых душ», и в свободное от точных наук время Николай Феликсович взял да и дописал шедевр, стилизовав его под Николая Васильевича.
Стилизация получилась такой талантливой, что лучший друг инженера не поверил, что это написано профессором строительной механики, а не Гоголем, и сказал, что издавать это баловство ни в коем случае нельзя.

Он тайком отдал рукопись в издательство журнала «Русская старина», и в 1872 году «Похождения Чичикова, или Мертвые души. Поэма Н. В. Гоголя. Новые отрывки и варианты» порадовали литературное сообщество, считавшее второй том «Мертвых душ» утраченным.

Литераторы и критики не отличили стилизацию от оригинала, и Ястржембскому пришлось приложить усилия, чтобы доказать, что он не Гоголь, а специалист по мостам и дорогам.

Просто с такими талантами за что он ни возьмется – хоть за «Мертвые души», хоть за «Атлас образцовых механических устройств» или, положим, «Влияние способа прикрепления цепей на сопротивление устоев висячих мостов», – все выходит на славу.
Жаль, что привлечь инвестора или даже посетителя в такую даль, да еще и на границу зоны отчуждения, непросто. В Борисовщине можно было бы сделать интересный музей: сохранить уникальные постройки и рассказать много интересных историй об их современниках и владельцах из рода с гордой ястребиной фамилией.

Рассказать об образцовых хозяйствах рубежа XIX–XX веков и их не всегда образцовых помещиках, о вековых конфликтах крестьян и землевладельцев и о том, к чему это все привело.

Хотя эти руины с пластиковой табличкой про историко-культурную ценность, в общем-то, и есть готовая экспозиция про последнюю сотню лет. Только экспликацию дописать.
ПГРЭЗ
В 1986 году случилась одна из крупнейших техногенных катастроф на планете – авария на Чернобыльской АЭС, расположенной на севере Украины. Мощнейший выброс радиоактивных веществ из-за взрыва на одном из энергоблоков электростанции превратил Беларусь в зону экологического бедствия.

Официальные данные последствий можно изучить на сайте Департамента по ликвидации, но кажется, что посчитать эту трагедию в цифрах невероятно сложно – равно как и осознать ее многомерность и масштаб. И это несмотря на обилие кинофотовидеодокументации, книг, отчетов, расследований, статей и сериал «Чернобыль».


Почти четверть территории Беларуси оказалась загрязненной радионуклидами, более трехсот тысяч человек были вынуждены навсегда покинуть свои дома, а урон здоровью людей посчитать нереально (у ВОЗ и ученых-активистов разные оценки, и лобби атомной индустрии здесь, скорее всего, при чем).

А что касается экономики, то «ущерб, нанесенный республике Чернобыльской катастрофой в расчете на 30-летний период ее преодоления, оценивается в 235 млрд долларов США» (это примерно 20 бюджетов Беларуси на 2020 год).

Больше всего от радиации пострадало юго-восточное Полесье. Территорию, превышающую по площади Минский район, цезий, стронций, плутоний и америций сделали полностью безлюдной: населенные пункты отселили и сравняли с землей, а хозяйственная деятельность на зараженных просторах полностью остановилась.

Но свято место пусто не бывает. К счастью, люди пока еще не единственная форма жизни, и всем остальным формам достался крупнейший в Беларуси заповедник – Полесский радиационно-экологический, основанный в 1988 году и в 1993-м расширенный до 2160 кв. км. Зона, где антропогенная нагрузка упала до нуля – и природа вздохнула.
Добро пожаловать в 30-километровую зону.
Чтобы посмотреть на то, как раненая природа восстанавливается и справляется без человека (живет припеваючи), пощекотать себе нервы дозиметром или вживую увидеть хрестоматийные картинки заброшек, советские плакаты и пластиковых кукол зоны отчуждения, сегодня можно смело ехать в ПГРЭЗ.

С конца 2018 года туда можно попасть на экскурсию, и после выхода сериала «Чернобыль» желающие это сделать появились. Правда, это трудоемко: записываться на экскурсию стоит за месяц, а то и раньше (но для удобства пользователей скоро обновят официальный сайт заповедника).

Еще один классный вариант заполучить лучшего из возможных гидов и выгодную стоимость путешествия, а вместе с этим не мучиться разрешениями и согласованиями – тур от инициативы «Поход в народ».

Взглянуть на заброшенные населенные пункты или захороненные деревни, от которых остались лишь заасфальтированные полоски дорог, можно и самостоятельно. Для этого достаточно проехать по Р35 на восток за Хойники и свернуть на Н4606 в Рудаков. Там есть где побродить в тишине: руины усадебного дома Ваньковичей соседствуют с мрачными развалинами школы и многоэтажкой.

Рискнув проехать дальше – через поле за столетний хоздвор, – пытливый путник найдет бывшие деревни Чехи и Плоское. Деревни сравняли с землей, и в случае с Плоским это, конечно, горькая ирония судьбы.

Но, если присмотреться, можно заметить, что по контурам бывших фундаментов чуть плотнее растут цветы. Щемящее сердце зрелище – сельское кладбище – единственное, что сохранилось нетронутым.
Альтернатива – жутковатая деревня Острогляды – чуть дальше по этой же трассе. Ее поглотил лес, и соваться в него стоит только в том случае, если вы готовы к прогулке в чаще, встрече с дикими кабанами и другим сюрпризам.

Но катиться по Зоне в буханке вместе с сотрудниками заповедника куда интереснее. Где еще вы услышите рассказы о жизни и работе в самом таинственном месте на Земле из первых уст?

О том, что Полесский государственный радиационно-экологический заповедник для Хойников – градообразующее предприятие с семью сотнями сотрудников, из которых 40 – с ученой степенью.

О том, что каждая поездка в Зону – это новая доза, и не все сотрудники на это идут, а молоко за вредность здесь – необходимость, а не шутка.

О том, что любой пожар в Зоне – это мини-катастрофа. Ну, или о том, как рысь защищает своих котят, случайно выбравшись из заповедника к магазину.
Постреализм.
Где еще вам предложат забраться на вышку, чтобы взглянуть на саркофаг ЧАЭС? Или медку из самого сердца зоны отселения, и он будет чист как слеза, потому что ульи расположены вне пятен загрязнения, а пчелки дальше 5 км от дома не летают?

А главное: во время долгого, монотонного погружения вглубь пятна загрязнения – без встречных, сквозь коридор из деревьев, наступающих на чуждую им дорогу – будто отваливается что-то наносное, стихает шумный базар цивилизации.

Практически исчезает сигнал сотовой связи, да и свой собственный сигнал уважительно замолкает, потому что Зона похожа на место, где человек свое уже отговорил. Здесь масштаб трагедии 1986-го становится чуть более понятным, поднимается с пылью, режет слух тишиной.
Школа с каноническими постапокалиптическими интерьерами.
УАЗ-452 – движущаяся металлическая коробочка с несколькими пассажирами – теряется в диких джунглях 30-километровой зоны и спустя час этого путешествия в нигде становится единственным убежищем, домом, даже островком уюта с сумасшедше красивым гербом, на котором косули с рыбами мирно сосуществуют со знаком радиационной опасности.
Честно говоря, даже заброшенные административные здания и школы со спонтанными фотозонами из беспомощных советских лозунгов и тетрадок с партами не впечатляют так сильно, как медитативные переезды между покинутыми населенными пунктами – точками экскурсионного маршрута. Еле проглядывающие сквозь деревья хаты, дождь в открытую форточку, рев оленя во время гона, десятки километров отсутствия.

Кажется, царь природы здесь в очередной раз облажался.
Ну ничего, в итоге все стало на свои места, и теперь цезий, стронций и плутоний – часть здешней экосистемы, а мы – нет. Мы – туристы.
Дорога

Если вдруг вы так впечатлились прошлыми выпусками про Полесье, что планируете объехать его одним махом, то маршруты отлично стыкуются. Тогда после Ольшан можно посмотреть Туров, а далее – Микашевичи, Мозырь и т.д. Дорожное покрытие не сулит никаких испытаний, а в зоне отчуждения (если вы рискнете на подобную экскурсию) вас будут катать в «буханке» и беспокоиться о дорогах будет тем более ни к чему.
Карта для ориентирования.
Еда

Удобную еду и горячие напитки стоит иметь при себе, но в Турове и Мозыре можно найти прекрасные варианты пообедать, поужинать и позавтракать. В Турове – проверенные кафе «Будзьмо» и ресторан «Бонфесто», в Мозыре – легендарные «Три пескаря», ресторан «ТеремЪ» или, положим, York Рub c «Кокосом». В городе живет больше 100 тысяч человек, поэтому, в общем-то, есть из чего выбирать. Но по той же причине сильно требовательным, наверное, быть не стоит.
Ночлег

Объехать маршрут в 900+ км за день – особенно с экскурсией в ПГРЭЗ – нереально ни в какую пору года. По-хорошему, если вас интересуют все пункты путешествия, то оно займет три дня, и ночевки логичнее всего организовывать в Мозыре и Хойниках.

В Мозыре вполне приятным может быть пребывание в гостинице «Припять» (представьте, что вы командированы на НПЗ, и рискните на люкс), ну или booking.com в помощь. А в Хойниках выбирать особо не из чего: гостиница «Журавинка», в принципе, позволит передохнуть и настроиться на путешествие в зону отчуждения.
В материале использованы архивные фото из с сайтов wikimedia.org, wildlife.by, orda.of.by, radzima.org, onliner.by, planetabelarus.by, lookmytrips.com, yesbelarus.com, sobory.ru, dalina.by, yurovichi.by, turov.by, granit.by и Ales Matsesha.
Перепечатка материалов CityDog.by возможна только с письменного разрешения редакции. Подробности здесь.