«Сравнивать Беларусь со Швецией некорректно». Разбираемся, почему белорусские власти так реагируют на коронавирус и как было бы правильно
В конце марта редакция портала, который в 2021 году был признан беларускими властями экстремистским, обратилась к госорганам с открытым письмом. В нем она требовала давать больше информации о том, что происходит с коронавирусом в Беларуси. С тех пор прошло полгода – и вот как (не) изменилась ситуация.
Как белорусские власти дают статистику о коронавирусе
«Брифинги Минздрава раз в неделю по пятницам – это катастрофически мало для того, чтобы закрыть все вопросы, возникающие у жителей страны, – писали независимые медиа. – Вопросы, которые касаются безопасности, жизни и здоровья граждан. Граждан, которые ходят на выборы, работают на предприятиях и платят налоги. Почти девять с половиной миллионов человек».
После того обращения последняя пресс-конференция Минздрава, когда журналисты могли задать вопросы представителям ведомства, прошла 17 апреля. На последнем публичном мероприятии для прессы – брифинге 24 апреля – журналистам не дали задавать вопросы, а заместитель министра Елена Богдан ограничилась выступлением с небольшим заявлением о том, что ситуация с коронавирусом контролируемая.
После того обращения последняя пресс-конференция Минздрава, когда журналисты могли задать вопросы представителям ведомства, прошла 17 апреля. На последнем публичном мероприятии для прессы – брифинге 24 апреля – журналистам не дали задавать вопросы, а заместитель министра Елена Богдан ограничилась выступлением с небольшим заявлением о том, что ситуация с коронавирусом контролируемая.
Статистика по коронавирусу стала поступать из телеграм-канала Минздрава. Но, чтобы понять ее, журналистам нужно вести свою «бухгалтерию» и самостоятельно подсчитывать ежедневный прирост заболевших и погибших белорусов – сами попробуйте разобраться:
«В Беларуси на 14 октября выздоровели и выписаны 78 тыс. 218 пациентов, у которых ранее был подтвержден диагноз COVID-19. Зарегистрированы 85 тыс. 121 человек с положительным тестом на COVID-19. Всего проведено 2 млн 118 тыс. 816 тестов. За весь период распространения инфекции на территории страны умерли 911 пациентов с рядом хронических заболеваний, с выявленной коронавирусной инфекцией».
85 121 человек
В разделе сайта государственного информационного агентства БЕЛТА про коронавирус недоступна статистика за предыдущие дни, информация о развитии ситуации в динамике, данные по областям, по возрасту заболевших и т.д.
Конечно, говорить о том, что белорусский Минздрав не дает никакой информации о коронавирусе, нельзя. Чиновники постоянно выступают в государственных медиа, однако этой информации явно не хватает. К чему приводит эта нехватка и как ее нужно исправить?
Конечно, говорить о том, что белорусский Минздрав не дает никакой информации о коронавирусе, нельзя. Чиновники постоянно выступают в государственных медиа, однако этой информации явно не хватает. К чему приводит эта нехватка и как ее нужно исправить?
«Государство должно рассматривать нас как партнеров. Но в ответ мы слышим "нет"»
– Как вы расцениваете меры, которые власти Беларуси предприняли во время первой волны коронавируса? Кто-то считает, что они все сделали правильно и сохранили права человека на перемещение.
– Беларусь часто сравнивали со Швецией. Мол, там тоже не был объявлен карантин.
Но Швеция – это пример общества, где есть большое доверие между разными институтами. Это настоящее социальное государство. Там высокие налоги, и они возвращаются людям в виде медицинской помощи и возможности получать образование.
Шведское государство обратилось к гражданам, чтобы они самоизолировались. Университеты перешли на дистанционное обучение. Хоть карантин и не был официально объявлен, люди следовали рекомендациям.
В Беларуси ситуация была иная. Была путаница: то ли коронавирус есть, то ли его нет. Плюс стоит учитывать бедность населения и недостаток информированности.
Сравнения со Швецией некорректны, хотя их часто делают. В Беларуси люди поняли, насколько они оставлены государством. Если бы общество было довольно, то не было бы такой реакции. Ковид стал катализатором того, что происходит сейчас.
С одной стороны, мы видим неспособность государства решать проблемы, а с другой – готовность людей брать ответственность за то, что происходит. И государство тоже не хочет это принимать.
– Беларусь часто сравнивали со Швецией. Мол, там тоже не был объявлен карантин.
Но Швеция – это пример общества, где есть большое доверие между разными институтами. Это настоящее социальное государство. Там высокие налоги, и они возвращаются людям в виде медицинской помощи и возможности получать образование.
Шведское государство обратилось к гражданам, чтобы они самоизолировались. Университеты перешли на дистанционное обучение. Хоть карантин и не был официально объявлен, люди следовали рекомендациям.
В Беларуси ситуация была иная. Была путаница: то ли коронавирус есть, то ли его нет. Плюс стоит учитывать бедность населения и недостаток информированности.
Сравнения со Швецией некорректны, хотя их часто делают. В Беларуси люди поняли, насколько они оставлены государством. Если бы общество было довольно, то не было бы такой реакции. Ковид стал катализатором того, что происходит сейчас.
С одной стороны, мы видим неспособность государства решать проблемы, а с другой – готовность людей брать ответственность за то, что происходит. И государство тоже не хочет это принимать.
Ольга Шпарага
Философка, кандидатка философских наук, руководительница концентрации «Современное общество, этика и политика» в ECLAB . Изучала философию в Беларуси и Германии. Преподавала в ЕГУ в Минске и Вильнюсе
– С самого начала пандемии часть белорусов не поверила государственной статистике по коронавирусу…
– Мне кажется, это объясняется тем, что социальное государство всегда позиционировалось как самое важное достижение, созданное при Лукашенко. И власти всеми силами пытались показать, что с нашим социальным государством все хорошо и система здравоохранения со всем справляется.
Если посмотреть данные ООН, у нас достаточное количество койко-мест. Но мы прекрасно знаем, как у нас обстоят дела с менеджментом в системе здравоохранения. Мне кажется, государство все делало для того, чтобы ценой человеческих жизней защищать миф об одном из лучших социальных государств на постсоветском пространстве – вместо того, чтобы заявить о том, что есть проблемы, и решать их вместе с обществом и мировым сообществом. Так часто происходит и в других сферах: за счет граждан скрывают проблемы.
– Мне кажется, это объясняется тем, что социальное государство всегда позиционировалось как самое важное достижение, созданное при Лукашенко. И власти всеми силами пытались показать, что с нашим социальным государством все хорошо и система здравоохранения со всем справляется.
Если посмотреть данные ООН, у нас достаточное количество койко-мест. Но мы прекрасно знаем, как у нас обстоят дела с менеджментом в системе здравоохранения. Мне кажется, государство все делало для того, чтобы ценой человеческих жизней защищать миф об одном из лучших социальных государств на постсоветском пространстве – вместо того, чтобы заявить о том, что есть проблемы, и решать их вместе с обществом и мировым сообществом. Так часто происходит и в других сферах: за счет граждан скрывают проблемы.
“
«Это время, когда более чем когда-либо правительства должны быть открытыми и прозрачными, отзывчивыми и подотчетными людям, которых они стремятся защитить».
– В других странах проблемы вроде как не замалчивались, но люди все равно были недовольны предпринятыми мерами: комендантский час, запрет на перемещение и прочее воспринималось как нарушение прав человека. Значит ли это, что общество всегда будет считать, что власть не права? Когда получается диалог с властью?
– Да, в разных странах мы видим разную реакцию общества.
В Германии общество раскололось. Кто-то поддерживал политику Меркель, и ее рейтинг вырос в этот период. И только небольшая группа людей с альтернативным мнением стала выходить на митинги протеста.
В любом обществе всегда будут группы, которые не согласны с политикой государства, какая бы политика ни была. Но мне кажется, что есть признанные механизмы того, как строятся доверительные отношения с властями.
– Да, в разных странах мы видим разную реакцию общества.
В Германии общество раскололось. Кто-то поддерживал политику Меркель, и ее рейтинг вырос в этот период. И только небольшая группа людей с альтернативным мнением стала выходить на митинги протеста.
В любом обществе всегда будут группы, которые не согласны с политикой государства, какая бы политика ни была. Но мне кажется, что есть признанные механизмы того, как строятся доверительные отношения с властями.
Во-первых, независимая экспертиза, которая состоит из представителей признанных исследовательских институтов – государственных и негосударственных. Чтобы принять решение о проводимой политике в период COVID-19, Меркель собрала совет, куда входили эпидемиологи, социологи, представители общественных объединений, партий. Такого рода формы коммуникации с обществом играют важную роль.
Во-вторых, важны независимые средства массовой информации, которые пытаются проводить расследования и с разных сторон освещать события.
В-третьих, доверительные отношения выстраиваются через разные институты и автономное принятие решений в университетах и системах здравоохранения. Люди понимают, кто принимает решения, и механизмы их принятия.
Пока в нашем государстве эксперты будут назначенными, пока СМИ с трудом будут доставать информацию, пока врачам под угрозой административной или уголовной ответственности будет запрещено рассказывать правду, люди не будут доверять государству.
Доверие – это сложный механизм, который строится через социальные практики и работу институтов. Причем самых разных: начиная от школы, когда родители могут контролировать и влиять на процессы, и завершая парламентом, когда понятно, что депутаты представляют именно наши интересы.
Во-вторых, важны независимые средства массовой информации, которые пытаются проводить расследования и с разных сторон освещать события.
В-третьих, доверительные отношения выстраиваются через разные институты и автономное принятие решений в университетах и системах здравоохранения. Люди понимают, кто принимает решения, и механизмы их принятия.
Пока в нашем государстве эксперты будут назначенными, пока СМИ с трудом будут доставать информацию, пока врачам под угрозой административной или уголовной ответственности будет запрещено рассказывать правду, люди не будут доверять государству.
Доверие – это сложный механизм, который строится через социальные практики и работу институтов. Причем самых разных: начиная от школы, когда родители могут контролировать и влиять на процессы, и завершая парламентом, когда понятно, что депутаты представляют именно наши интересы.
– Недавно ООН опубликовала статистику смертности в Беларуси: по сравнению с прошлым годом во втором квартале 2020-го количество смертей в нашей стране увеличилось на 5605 случаев. Но узнали мы это не от государственных институций…
– Нужен ряд позитивных мер для того, чтобы вернуть доверие граждан к государству: это и независимые исследования, и свобода СМИ. К тому же у нас огромная проблема с уважительным отношением государства к гражданам. Сложно представить, что эти люди способны к другому отношению к нам. При этом сами люди демонстрируют уважительное отношение друг к другу.
У государства аргумент, что будет паника. Получается, публикация таких данных должна сопровождаться мерами, которые государство должно предпринять. Если государство не может этого сделать, то нужно привлечь общество и обратиться к международным организациям.
Чтобы предотвратить панику, государству нужно признать, что оно где-то не справляется. В других странах ввели карантин, потому что было опасение, что медицинские учреждения не будут справляться. И карантин работал не только потому, что государство объявило его, но и потому, что люди взяли на себя ответственность.
У нас же не объявлялся карантин. Есть какие-то институты, где самоизоляция не принесет сложностей. Ситуация показала, готовы ли университеты перейти на дистанционное обучение. В школах стало заметно цифровое неравенство. У многих детей и учителей нет доступа к компьютерам. Надо признаться, что есть проблемы, и искать способы решения. Это касается не только системы здравоохранения, но и других институтов и их поведения.
– Если государство признает, что оно было неправо, то люди наверняка сами смогут купить всю необходимую технику для школ, потому что у нас уже есть опыт помощи друг другу. Но согласится ли власть на это?
– Люди могут это сделать, но задачи более широкие. Это проще сделать в Минске, но сложнее – в сельской местности. Для этого нужна дополнительная помощь. В этом функция государства – помогать социальным группам, которые не могут сами о себе позаботиться. Государство должно рассматривать нас как партнеров. И граждане об этом говорят. Но в ответ мы слышим: «Нет».
– Нужен ряд позитивных мер для того, чтобы вернуть доверие граждан к государству: это и независимые исследования, и свобода СМИ. К тому же у нас огромная проблема с уважительным отношением государства к гражданам. Сложно представить, что эти люди способны к другому отношению к нам. При этом сами люди демонстрируют уважительное отношение друг к другу.
У государства аргумент, что будет паника. Получается, публикация таких данных должна сопровождаться мерами, которые государство должно предпринять. Если государство не может этого сделать, то нужно привлечь общество и обратиться к международным организациям.
Чтобы предотвратить панику, государству нужно признать, что оно где-то не справляется. В других странах ввели карантин, потому что было опасение, что медицинские учреждения не будут справляться. И карантин работал не только потому, что государство объявило его, но и потому, что люди взяли на себя ответственность.
У нас же не объявлялся карантин. Есть какие-то институты, где самоизоляция не принесет сложностей. Ситуация показала, готовы ли университеты перейти на дистанционное обучение. В школах стало заметно цифровое неравенство. У многих детей и учителей нет доступа к компьютерам. Надо признаться, что есть проблемы, и искать способы решения. Это касается не только системы здравоохранения, но и других институтов и их поведения.
– Если государство признает, что оно было неправо, то люди наверняка сами смогут купить всю необходимую технику для школ, потому что у нас уже есть опыт помощи друг другу. Но согласится ли власть на это?
– Люди могут это сделать, но задачи более широкие. Это проще сделать в Минске, но сложнее – в сельской местности. Для этого нужна дополнительная помощь. В этом функция государства – помогать социальным группам, которые не могут сами о себе позаботиться. Государство должно рассматривать нас как партнеров. И граждане об этом говорят. Но в ответ мы слышим: «Нет».
«Фактычна ўсё, што мы ведаем пра каранавірус, мы не можам ніяк пацвердзіць»
– Праблемы са свабодай слова ў сувязі з каранавірусам можна падзяліць на некалькі груп.
Першае – доступ да інфармацыі. Недзяржаўныя і нават дзяржаўныя медыя засталіся адрэзанымі ад рэальнай карціны па каранавірусе. То бок журналісты не маюць карціны і не могуць правяраць інфармацыю. Міністэрствы і ведамствы адмаўляюцца даваць каментарыі.
Напрыклад, у Бабруйскі сайт прымусілі выдаліць інтэрв'ю з медсястрой. Слонімская газета не атрымлівае даныя. У Брэсце былі праблемы з доступам да інфармацыі. Такіх выпадкаў вельмі і вельмі шмат. Усё, што мы ведаем, мы збіраем у адмысловай рубрыцы на сайце БАЖ.
Другое – выданні вельмі абмежаваны ў тым, што яны могуць апублікаваць. У нас быў кейс у Лунінцы: сайт «Медыя-Палессе» аштрафавалі за распаўсюд неправеранай інфармацыі. На сайце 15 хвілін правісела інфармацыя ад доктара пра смерць пацыента, а насамрэч гэты ўрач памыліўся.
Дзяржаўныя ведамствы не давалі інфармацыі і ніяк не каменціравалі, таму выданне напісала са спасылкай на гэтага доктара пра смерць. Потым, канешне, яны змянілі інфармацыю і папрасілі прабачэння і ў самога чалавека, які быў названы памерлым. У яго ніякіх прэтэнзій няма. Мала таго, ён нават удзячны журналістам, што ўзнялі трывогу, і яго перавялі ў абласны швіталь. Але само выданне адразу ж трапіла пад рэпрэсіі —спачатку сайту далі папярэджанне, а потым аштрафавалі за распаўсюд інфармацыі, якая нясе пагрозу нацыянальнай бяспецы.
Першае – доступ да інфармацыі. Недзяржаўныя і нават дзяржаўныя медыя засталіся адрэзанымі ад рэальнай карціны па каранавірусе. То бок журналісты не маюць карціны і не могуць правяраць інфармацыю. Міністэрствы і ведамствы адмаўляюцца даваць каментарыі.
Напрыклад, у Бабруйскі сайт прымусілі выдаліць інтэрв'ю з медсястрой. Слонімская газета не атрымлівае даныя. У Брэсце былі праблемы з доступам да інфармацыі. Такіх выпадкаў вельмі і вельмі шмат. Усё, што мы ведаем, мы збіраем у адмысловай рубрыцы на сайце БАЖ.
Другое – выданні вельмі абмежаваны ў тым, што яны могуць апублікаваць. У нас быў кейс у Лунінцы: сайт «Медыя-Палессе» аштрафавалі за распаўсюд неправеранай інфармацыі. На сайце 15 хвілін правісела інфармацыя ад доктара пра смерць пацыента, а насамрэч гэты ўрач памыліўся.
Дзяржаўныя ведамствы не давалі інфармацыі і ніяк не каменціравалі, таму выданне напісала са спасылкай на гэтага доктара пра смерць. Потым, канешне, яны змянілі інфармацыю і папрасілі прабачэння і ў самога чалавека, які быў названы памерлым. У яго ніякіх прэтэнзій няма. Мала таго, ён нават удзячны журналістам, што ўзнялі трывогу, і яго перавялі ў абласны швіталь. Але само выданне адразу ж трапіла пад рэпрэсіі —спачатку сайту далі папярэджанне, а потым аштрафавалі за распаўсюд інфармацыі, якая нясе пагрозу нацыянальнай бяспецы.
Барыс Гарэцкі
Намеснік старшыні Беларускай асацыяцыі журналістаў
Шмат якую інфармацыю, што атрымліваюць журналісты, проста няма ніякай магчымасці пацвердзіць ці абвергнуць. Напрыклад, чытач звяртаецца і нешта расказвае, але гэта можна публікаваць толькі на свой страх і рызыку. І дзяржава даволі пільна сочыць за тым, каб хтосьці не выйшаў за тыя ці іншыя рамкі.
Журналісты не могуць праверыць інфармацыю, бо яны звяртаюцца да дактароў ці Міністэрства здароўя, а там ім нічога не кажуць. Напрыклад, умоўнае слонімскае медыя звяртаецца па інфармацыю ў Слоніме, а ім кажуць: «Звяртайцеся ў Мінск, бо на месцы мы нічога не даём». А ў Мінску ў прэс-службе Міністэрства аховы здароўя таксама не даюць ніякай інфармацыі.
Мінздраў спачатку проста не адказваў на звароты журналістаў. Калі быў выпадак смерці ў Віцебску, журналістка «Нашай Нівы» цэлы дзень спрабавала атрымаць каментарый ад Мінздрава, але так і не атрымала.
Трэцяя праблема – страх саміх крыніц інфармацыі. Доктарку з Віцебска выклікалі ў пракуратуру, у Лідзе чалавека звольнілі. Усе дактары самі баяцца дзяліцца інфармацыяй. Гэта глабальная праблема ў сферы інфармацыі, калі людзям забараняюць распаўсюджваць праўду. Афіцыйна медыкі не возьмуць на сабе распаўсюд інфармацыі.
Журналісты не могуць праверыць інфармацыю, бо яны звяртаюцца да дактароў ці Міністэрства здароўя, а там ім нічога не кажуць. Напрыклад, умоўнае слонімскае медыя звяртаецца па інфармацыю ў Слоніме, а ім кажуць: «Звяртайцеся ў Мінск, бо на месцы мы нічога не даём». А ў Мінску ў прэс-службе Міністэрства аховы здароўя таксама не даюць ніякай інфармацыі.
Мінздраў спачатку проста не адказваў на звароты журналістаў. Калі быў выпадак смерці ў Віцебску, журналістка «Нашай Нівы» цэлы дзень спрабавала атрымаць каментарый ад Мінздрава, але так і не атрымала.
Трэцяя праблема – страх саміх крыніц інфармацыі. Доктарку з Віцебска выклікалі ў пракуратуру, у Лідзе чалавека звольнілі. Усе дактары самі баяцца дзяліцца інфармацыяй. Гэта глабальная праблема ў сферы інфармацыі, калі людзям забараняюць распаўсюджваць праўду. Афіцыйна медыкі не возьмуць на сабе распаўсюд інфармацыі.
У рэйтынгу свабоды слова па выніках аналізу арганізацыі «Рэпарцёры без межаў» Беларусь знаходзіцца на 153-м месцы.
153 месца
Многія крытыкуюць гэты рэйтынг, але, на мой погляд, ён добра паказвае сітуацыю ў краіне. Па шэрагу накірункаў ёсць праблемы са свабодай слова. Журналістаў не пускаюць, затрымліваюць, пагражаюць. Інтэрнэт блакіруюць – гэта таксама абмежаванне свабоды слова.
